Пока же до появления соцсетей оставались ещё десятилетия. Восемь утра, отведённое на философию время закончилось, захотелось есть и спать, и Андрюха пошёл будить родителей.
Несколько дней ушло на отсыпание и поход по близ живущим друзьям. Какое-то волнение не давало сразу сорваться к Татьяне. Андрюха так за много лет и не понял – что это было? Слишком идеальной она казалась для него? Нет, не слишком правильной и непреступной, а именно той, кому он подсознательно боялся навредить, не оправдать её надежды и представления о нём? Преодолев непонятный психологический барьер, он появился у неё. Это была всё та же Татьяна, казалось, ждавшая его, обрадованная, но с той же привычкой сдерживать эмоции. И лучший отпуск начался. Походы по дискотекам, встречи с друзьями, хождение пешком через весь город вдвоём – всё было в кайф. Татьянин кассетник с любимым «Плотом» Лозы у неё дома в ожидании, пока она соберётся. Лето бушевало яркими красками августа, не такого жаркого, как в Краснодаре, но, казалось, более зелёного и весёлого. Бесконечный Модерн Талкинг гремел со всех сторон.
Как-то пересеклись со школьным преподавателем физкультуры. В десятом классе, когда Вова уехал в Питер, Андрюха продолжал подрабатывать на ведущей дискотеке района и вести дискотеки в школе. В те времена дискотеки ещё не были той вакханалией, в которую они превратились в конце девяностых. Перегибы были, в том числе и с горячительным для храбрости. Но в целом всё всегда было безобидно, разве что драки иногда на улице.
Юрий Николаевич предложил ещё подзаработать на проведении свадеб. Часть аппаратуры была личного Андрюхиного производства: усилитель по схеме Шушурина, мощная цветомузыка на электровозных симисторах и личные магнитофоны. Акустику и свет частично заимствовали в школе, частично – у друзей в ДК. Тогда было принято помогать друг другу. Андрюха ещё собственноручно слепил зеркальный шарик на моторчике, который потом грохнулся с потолка – хорошо во время застолья, а не танцев – приведя в восторг уже изрядно подпитую публику.
У Юрия Николаевича был свой жигуль. И это по тем временам было очень круто. И вот, повстречавшись в первом отпуске, он предложил Андрюхе не подработку, а просто выезд на природу с ночёвкой и подругами в пойму Десны под Выгоничами, где у него есть шикарное место для этого. Татьяна согласилась и в назначенный день приехала к Андрюхиным родителям. У того, как всегда, на ходу были какие-то незавершённые дела, за что в упрёк прозвучало «копуха»!
Пока же летний августовский день приближался к обеду, и жигуль Юрия Николаевича мчал их на природу в окрестности Брянска. Десна перед Выгоничами уходила на километры от трасс, да на которых ещё и не было столько машин. Заливные луга по обе стороны грунтовки уже начали принимать желтоватый оттенок, но уходили вдаль всё ещё преобладающим и умиротворяющим зелёным. Война в голове затаилась, счастье на короткие часы вырвало у проблем руль и ударило по тормозам в попытке остановить свои мгновения. Скошенная трава уложена в стога с месяц до этого, и у одного такого остановились.
Вода в Десне в конце августа редко располагала к купанию, но по этому поводу переживать не приходилось. Немного неудачной рыбалки – и волевым решением Юрия Николаевича на костре жарилась не пойманная рыба, а сало. Музыкальные вкусы Андрюхи и Николаевича не совпадали, но если на свадьбах и дискотеках им удавалось сочетать разные репертуары, то теперь звучал только репертуар хозяина машины и магнитолы. Это значит – всё русское. Саруханыч только начинал в составе Круга, и почему-то им запомнились наиболее грустные их песни: «а может, теперь не ясно, что слёзы теперь напрасны…», «ты сказала “поверь”…» и, конечно же, «и я тогда зову гостей», исполнением которой потом вынимал Андрюхину душу Ефим.
Порезвившись как дети с забиранием на стог и скатыванием с него, послушав профессионального качества рассказы Николаича о событиях совместного творчества на свадьбах, всех сопутствующих конфузах, которых, кроме упавшего шарика, было достаточно, и других ярких воспоминаниях, даже не заметили, как день стал клониться к закату. Закат собирался быть безоблачным и ярко-красным. Наступало то время суток, которое в большинстве ситуаций вводило Андрюху в непреодолимую тоску.
