Богуслав. Я пошутил.

Немая сцена.

Ружена застыла на месте. Януш покачал головой. Марыля закрыла глаза. Богуслав развел руками.

Ружена деловито садится за стол и наливает в банку только что принесенную воду. Марыля делает попытку подойти к ней, но Януш ее останавливает.

Ружена (поднимая банку). За самого лучшего шутника на свете! (Пьет, затем неистово хохочет.)

Слышно, как Богуслав вздыхает.

Ружена. Ой, ну что у вас лица, как… (Шепотом). Как у немцев перед собственной гильотиной! (Громко.) Можно подумать, я расстроилась. Ой, сейчас скончаюсь от горя! Ой, какой кошмар!

Все молчат.

Ружена (Янушу.) Вы ведь недавно говорили, что истинно мудрый человек знает, чему следует уделять внимание, а чему нет. Так почему же вы все уверены, что я донельзя глупа? (Хохочет.) Смешные! Я столько пережила…

Богуслав. А я бы обиделся, если бы со мной так поступили.

Раздался гомерический хохот. Марыля, закрыв лицо руками, повалилась на лавку. Януш, завывая по-женски, изящным жестом вытер набежавшую от смеха слезу.

Богуслав. А что я такого сказал?

Новый взрыв хохота. Ружена подбежала к Богуславу и страстно поцеловала его. Богуслав по-детски обиженно отстранился от нее.

Богуслав. Пан Вилга, вы же сами говорили, что над людьми нельзя смеяться.

Януш (закатываясь от хохота). Можно, дружок, можно. Мы же… смеемся…

 Ружена забирается на стол и начинает протяжно напевать мелодию темы первой части «Лунной» сонаты. Все, кроме нахохленного Богуслава, дружно подхватывают мелодию и поют стройным хором.

  Слышится автоматная очередь. Четкая поступь солдатских сапог. Но обитатели жилища, не обращая внимания, продолжают петь и смеяться.

Неожиданно в жилище размеренным шагом входят немецкие солдаты и офицер Курт.

Люди резко замерли.

Офицер Курт (в пространство.) Вы арестованы.

Марыля в растерянности  медленно поднимается с лавки.

Януш по-детски учащенно хлопает ресницами. Богуслав, гордо вскинув голову, с вызовом смотрит на немцев. Ружена ахает от ужаса.

Занавес.

Действие третье.

1944 год. Варшава. Зима.

Картина десятая.

Подвал. На полу сидят узники, Их много. Среди них Марыля и Януш, переодетый в женское платье,  старушка в изысканной шляпке и лайковых перчатках, замотанный в тряпье молодой человек – тот самый еврейский юноша, украинский мальчик, девушка Каролина.

Стоит унылый гул. Каждый  удрученно занят своим делом. Кто рассматривает свою одежду, кто разговаривает, кто попросту спит.

Каролина раскачивается из стороны в сторону, как маятник. Марыля подсаживается к ней. Та не обращает на нее никакого внимания.

Марыля (таинственно). Каролина, а сколько тебе лет?

Каролина (равнодушно). Меньше, чем тебе.

Марыля (улыбаясь). Это я вижу. Ну, а точнее? Мне можно сказать. Я ведь не мужчина.

Каролина. Какая теперь разница?

Марыля. Просто любопытно.

Каролина (не переставая раскачиваться). Двадцать. А может восемнадцать. Теперь все равно. Убьют. Всех убьют. И тебя убьют, и его убьют, и меня…

Марыля (загадочно). Как знать!

Каролина. Неделю тут сидим…

Марыля. У нас как-то арестовали (кивает в сторону Януша) пани Янину. Выпустили через день! (Улыбается.) Полтора года тихо жили!

Каролина. Разве это жизнь? Голод! Мертвецы на улицах! И этот кошмар тянется так давно… (Закрывает лицо руками.) О-ой! Лучше бы убили сразу, чем так. Теперь-то я точно знаю цену смерти. Избавление…

Марыля (тихо). Не всегда.

Каролина. Жить – это мучиться. Я не хочу мучиться. Но меня заставляют.

Старушка. Ничего, не далек тот час, когда не будут заставлять.

Каролина. О-о-ей! Скорее бы… А все равно страшно! (Перестает раскачиваться.) Когда убивают – это больно. Боюсь боли. (Поворачивается к Марыле.) Не хочу бояться!

Старушка (сдержанно). А кто хочет?

Каролина. А почему нам не говорят, когда нас убьют? (Страстно.) Не пошла бы тогда на рынок за хлебом, не попала бы в облаву! Как же я себя ненавижу, ненавижу! (Рвет на себе волосы.) Идиотка!

Марыля (мягко.) А парней у тебя много было?

Каролина (грубовато). А у тебя мало, что ли? Этого добра хватает всегда.

Марыля (воодушевленно.) Ну, а так, чтобы – ух! – всю душу на ладонь, а?

Каролина кисло пожимает плечами. Старушка многозначительно поправляет шляпку и с деланным равнодушием подсаживается чуть ближе. Чистивший ногти Януш поднимает голову.

Марыля. Это – как сон! Вроде было и вроде не было. Дунул – и оно улетело, а сладостное чувство осталось.

Каролина. Не! Ничего подобного не знаю. (Фыркает. ) Не заслужили они, чтобы я из-за них – ух!