— Надеюсь, так немного лучше, — сказал Азриэль.

Она мысленно поблагодарила его за то, что он отвлек ее от этих мыслей. Нельзя позволять им развиваться. Конечно, нельзя. Особенно, когда Гвин снились кошмары, в которых он делал то же самое перед тем, как она вырывала ему горло.

— Немного лучше. Спасибо.

Азриэль кивнул и посмотрел в сторону лагеря. — Все еще никого.

По позвоночнику Гвин пробежала дрожь, и она обняла себя руками. — Проклятье. Они, должно быть, никудышные охотники.

Уголки губ Азриэля приподнялись, но его брови были сведены вместе. — Ты определенно хорошо справляешься с этим деревом. Если бы я не знал тебя лучше, я бы сказал, что ты постоянно сидишь на деревьях.

Гвин тихо засмеялась. — Мы с Кэтрин лазили по деревьям в Сангравахе.

На мгновение Азриэль замолчал, не сводя с Гвин пристального взгляда. Она едва не отшатнулась, но с удивлением осознала, что способна выдержать этот взгляд. Способна наслаждаться им.

— Расскажи мне об этом. О том, как вы лазили по деревьям.

— Что? Сейчас?

Азриэль пожал плечами. — Это отвлечет тебя от холода. Нас никто не услышит. Кроме того, чем еще нам заняться?

Верно, все верно и справедливо…

Не каждый день кто-нибудь просил Гвин рассказать о Кэтрин. Но она понимала, почему люди обычно избегали эту тему. Они часто полагали, что тем, кто пережил утрату близких, лучше избегать их призраков. Но иногда призраки — это все, что у вас осталось. Призраки — это всего лишь воспоминания о том, что навсегда утрачено. И Гвин была рада обсудить своих.

— В храме у нас было не так уж много развлечений. Там были и другие дети, с которыми можно было играть, но главным для нас была учеба, — объяснила Гвин. — Но в храмовом саду было одно дерево. Мы с Кэтрин часто лазили по нему. Каждый раз мы забирались чуть выше, чем раньше. Я отмечала наш прогресс на коре с помощью камня. Кэтрин говорила мне, что это глупо, что мы обязательно либо поранимся, либо попадем в беду. Говорила, что оно того не стоит.

— Но это тебя не останавливало. — Не вопрос.

Гвин усмехнулась. — Конечно нет. Но я хотя бы делала вид, что подшучиваю над ней… Она всегда была более благоразумной. Немного властной. Но очень сообразительной, — задумчивый смех, — и намного красивее меня.

— Оу?

— Ммхм. — Она могла видеть свою сестру в глубине своего сознания. Красивая и яркая, как луна, в то время как Гвин была пестрым беспорядком. — У нее были густые волосы цвета воронова крыла, а кожа — как у фарфоровой куклы. Ни единой веснушки.

Азриэль на мгновение замолчал, выглядя слегка смущенным. — Мне нравятся твои веснушки.

Гвин изогнула губы, и по ее позвоночнику пробежала дрожь. — Спасибо.

После очередной молчаливой паузы Азриэль прочистил горло. — Иногда, чтобы отвлечься от холода, я пою.

“…Но только в сопровождении пения тени достигают своей полной силы”, — говорилось в тексте.

Гвин мгновенно выпрямилась, ее улыбка расширилась, когда она наклонилась вперед. — Неужели…

Певец теней фыркнул. — Ты меня неправильно поняла. Я имел в виду, что ты можешь спеть.

— Или мы могли бы спеть…

— Это будет слишком громко, тени не смогут нас спрятать.

— Я начинаю думать, что ты стесняешься своего пения…

Сделай это. Спой. Покажи мне, что может случиться.

— Я не стесняюсь, — усмехнулся Азриэль. — Из нас двоих ты сильнее замерзла. Так что петь нужно тебе.

Сможет ли она когда-нибудь узнать, на что способны его тени? Было неприятно быть так близко к ответам без возможности заполучить их. Боги, что же делали его тени, когда он пел? То есть он мог признаться в своих чувствах, но не мог поделиться секретами своих теней? Похоже, доверие Азриэля — хрупкая вещь.

Гвин со стоном сдалась. — Что ты хочешь услышать?

— Что угодно. На выбор исполнителя.

— У тебя нет любимой песни?

— Мой выбор меняется время от времени, — сказал Поющий с Тенями. — Но сейчас петь буду не я.

Теперь ее интерес разгорелся. — Какая у тебя сейчас любимая песня?

