Её взгляд выражал неподдельную любовь, ласково обнимал нервные плечи Драко, и он всего на секунду подумал о том, что мог бы не возвращаться. Драко всегда так боялся смерти — но здесь оказалось намного лучше, чем он мог себе представить: уютно, тепло и безопасно — прямо, как в объятиях Гарри.

— Мне остаться?

Нарцисса слегка наклонила голову.

— Если там тебя ничего не держит.

— Я не знаю. Я… — сбился Драко. — Я так и не решился на смерть, всё вышло случайно. Поттер даже не колебался, а я не способен на настоящий героический поступок. Я…

— Иногда подвиг — это выйти из своей комнаты.

Драко внимательно посмотрел на чуткое лицо своей матери. Нарцисса — или его подсознание — явно не желала, чтобы Драко оставался тут, пусть она и не произнесла эту жестокую мысль вслух. Драко грустно улыбнулся, желая запомнить каждую морщинку на бесконечно светлом лице, и поднялся с кровати, босыми ногами направляясь к двери. Он замер: холодное железо дверной ручки обожгло тёплые пальцы.

— Мам, Поттер…

— Он тебя поймёт.

***

Второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года изменилось всё.

Семья — единственное, что было у Драко Малфоя. В его крошечном хрупком мире не существовало ничего важнее. Несмотря на скверный характер Люциуса и их сложные отношения, Драко всегда выбирал семью, молчаливо соглашаясь на всё, что предлагал отец. Ради семьи Драко был готов стерпеть, что угодно. Даже уродливую чёрную метку.

Второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года Волан-де-Морт не только поместил в Драко крестраж — он раскромсал его сердце.

Глядя на то, как мучается его отец, слыша за стеной последний вскрик своей матери, Драко поклялся отомстить. За Люциуса, за улыбку Нарциссы, её бархатные касания и нежные объятия, за павлиньи крики на заднем дворе, за разрушенный зал Малфой-мэнора и его любимую хрустальную люстру — за себя и своё разбитое сердце. Отомстить и выжить любой ценой.

Первое, что сделал Драко, получив место в Избранной Семёрке, — отработал «Обливейт» до превосходного уровня, чтобы спасти как можно больше невинных душ. О новых крестражах стало известно почти сразу, всего через несколько месяцев — среди Семёрки их существование не являлось секретом — и, узнав о них, Драко убедил Блейза ему помочь. С Забини было сложно: он долго противился, не желая строить козни против кровожадного маньяка, но в итоге согласился — когда осознал, что из-за Тёмного Лорда навсегда потерял свою лучшую подругу.

Следующие полгода Драко искал выход на Поттера: обращал внимание на любой нетипичный всплеск магии, исследовал секретные карты, следил за известными ему грязнокровками; пока однажды, совершенно случайно, не наткнулся на Невилла в подворотне. Лонгботтом, на счастье, его не заметил, увлечённый перешёптываниями с волшебником в синей мантии.

В следующий раз Драко пришёл в эту подворотню с подготовленным письмом. Драко использовал почерк Панси Паркинсон — во-первых, потому что видел его сотни раз и до мельчайших деталей помнил линии каждой из букв; во-вторых, потому что Панси так редко что-то писала в Хогвартсе, что едва ли кто-то из окружения Гарри мог распознать её руку; в-третьих, потому что не желал попасться Тёмному Лорду в его когтистые лапы. В этом письме Драко предлагал стать Поттеру и его друзьям помощником — «по личным мотивам», не потребовав ничего взамен. Драко не хотел и не мог рваться на поиски крестражей и уничтожать их единолично — и кто, как не Гарри, мог справиться с этой задачей.

«Ваше дело — верить мне или нет», — так он закончил своё первое письмо, которое удалось незаметно подсунуть Невиллу в карман мантии, когда Драко увидел его в подворотне снова, спустя три недели с их первой случайной встречи.

