Наступала новая эра. Не нужно было более разделять музыку на «для дискотеки» и «для себя». Модерн Талкин был поставлен на полку рядом с «Валенками». Не нужно было перерывать помойку советской эстрады в поисках не вызывающего омерзения. Ветер перемен ещё не подул. Его слабое дыхание уже начинало пробовать устои застоя на прочность, но до сильных порывов было ещё далеко. Страна даже близко не пыталась представить, какой шанс ей будет дан, не говоря уже о том, что никому и в страшном кошмаре не могло присниться, как позорно и преступно мы его прохлопаем, поменяв все идеалы и остатки разума на дешёвые, но личные блага и фактически превратившись в управляемый скот.
В личном плане Андрюха никем не загорался. Были кандидатки, готовые всей душой стать спутницами, но ответного огня не зажигали, и ничего, кроме вины и неловкости, из этого не получалось. Лишний раз почувствовать себя придурком было уже не такой большой проблемой, но вот горечь от осознания того, что не проявились ответные чувства, напрягала. Утешало только то, что, по мнению Андрюхи, они просто не понимали, от какого идиота их отвела судьба, и не знали, что надо только радоваться. Ну а вот на нестандартные, сложно завязанные истории тянуло – как муху на мёд. Если уж ляжет душа к кому, то возникает минимум четырёхугольник. А навязывать себя и пытаться хоть намекать на то, что он лучше кого-то, было неприемлемо на подсознательном уровне, и блокировка стояла железная. Хотя, даже заведомо зная никакой исход истории, было в кайф пообщаться и дать волю чувствам. Так и получилось с Ольгой – лаборанткой со второй кафедры. Подробности раскрывать не хочется и через много лет, так как замешаны третьи лица, но в целом было прикольно и вспоминать интересно. Ну а небольшое место в душе у Андрюхи для неё нашлось, и он надеялся, что у неё всё распуталось и сложилось как надо.
На четвёртом курсе считалось уже жизненно необходимым прививать командные навыки будущим офицерам. Многие курсанты, а не сержанты, уже ходили дежурными по курсу. Для сержантов находились более важные мероприятия. Бабков послал Андрюху начальником внутреннего караула с личным составом второго курса своего же факультета. Со знанием устава караульной службы у Андрюхи не было проблем. А вот с практической организацией всех правил, разработанных для этого караула, были проблемы. Если более конкретно, то они были и теоретически невыполнимы. «Внутренний караул» – это охрана внутренних объектов училища. А там было что охранять: от просто материального имущества до боеприпасов, оружия и секретной учебной техники. Если с наиболее важными объектами вопросов практически не возникало, то со складами МТО и их заведующими-прапорщиками был полный недодум. А может, и умышленный.
Андрюха прибыл на второй курс, проверил личный состав, проконтролировал получение оружия и патронов, выборочно знание устава караульной службы и убыл с заступающим караулом на приём объектов. Всё вроде шло без эксцессов. Но теоретически проблемы уже были обнаружены. Так, в обязанностях помначкара и разводящего было прописано, что при приёмке складов на каждый из них разводящий или помначкара должен был прибыть лично, проверить объект внешне, проверить состояние печати и только потом принять объект у прапорщика и расписаться.
Всё бы было ничего, если бы все прапорщики разом опломбировали свои склады и строем прибыли в караулку их сдавать, а потом помначкара тем же строем повёл бы их осматривать печати. Но в мозгу самого смелого фантаста не возникло бы то, что было прописано в инструкциях для караула.
Самый раздолбайский, ушло-хитрый зверь прапорщик, если бы их сослать в одно место и поручить создать там государство, превратился бы в еврея в десятой степени. Ушлый зверь прапорщик, традиционно срываясь домой, когда ему вздумается и абсолютно вразброд, чётко осознавая, что у помначкара и разводящего нет абсолютно никакой возможности бегать с каждым из них по отдельности на склад и проверять печать, разыгрывал такую сцену и с таким откровенным удивлением по поводу того, что слышит об этом в первый раз, что караулка превращалась в осаждённую обманутыми дольщиками контору застройщика, не меньше. И у каждого прапорщика, если не рожала жена, то под дверью сидели голодные и обоссаные дети. Вспоминая об этом через много лет,
Андрюха сожалел, что по уму нужно было приказать помначкару и разводящему приставлять к башке особо крикливым ствол и гнать их бегом к своим складам. Но после того, как помначкар и разводящий сбегали на десяток первых складов без вопящих прапорщиков, они поставили начальника караула перед проблемой: что делать? Брать на себя ответственность и халтурить они ещё не умели. И уж сильно боялись своего начальника курса. И ответственность взял на себя начальник караула.