Он весело посмотрел на нее, прислонившись спиной к дереву и поправляя кокон, который создали вокруг них его крылья. — Хватит тянуть время. — Жест рукой. — Начинай.

Гвин с пыхтением сдалась.

У нее была, наверное, дюжина любимых песен, все они были поделены на различные категории. Те, которые заставляли ее плакать. Те, которые поднимали ей настроение. Те, которые она пела лучше всего.

Поэтому она должна выбрать ту, которая, по ее мнению, понравилась бы Поющему с Тенями. Она выберет песню для него.

Жрица поднесла руки к губам, согревая их дыханием, пока искала в уме что-то подходящее.

Азриэль выжидающе уставился на нее, а когда она снова задрожала, вскинул бровь.

Гвин выбрала летнюю песню. Песню о песчаных берегах и ясном, усыпанном звездами небе. Пока Азриэль задумчиво смотрел на нее, Гвин заметила, как пляшут тени вокруг его плеч. Их темные полосы подбирались к ней все ближе и ближе, пульсируя в такт ее голосу, подстраиваясь под ее дыхание.

Азриэлю не потребовалось много времени, чтобы заметить реакцию своих теней. Они и раньше касались рук Гвин, а теперь ласкали ее щеку. Это было похоже на прикосновение перышка к коже. Она прижалась к ним, как прижимаются к очень дружелюбному животному, ищущему ласки.

Гвин продолжала петь, наслаждаясь реакцией теней… пока ее не настигло ошеломляющее осознание.

“…Но только в сопровождении пения тени достигают своей полной силы”.

Конечно, это не полная сила теней, но их реакция… Может, ее спровоцировала Поющая со Светом? Может, она заманивает тени с намерением их поглотить?

Она резко остановилась, захлопнув челюсть. Его тени застыли, словно ожидая, что она продолжит. На мгновение у нее закружилась голова — опасное состояние для человека, балансирующего на ветке. Гвин сделала глубокий вдох, успокаиваясь.

— Почему ты остановилась? — спросил Азриэль. — Ты была на середине припева.

Опустив руку, Гвин с трудом выдохнула. Тени Азриэля начали отступать, и они казались… растерянными. — Я… я не хочу причинить им боль.

Поющий с Тенями выглядел озадаченным. — Причинить им боль?

— Ты сам видел, — сказала Гвин виновато. — Они отреагировали… я как будто заманила их. Не думаю, что голос Поющей со Светом безопасен для твоих теней.

Азриэль тупо посмотрел на нее… потом рассмеялся. — Нет. Они наслаждались твоим голосом, Гвин. — Он пожал плечами. — Как и я.

— Да, но что, если ты наслаждался им, потому что я заманивала тебя, подчиняя твою волю, чтобы привлечь к себе и убить—

— Нет. Ты делаешь это снова. — Его голос был ровным. — Я уже говорил это раньше, но стоит повторить. Мне более пятисот лет. Я знаю, когда угроза реальна, и мои тени тоже. Мы не видели и не видим в тебе никакой опасности. — Ореховые глаза Азриэля мерцали. — Смело с твоей стороны полагать, что они отзываются только на твой голос…

Забыв о страхе, Гвин смахнула прядь волос с лица. — О? Значит, в моем голосе нет ничего особенного?

— Я этого не говорил.

Это едва ли был комплимент, но от него все равно защемило в груди. Она поборола яркую улыбку, которая грозила расползтись по ее лицу, вместо этого остановившись на высокомерной ухмылке. — Значит ли это, что твои тени не гладят по щеке каждого, кто поет для них?

Поющий с Тенями задумался над вопросом, и Гвин отметила, насколько он сейчас красив. Его брови слегка опустились, а глаза были устремлены в небо. — Нередко они двигаются в такт музыке или даже говорят мне, что им нравится песня. — Его щека приподнялась. — И все же, нет. Обычно они не… не реагируют так, как делают это с тобой.

— Значит, ты признаешь, что я особенная, — подмигнула она.

Его лицо стало совершенно серьезным. — Я никогда не думал иного.

Сердце Гвин заколотилось, и она опустила взгляд на свои руки, все еще прижатые к ветке. Ее голос прозвучал мягко. — Почему ты говоришь такие вещи?

Она заметила, что он слегка расстроен. — Я не подумал о том, что это сделает дистанцию между нами сложной. Я сожалею об этом, — извинился он. — Но мне кажется важным напомнить тебе, что, несмотря на все, что ты мне рассказала, мое мнение о тебе осталось неизменным.