– Угу, – промычал старый шаман, кивнул и отправился к столу в центре комнаты.

Уомбли старался не участвовать в странных драмах своих духов-покровителей. За долгие годы он выучил повторяющийся из раза в раз сценарий. Сейчас Онита заявит, что если бы Крут хотел ей счастья, хотя бы попытался унять свое пристрастие к покеру. Крут парирует тем, что если бы Онита желала счастья ему, позволила бы наслаждаться игрой, не требуя переделывать себя под ее представления о хорошем муже. Получится, что любое недовольство второй половиной – это всегда проблема первой половины, и обсуждать тут вообще нечего: спор зайдет в метафизический тупик.

Старый шаман знал, что когда Крут и Онита в очередной раз выговорят друг другу все накопившиеся обиды и претензии, речь пойдет о самом главном – зачем они пригласили Уомбли к себе сегодня. Несмотря на нелепые споры, когда духи-покровители начинали говорить по делу, слова их становились бесценны.

Это они когда-то поведали шаману, в чем настоящая причина Трехдневной войны и как разрешить недопонимания двух племен. Они же решали, сколько клыков аллигатора должно быть на ожерелье, что Уомбли вручал будущим мужчинам в день их многолетия. Конечно, духи-покровители не знали ответов на все вопросы, но то, в чем Крут и Онита были уверены, сомнению со стороны Уомбли не подвергалось никогда.

Родное для Крута и Ониты Болото вечной полночи, на котором стояло старое дерево с их домом, находилось где-то в Междумирье. В Междумирье все находится «где-то», иначе не сказать. Оно населено духами, самыми разными. Некоторые покровительствуют отдельным людям или зверям, иные предпочитают оставаться в стороне и ни во что не вмешиваться.

Междумирье – особое измерение, в которое попадают души умерших людей, когда их тело умирает. Душа умершего человека, оказавшись здесь, должна пройти путь освобождения от всех связей с Миром живых, смириться с окончанием своего приключения и отправиться в Мир мертвых, чтобы обрести там вечный покой.

Некоторым удается вернуться в свое земное тело до того, как все органы погибнут окончательно и бесповоротно. Такие люди становятся проводниками между миром духов и миром людей. Обычно их именуют шаманами. Хотя не особо важно, как их называют. Важно, что, единожды вернувшись из Междумирья в Мир живых, человек навсегда обретает способность путешествовать между мирами.

Все воспоминания Уомбли, которыми он владел на этот момент, начинались именно отсюда, из Междумирья. Первый запах, который он помнил, был запахом похлебки Ониты. Увы, похоже, что во время сегодняшнего визита Уомбли стал свидетелем конца эпохи вкусных похлебок в доме духов-покровителей. Онита поставила перед ним горячую тарелку своего варева, и пахло оно теперь просто невыносимо.

– Я не очень голоден сегодня, если честно, – слукавил Уомбли, с плохо скрываемым отвращением отодвигая угощение от себя подальше.

– Скажи спасибо ему… – Онита небрежно кивнула в сторону супруга.

– Я виноват в том, что ты разучилась готовить? – съязвил Крут.

– А ты разве способен признать, что вообще хоть в чем-то виноват? – парировала жена.

Уомбли понял, что сами они никогда не перейдут к делу, так что решил бесцеремонно увести разговор в нужное ему русло:

– Я так понимаю, вы мне что-то хотели рассказать?

– Ах да, – хлопнула себя по лбу Онита как раз в тот момент, когда там приземлилась огромная муха. Она посмотрела на раздавленную тушку насекомого, затем слизнула ее с ладони. – Аскук решил повидаться с сыном.

– Что? – редкие седые волосы на голове Уомбли начали подниматься. – Аскук явится в деревню?

– Нет, – ответила Онита, убирая со стола нетронутую чашку похлебки со вкусом разочарования, – они встретятся в Междумирье. Чаушин уже здесь.

– Здесь? Но ведь это значит… – шаман не мог найти правильных слов и мыслей, – нам нужно его отыскать раньше Царя змей.

– Нет, не нужно! – отрезала Онита. – Мы ему все равно не поможем, и ты тоже не лезь.

– А кто ему поможет? – Уомбли начал судорожно перебирать в голове всех жителей деревни.

