– Не прикидывайся! Все равно не похоже, – раздраженно сказал Чаушин и развернулся туда, где, как казалось, находится источник звука. – Скажи, где мы вообще?

– В темноте мы. Сам-то не видишь разве?

– Пользы от тебя ноль… в этом ты и правда похож на мой внутренний голос.

Чаушин аккуратно зашагал, водя руками перед собой. Если в этой темноте и есть какие-то препятствия, лучше нащупать их руками, чем головой.

– Куда ты собрался?

– А куда обычно пытаются выйти из темноты?

– Разные есть варианты. Все зависит от того, что это за темнота. Если ты в кроличьей норе, дело не так уж плохо, а если в желудке удава – считай, все пропало. Когда оттуда выберешься, сам себя не узнаешь, потому что…

– Конкретно это что за темнота?! – закипал от нетерпения Чаушин.

– Конкретно это – кромешная темнота.

– Какой же ты нудный. Столько слов, и все ни о чем.

– А вот это было обидно, – пробурчал голос.

– Ну извини, – Чаушин ускорил шаг.

– Решил сбежать от внутреннего голоса?

– Не надоело придуриваться? Я скорее поверю, что ты – лесная фея, чем мой внутренний голос.

– Ладно, раскусил, – голос очень неискренне изобразил досаду, – я – лесная фея.

– Болтун ты, каких еще поискать, а не лесная фея, – глубокий и громкий бас раздался из-за левого плеча Чаушина.

Сын гадюки резко повернулся и увидел перед собой бизона: мускулистого, с шелковистой шерстью, от которой во все стороны исходило золотое свечение. В свете его шерсти стали видны очертания загадочного собеседника, который представлялся то внутренним голосом, то лесной феей. Это был жук-носорог размером с бизонью голову. Жук махал крыльями очень быстро, но на удивление бесшумно.

– Китл, – обратился бизон к жуку, – Аскук сказал тебе встретить его сына и проводить к нему. А ты что за спектакль устроил?

– Кезер, это же первый визит Чаушина в Междумирье, – с виноватым видом стал оправдываться Китл, – хотелось как-то его подготовить морально, прежде чем шокировать фактами.

– Аскук?! – оживился Чаушин. – Так вы знаете моего отца?

– Мы с ним лучшие друзья! – гордо заявил гигантский жук.

– Опять врет, – бизон посмотрел на Китла с укоризной.

– Зато было весело, правда ведь? – жук подмигнул Сыну гадюки.

Чаушин стоял молча и переваривал полученную информацию.

– Нет у нас времени с лесными феями болтать, – бизон ухмыльнулся, затем резко скомандовал Чаушину: – запрыгивай мне на спину! Пока сам отсюда выберешься, пройдет целая вечность.

Голос бизона был таким уверенным, что допрашивать и препираться с ним, как с Китлом, у Чаушина не было никакого желания. Он ловко вскарабкался на спину здоровяка.

– Без обид? – немного стесняясь, спросил Китл Чаушина, – и это… не говори отцу про лесную фею, пожалуйста.

– Я уверен, когда Аскук встретит сына, ты будешь последним, о ком он спросит, – усмехнулся Кезер и ринулся вперед, мимо болтливого жука.

Чаушин крепко вцепился руками в шкуру бизона. Скорость была такая, что, казалось, волосы с головы юноши вот-вот начнут отрываться.

– Раз мы в Междумирье, это означает, что я умер? – задал вопрос Чаушин, пытаясь обрести хоть какое-то понимание происходящего.

– Пока не умер, но выбраться отсюда живым у тебя очень маленькие шансы…

– Лучше бы ты умер! – вдруг оживилась проекция Тэхи после долгого молчания.

– Ты похож на чучело! – забрюзжала Онита на мужа.

– Чучело, которое уважает карточный долг! – гордо ответил супруг Ониты, Крут.

Для Уомбли эти двое были духами-наставниками, хотя, посмотрев на них, вряд ли кто-то предположил бы подобное. Говоря о духах-наставниках, мало кто мог бы представить себе двух огромных зеленых жаб, стоящих на задних лапах посреди комнаты и препирающихся друг с другом. Грушевидное туловище одной из них комично обтянуто красным платьем в белый горошек, на голову напялен рыжий парик в кудряшках, а губы накрашены ярко-красным цветом. Видя своего мужа в таком наряде, Онита металась от насмешек к негодованию, затем испытывала стыд перед гостем из Мира живых и вновь возвращалась к насмешкам.

