Сглатываю, понимая, что сижу, наверное, уже вся красная, как рак.

Зачем Семеров позвал и его? Ему что, мало моего смущения? Им нужно вместе смотреть на то, как мне стыдно становится в их присутствии?!

Кирилл Александрович заходит в палату. Замечаю, что сегодня он выглядит уставшим. Из кармана его рубашки выглядывает пачка сигарет. Не удивлена. Почему-то так и думала, что он курит. Похоже, Загорский совсем не спал за это дежурство.

– Ромашкина. Как дела?

– Лучше. Спасибо.

Говорю тихо, но он слышит, и я не знаю, куда деть свои глаза от смущения.

– Лена каталку привезет. Помоги пациентку переложить.

– Давай.

Смотрю на этих докторов, и немного в шок прихожу. Они говорят обо мне, словно меня тут нет, и я вообще, предмет на полке.

Складываю руки на груди, чисто интуитивно пытаясь защититься от этих мужиков-врачей.

– Вообще-то я сама могу дойти! Не надо мне вашей каталки. Я не инвалид.

– Пока не можешь. На ногу чтоб не вздумала наступать, а то мои пять часов в операционной по пиз…гм, в задницу пойдут.

Бросаю гневный взгляд на этого Артема Алексеевича. Да уж. Тот еще тип.

– Кирилл Александрович…

– Он прав. Давай. Не капризничай.

Скрещиваю руки на груди. Я и не капризничаю, вообще-то. Что-то Загорский бесит уже меня. Не на шутку прямо!

Да они тут, похоже, под одну дудку пляшут, и слушать меня, конечно, никто не собирается.

Из коридора доноситься какой-то скрип, и вскоре я вижу, как в палату заходит молодая симпатичная медсестра в белом халате, и тянет за собой старенькую скрипучую каталку.

– Боже, едва дотащила! Когда нам уже новые каталки привезут. Всем отделением праздновать будем.

– Спасибо, Ленусик.

Вижу, как эта “Ленусик” расплывется в улыбке, видя Семерова, а после вообще расцветает, когда видит Загорского.

– Ой, Кирилл Александрович, и вы тут?

Медсестра тут же прихорашиваться начинает, дергает свои крашенные патлы, и поправляет уж больно короткий халатик.

– А где быть заведующему реанимации, как не в реанимации. Не задавай глупых вопросов.

Медсестра на это начинает уж больно наигранно смеяться, а мне почему-то хочется ее придушить. Так, тихонько взять, и перекрыть воздух.

Она смотрит на Кирилла Александровича, как на вкусный кусок торта, и почему-то мне это не нравится. Хочется ее вышвырнуть отсюда, и поскорее.

– Лен, мы сами справимся. Можешь быть свободна.

В этот момент я мысленно дарю приз Семерову за то, что так лаконично отшил эту Лену. Она бросает расстроенный взгляд, но после все же уходит, показывает всем нам просвечивающий на спине халатик, на котором отчетливо видны лямки белого бюстгальтера, и таких же стринг. Ужас какой.

– Так все, поехали.

Вздрагиваю, когда Артем Алексеевич подходит, и дергает мое одеяло, отчего я издаю истошный крик, понимая, что под ним ведь нет ничего!

– Нет! Не надо!

– Чего ты орешь?

– У меня одежды там нет!

Почему-то начинаю дрожать. Бросаю взгляд на этих мужчин. Оба высокие и сильные врачи, и я тут одна с ними. Совсем одна.

– Хм, ясно.

– Артем, я сам подхвачу ее, а ты ноги уложишь, чтоб лангету не сломать.

– Ну…ладно.

Прикусываю губу. Ощущение такое, словно они делят меня по частям. Кому ноги, кому голова. Брр…

Замираю, когда Кирилл Александрович куда-то уходит, а после возвращается с чистой простыней в руках.

– Этим прикройся.

– Спасибо.

Осторожно беру простынь, и будучи под одеялом, обматываюсь ею, оставляя только ноги голыми. Там гипс все равно. Сильно не прикроешься.

Загорский подходит ко мне ближе. В нос тут же ударяет уже знакомый, и очень приятный запах, заставляющий меня волноваться.

Осторожно откидываю одеяло, чувствуя, как внутри все трепещет.

– Так. Ухватись за меня, и я подниму тебя, хорошо?