Этот закат будет пытать его всю жизнь. И как ни сильна временами бывает эта тоска, но закат всегда будет тянуть его проводить. Единственное лекарство от этой тоски на закате – быть не одному, а с теми, кто тебе наиболее близок в этой жизни. Но с годами и этот метод начинает работать всё хуже, а иногда и совсем сбоить. Проблема в том, что всё больше близких людей уже не только отсутствуют, а в принципе не могут быть рядом. Очень чётко описал ситуацию Кипеловский «Закат»: «Мне не вернуть назад светлую птицу печали…»
Провожая закат через 35 лет в Тихом океане в одиночестве, хоть и в тропическом раю, после рассказов Джилл, которая на короткое время стала членом команды, о которой он мечтал всю жизнь, Андрюха думал, что этот закат, кажется, собрал все тысячи предыдущих, и именно здесь, за десятки тысяч километров от родины, и старался измываться над душой всеми силами. Только вот и душа была уже закалена и следовала примеру Джилл, встречавшей последние 25 лет этот закат в одиночестве на Сайпане и непременно со светлой улыбкой.
В тот августовский вечер у тоски не было особых шансов, но она всё-таки намекнула о том, что не всё в будущем у этих двоих сложится весело, особенно у неё. Андрюха лишь упомянул о том, что ему всегда грустно на закате. Татьяна нехотя, но согласилась. К счастью, закат, когда бывает грустным, длится недолго, и подлая тоска в панике убегает с последними лучами даже не зари, а самого солнца, уступая в большинстве случаев насыщенным планам на вечер, фыркнув на прощание, что не время размазывать сопли.
В 18 лет взгляды на жизнь ещё формировались. И в те времена они формировались не в атмосфере тотального лицемерия и разврата. Да и эти двое были, наверно, соответствующего воспитания. Юрий Николаевич всегда был противником алкоголя, и в тот вечер про эту гадость никто и не вспомнил. Попытки Николаевича накормить их салом с луком также остались безуспешными. Ночь у костра, немного сна, утренняя заря, рассвет в раю – всё без исключения «в кайф». Но неминуемый близкий отъезд уже ощутимо давил на психику. Сутки вдвоём сильно усугубили переживания по данному поводу. Возвращение в реальность будет тяжёлым.
Татьяна так ни разу и не пришла провожать его. Наверно, стеснялась, а может, он и не совсем явно спрашивал об этом, но в душе ждал точно. Проводник закрывает лестницу, поезд отправляется, на перроне остаются родители, взгляд обязательно скользнёт по всему перрону, тщательно сканируя людей.
Летний Брянск и всё, что в нём осталось, плавно погружается обратно в сон, и светлая надежда на то, что он повторится, как белая птица выбирает место в душе, куда ей опуститься.
Краткая остановка на Втором Брянске. Здесь чуть более года назад он бросил письмо прохожему для родителей. Опять эта убегающая вдоль путей дорожка, как символ потерянной свободы, и душа так рвётся просто идти по ней в светлое куда-нибудь вместо ехать в суровое бабковское царство.
Новое белое расписание новой белой бетонной плитой из всех своих более 180 клеток легло на мечты о потерянной свободе. Сознание упорно не хотело принимать то, что ещё вчера или несколько дней назад не было казармы, а был дом, Десна, Татьяна, в голове всё ещё звучал Модерн Талкин, сияли огни дискотек, и завораживала безмятежность тёплых вечеров вдвоём. Ещё несколько дней назад это всё не имело той умопомрачительной ценности, которую приобрело сейчас, и воспринималось – нет, не обыденно, но как естественное и не уходящее. Всё оборвалось, растаяло в предрассветном тумане, и действительность после пробуждения ударила обухом по голове.
Мир схлопнулся до размеров казармы. Только доктор Бабков был уже рядом и не оставлял вариантов избежать терапии выбиванием соплей и грёз о потерянной юности свежевыжатым утренним дурдомом, плавно переходящим в постановки задач, разборы полётов и разносы нарядов. Терапии, которая должна была научить держать удары посильнее, чем отрыв от юбок и мамкиных пирогов, и отвечать башкой за каждое наступание в дерьмо самим и подчинёнными, которое по жизни готовилось случаться очень часто.