Дабы не допустить в училище митинг обиженных прапорщиков, он разрешил помначкару и разводящему принимать склады без осмотра у группы прапорщиков, но потом пулей лететь на пачку принятых объектов проверять сигнализацию и печати. Прапорщики же были заверены, что при любой обнаруженной проблеме они будут извлечены немедленно из любой дыры и доставлены на склад. Но для прапорщиков данный цирк явно был повседневным, они без раздумий соглашались и уматывали полу бегом через КПП. Схема эта была, правда, запрещена для ответственных за важные объекты с оружием и техникой, да и сами эти прапорщики не бузили, оказались привычными, и некоторые даже прогуливались с разводящим до объекта.
В процессе всего этого дурдома караул и пришёл проверять начальник второго курса. Юридически Андрюха даже мог бы его и не допустить до этого, но выглядело бы это очень подозрительно. Поначалу, не вникая в суть происходящего, он проконтролировал порядок в караулке, понаблюдал за действиями заступающей смены часовых и разводящего, а когда перед ним нарисовалась схема приёмки объектов у прапорщиков, приготовился устроить грандиозный разнос прямо на месте. Но когда он с шумом наехал на разводящего и стал кричать «кто приказал так делать», явно намереваясь переключиться на помначкара, Андрюха возник перед ним и заявил, что так приказал делать он, а его курсанты тут ни при чём. К чести начальника курса, его замешательство длилось не долее пары секунд, попытка разноса резко прекратилась, и ни одного дальнейшего слова по его поводу дальше не прозвучало. Андрюха понял, что дальнейшее разбирательство будет на уровне Бабкова, и приготовился к очередному расстрелу. Но его по каким-то причинам так и не последовало. Может, начальник курса оказался ещё правильнее, чем ожидал Андрюха, и оценил Андрюхину готовность взять всю вину на себя. А скорее всего, эта ситуация с дурдомом в организации внутреннего караула была известна давно.
Из учебных дисциплин оставались в основном прикладные. Было интересно, кому это в принципе могло быть интересно. Но впереди ещё ждали и явления в стиле научного коммунизма. И задвинуть его нельзя было, так как по нему будет сдаваться госэкзамен. В голове подобная хрень у Андрюхи никак не могла зацепиться и осесть в памяти. Основной задачей курса оставалась сдача проверки по физподготовке, и когда она была сдана, ощущение расслабления после сделанного труднейшего дела захлестнуло всех.
Страна находилась в непонятном состоянии остывания былых идей и в ожидании грандиозных новых. «Гроза Американского Империализма» были далеко от всего этого. Решаемых повседневных задач хватало. Но при всём этом ещё находили время погонять в футбол перед ужином, кто не свалил в увольнение. Иногда происходили стычки с недолюбливавшими курсантов адыгейцами. Те даже иногда подкарауливали возвращающихся из увала поодиночке. После этого остатки курса могли сорваться через забор в поисках врага, но, как правило, враг успевал исчезнуть.
Нелёгкий учебный год подходил к концу. И перед самым отпуском намечались две грандиозные свадьбы в одном кабаке. Женились сразу Левик и Шикунов. Народ был отпущен в отпуск. Андрюха за какие-то очередные залёты этого права был лишён. Саныч даже не хотел отпускать его на свадьбу. Но активисты поднажали, и Бабков выписал увольнительную. Но сделал он это зря. Уж больно грандиозным был размах мероприятия, и сочетался он с тяжёлым Андрюхиным настроением. Это могло означать только одно – после перебора с алкоголем Андрюха стал буйным. В этот раз чужих полковников искать не было надобности. Еле стоявший на ногах Андрюха рвался выяснять отношения с Бабковым. Его держали все дружно, он вырывался и грохнулся. Подняв глаза, находясь в горизонтальном положении, Андрюха увидел одну из самых страшных картин в своей жизни, которая впоследствии внесёт свой положительный вклад в дело превращения Андрюхи в активного борца с алкоголем и абсолютного трезвенника. Перед ним стоял Дед. Алексей Алексеевич Кадочников на дух не переносил даже запаха спиртного. Дискредитация состоялась полная. Именно врезавшийся в память взгляд Деда будет возникать в мозгу первым в процессе завтрашнего пробуждения, и это будет тяжелее, чем быть раздавленным падающим небом. Пока же принятая доза не могла быть обезврежена ничем в природе, Андрюха вроде добрался до Саныча и наорал на него сполна, хорошо, что держали.