– Хорошо…

Мужчина наклоняется ко мне. Осторожно поднимаю руки, и обхватываю Кирилла Александровича за шею, невольно касаясь его коротких жестких волос и теплой кожи.

Мужчина протягивает руки мне под лопатки и колени, приподнимая с кровати, в то время как Семеров берет ноги и провода дренажей, все еще торчащие из раны.

Это всего лишь миг, но мне он в мозг вбивается намертво в момент, когда Кирилл Александрович меня к себе прижимает. Приятно, страшно, так…волнующе.

Я не ошиблась. У него очень сильные руки, а еще, кажется, я услышала, как его сердце бьется, или мне это просто привиделось.

В любом случае, мне очень понравилось быть в его руках. Жаль только, что длилось это меньше секунды. Врачи быстро перекладывают меня с кровати на каталку, точно куколку.

– Накройся.

Кирилл Александрович меня закутывает в это одеяло, точно в кокон. Грубо, не особо церемонясь, от слова совсем.

Дальше они вместе с Семеровым вывозят меня из палаты.

Точно дикое перепуганное животное, я смотрю по сторонам, вообще не ориентируясь. Как завозили меня, я конечно, не помню, так как была без сознания. Поэтому стены эти вижу в первый, и надеюсь, последний раз.

Доктора вывозят меня с реанимации, и лифтом спускают в травматологическое отделение. По пути я кутаюсь в одеяло, так как отовсюду дуют сквозняки, и я бы и правда уже сто раз замерзла, если бы не Загорский.

Меня подвозят к седьмой палате, рассчитанной на четверых человек. Одна койка пустая. На двух видны вещи, а четвертая, видимо, моя.

Каталку врачи подвозят прямо к кровати.

– Ляля, иди сюда.

Кирилл Александрович подхватывает меня на руки, точно куколку, и с легкостью перекладывает на кровать. Семеров помогает только с лангетой.

Я снова аккуратно обхватываю его за шею и плечи, стараясь не коснуться ничего лишнего. У него очень широкие и сильные плечи. Такие…как у викинга. Он вообще почему-то похож на него. Весь такой брутальный и большой.

Загорский действует умело и осторожно. Он не делает мне больно, но почему-то мое тело очень сильно волнуется, и трепещет в его сильных руках.

Ой, даже голова кружится. Ужас какой-то.

Неправильная реакция. Определенно точно неправильная.

– Значит так, Климнюк зайдет в течение дня. Перевязку сделает Наташа. Жди.

Семеров точно по инструкции меня информирует, и я коротко киваю. Сердце все еще колотиться в груди.

– Спасибо вам…что помогли, но я бы и сама. Доковыляла.

Не знаю, почему нервничаю, но, кажется, они это видят прекрасно, и ухмыляются.

Голос почему-то сбивается. Что-то я очень волнуюсь в присутствии этих докторов-мужчин.

– Выздоравливай, Ляля. Костыли тебе принесут скоро. Ходить уже начинай.

– Хорошо. Спасибо.

Семеров одаривает меня короткой улыбкой, а Загорский бросает только один серьезный взгляд, после чего они разворачиваются и уходят, закрыв дверь палаты.

Я же сильнее кутаюсь в одеяло, все еще вспоминая, как близко только что была к груди Кирилла Александровича, и успокоиться все никак не могу. Черт, да что со мной? Почему от его голоса, запаха и внешности у меня внутри все трепетать начинает…

Травматологическое отделение мне сразу нравится намного больше, чем реанимация. Тут все как-то легче, и живее, что ли. Ну, ковыляет большинство пациентов на костылях, или лежит на вытяжке, но все равно. Умирающих особо нет, кроме меня, конечно. Шучу.

Я уже почти что живчиком, но все еще не могу подняться с постели.

У меня нет ни костылей, ни одежды. И если без первого я бы еще как-то поскакала на одной ноге, то без второго вообще никак.

Благо, мое состояние замечает завхоз отделения, и выдает мне больничную одежду. Обычная ночнушка до средины бедра. Конечно, красоты в ней нет никакой, но зато она отлично скрывает мою наготу. И на том, как говорится, спасибо.

Это городская клиника, хоть и центральная, поэтому большего я, собственно, и не ожидаю.

Костыли мне, кстати, тоже приносят. Не новые, но вроде, рабочие. Проблема только в том, что я ходить на них не умею от слова совсем, но думаю, с этим как-то разберусь.