– Кстати, он считает себя непревзойденным игроком в покер, – как бы невзначай обмолвилась Онита, взглянув на Уомбли. Затем подошла к камину, взяла половник в липкую лапу и стала перемешивать варево в котле, что был подвешен над огнем.

– Я и есть непревзойденный игрок, – Крут вытянулся в полный рост и раздул щеки до предела, демонстрируя гордость.

– Почему тогда Кезер и Китл постоянно выигрывают?

– Хорошего игрока определяет не количество побед, а итоговый результат. Это тактические поражения. Я усыпляю их бдительность, проигрывая по мелочи. Когда ставки будут по-настоящему высоки, обдеру их, как липок.

– Тактическое поражение? – многозначительно переспросила Онита. – Хорошая отговорка! Нужно будет запомнить. Тактическое поражение…

– Да, именно так! Вот увидишь!

Старый шаман был частым гостем в маленьком доме Крута и Ониты. За окном всегда царила полночь, а воздух был до невозможности сырым из-за раскинувшегося вокруг болота. В центре болота расположился небольшой островок, почти полностью занятый стволом и корнями старого дуба. Небольшая деревянная лесенка у подножья дуба вела вверх, в гущу кроны, где находилась едва заметная хижина Крута и Ониты. Несмотря на мрачное окружение, внутри домик выглядел весьма уютно. Теплую и сухую комнату заполнял треск горящей в камине древесины. Это был поистине волшебный звук, когда его не заглушали перепалки духов-наставников. К большому сожалению Уомбли, возможность расслышать этот волшебный звук выпадала крайне редко.

– Вопрос чисто из любопытства, – вмешался шаман. – Был в вашей жизни хотя бы один день, когда вы не пилили друг друга?

– Был… много лет назад, – Онита говорила медленно, извлекая из памяти осколки воспоминаний. – Крут вернулся с очередной игры расслабленный и умиротворенный. По-моему, это был тот единственный раз, когда ему удалось выиграть турнир по покеру.

Онита жестом пригласила Уомбли подойти к подвешенному в камине котлу с похлебкой. Немного помешав бульон огромной ложкой, супруга Крута указала взглядом вглубь кипящей жижи. Среди всплывающих пузырьков Уомбли начал различать силуэты двух гигантских жаб.

Уомбли смотрел вглубь кипящей похлебки и видел там то, чего никогда не происходило вживую: его духи-покровители молчали и выглядели счастливыми. Крут подошел к своей супруге и вручил ей цветок болотной лилии с фиолетовыми лепестками. Затем взял ее ладонь в свою и повел на улицу. Жабы вальсировали под полной луной. Лицо Ониты озаряла счастливая улыбка, иногда искажаемая пузырьками, всплывающими на поверхность воды в котле.

Каждый раз к приходу старика Онита варила эту похлебку, и Уомбли в ужасе наблюдал за процессом приготовления. В котел летели пиявки, тина, камыши и прочая болотная дрянь, но в итоге варево получалось на удивление вкусным. Таким вкусным, что было невозможно оторваться, несмотря на отвратительные ингредиенты, которые в нем плавали. Теперь ему стало понятно, в чем секрет удивительного вкуса фирменного блюда Ониты: похлебка приправлена чудесными воспоминаниями об одном-единственном дне их супружеской жизни, когда Онита чувствовала себя счастливой.

– В тот день я не выиграл… – неловко пояснил ситуацию Крут.

Онита с немым вопросом на лице уставилась на мужа.

– Что? – спросил Крут, надеясь на ответ «ничего», после которого дальше можно не объяснять, но супруга молчала, и пришлось говорить. – Да, таким был мой карточный долг – вести себя романтично.

Бульон тут же помутнел и начал источать неприятный запах. Блюдо, очевидно, было испорчено. Уомбли отошел от камина, сел за стол.

– Карточный долг? – возмутилась Онита.

– Просто не хочу, чтобы между нами оставались секреты.

– Это так мило… – фальшиво улыбнулась она.

– На самом деле не мило, да? – шепотом спросил Крут у Уомбли, явно сомневаясь, что верно понял супругу.