На указанный в письме адрес пришёл ответ. С тех пор завязалась переписка. Первый крестраж — золотистый ключ — находился в Испании. Драко удалось выяснить это, поймав неосторожную фразу своего Повелителя о необходимости расширить влияние в этой стране. Волан-де-Морт восхвалял готические сооружения, большинство из которых, как позже выяснил Драко, проведя значительное время в архиве, было создано бывшими слизеринцами. После прибавилась ещё одна подсказка — «священное для маглов место», схваченное с губ Пиритса. Драко не мог быть уверен в своих догадках, и потому поиск затянулся, но сопротивленцы, на удивление, продолжали верить своему информатору — хотя особого выбора у них не было. Второй крестраж — серебристый цветок — находился в Канаде. Здесь помогли бумажки, за которыми Драко старался проводить всю свою новую жизнь, избегая вылазок в поле и бессмысленных убийств. Драко сопоставил длительное отсутствие Волан-де-Морта и количество смертей по всему миру, выуживая информацию о месте, где тот провёл столько времени. Третий крестраж — ожерелье — нашёл Блейз Забини у подножья Гималайской цепи, выведав у Хагрида, о чём шепчутся заключённые.

В тот момент поползли и другие разговоры: пропадали грязнокровки, проходящие через Малфоя. Трупы не находили — люди просто исчезали, и самым смышлёным в голову проникали идеи, что Драко может быть к этому причастен — что он спасает тех, кому судьбой предрешено умереть. Об этом сболтнул Пиритс за очередным бокалом вина.

Драко почувствовал дыхание смерти на своём затылке. Ему требовалось что-то, способное переключить внимание; что-то, для чего он станет нужен Волан-де-Морту; что-то, что может заинтересовать Тёмного Лорда больше, чем две сотни выживших грязнокровок. Что-то, что поможет Драко выжить. Что-то или кто-то.

И Драко понял — пора. Пришло время показать Поттеру, что Драко Малфой на их стороне. И лучший способ это сделать — доказать делом.

Блейз подложил ожерелье в Министерство, а Драко написал ещё одно короткое письмо — от лица, заслужившего поттеровское доверие.

«Третий крестраж в Министерстве, девятый этаж. У Драко Малфоя есть доступ. Каждый месяц он посещает «Антикварную лавку Брокка».

Драко Малфою можно верить».

Драко понимал, что Волан-де-Морт не кинется убивать Поттера, как только узнает, где тот находится — это не в его стиле; Волан-де-Морт — игрок: чем сложнее путь к жертве, тем слаще победа. Драко надеялся, что за время, отведённое ему Повелителем, он станет Поттеру, если не другом, то хотя бы приятелем, которого тот в случае чего сможет защитить. И это гарантирует ему спокойную жизнь и после окончания войны.

Драко самовольно выбрал путь двойного агента, предположив, что получит такое предложение от Гарри Поттера.

Он и не думал, что всё зайдёт так далеко.

Драко всегда был крайне пуглив и осторожен, и потому ещё перед самой первой встречей с Поттером полностью вычистил свои мысли, запер сокровенные тайны на затворках подсознания и заблокировал любые воспоминания о поиске первых трёх крестражей. Изначально он не был уверен, что в этом есть необходимость, но после безуспешной совместной практики в легилименции стало совершенно ясно: Драко принял верное решение, выстроив блокаду в своей голове. Поттер обладал восхитительными способностями к легилименции — и несомненно ими пользовался — в сторону Малфоя в том числе, совершая набеги на его разум время от времени, оставаясь почти незамеченным.

Драко солгал Поттеру умышленно. Полагая, что это гарантирует ему безопасность. Кроме того, если бы Малфой пришёл к сопротивленцам сам, Гарри посчитал бы, что это подготовленный Волан-де-Мортом трюк, и всё равно залез бы к Драко в голову. Но в этом случае подозрение в общей работе с Тёмным Лордом давало бы Гарри серьёзные основания считать, что Волан-де-Морт помогает Драко перекраивать воспоминания.

Драко не мог сам явиться к Поттеру. Это Гарри должен был к нему прийти, Гарри должен был просить его о помощи — иначе тот не поверил бы ему ни на мгновение. И ничего бы из этого не вышло.

Драко предстал перед Поттером последним трусом — таким, к какому тот привык, какого Малфоя тот наверняка знал и помнил — тем более, что ужас действительно не отпускал Драко до конца, как бы он ни старался его притупить. Несмотря на, казалось бы, смелые решения спасать маглорождённых, находить местоположение крестражей и быть на связи с Поттером, чувство страха, прилипшее к горлу, было настоящим.