– Этот человек не из племени куроки. Ты сразу поймешь, когда увидишь, – успокоительным тоном проговорила Онита.

– И что же делать мне? – недоумевая, спросил старик.

– Ничего не делать, – слова Крута были резки и бескомпромиссны, – он все равно умрет.

Онита зло посмотрела на мужа. Он явно ляпнул что-то невпопад.

– Умрет?! – Уомбли не верил своим ушам, – почему вы не вызвали меня раньше? Мы же могли все предотвратить! Можно было бы что-то придумать…

– Успокойся, – раздраженно оборвал лепет шамана Крут, – когда откроешь глаза, скажи всего два слова «Он умрет!» – больше от тебя ничего не требуется.

– Он умрет? – неуверенно уточнил Уомбли.

– Тебе пора, – сказала Онита, указывая на раскрывающуюся в полу светло-голубую воронку энергии, ведущую в Мир живых.

Уомбли сделал шаг в портал, и его дух начал терять форму, словно текучая смола. Его тут же затянуло в портал без остатка.

– Он умрет? – Онита уставилась на мужа. – Умнее ничего не смог придумать?

– Как еще было отвадить его от дурных идей? Аскук ясно сказал, Уомбли не должен вмешиваться.

Уомбли открыл глаза в Мире живых и тут же сказал:

– Он умрет! – шаман поднял взгляд и увидел, что все племя пристально смотрит на него.

Старик сидел посреди центральной площади поселения, а прямо перед ним лежало обмякшее тело Чаушина, которое только что сняли со спины бизона по имени Чингисхан.

– Он умрет… – обреченно повторил Уомбли.

– Что это за место? – спросил Чаушин несущего его с дикой скоростью бизона.

– Его называют Пещерой раздумий.

– Каких раздумий? – с трудом держась за своего скакуна, продолжал расспросы Чаушин.

– Если ты попал в Междумирье впервые, значит, твое тело сейчас умирает. Ты в растерянности и ничего не понимаешь. Гости Междумирья, которые не знают, куда хотят попасть, оказываются в Пещере раздумий и остаются здесь, пока не найдут ответа на этот вопрос.

– Я знаю, куда хочу попасть! – мгновенно возрази Чаушин.

– Дай угадаю… – голос Кезера был по-отечески добрым, – ты хочешь назад, в Мир живых, в свое тело?

– Разумеется!

– Все этого хотят поначалу…

– Значит, ты везешь меня назад?

– Нет. Междумирье так не работает. Это не Баобабовая роща. Нельзя просто так сюда наведаться, затем передумать и тут же вернуться.

– Почему?

– Если ты здесь, значит, тебя ждет урок. Пока урок не будет усвоен, покинуть Междумирье не получится.

– Каков мой урок?

– Узнаешь, когда встретишь отца…

– Аскука?! – с испугом переспросил Сын гадюки. – Не хочу я его встречать!

Чаушин стал ерзать, ища способ спрыгнуть со спины золотистого бизона на полном ходу, при этом не переломав себе все кости.

– Не дергайся! – рявкнул огромный зверь на своего наездника, – я понимаю, что ты напуган. Поверь, Аскук не так страшен, как тебе кажется.

– Ты так говоришь только потому, что дружишь с Царем змей, а мне он не друг и никогда им не станет! – Чаушин набрался храбрости и спрыгнул вниз, туда, где была земля или какое-то ее подобие.

Тело Сына гадюки упало и под воздействием инерции прокатилось по плоской поверхности еще немного. Почувствовав потерю наездника, бизон резко прекратил бег и встал как вкопанный.

Чаушин поднялся на ноги и начал искать взглядом выход из Пещеры раздумий. Тьма вокруг оставалась непроглядной. Только сияние шкуры Кезера позволяло увидеть собственное тело, покрытое свежими ссадинами от падения. Ссадины кровоточили. От каждого прикосновения становилось больно.

– Ты ошибаешься, сын Аскука! Меня зовут Кезер, покровитель бизонов. Я – твой друг.

– Мой друг? – с недоверием переспросил Чаушин.

– Бизоны тебя любят. Ты единственный, кто действительно уважает наш вид. Для всех остальных мы просто мясо и шкуры. Так что помочь тебе – меньшее, чем я могу отблагодарить такого человека. Для нас ты брат, Чаушин.