Свет, который она излучала, по прежнему был не ярким, но под руководством Азриэля она сдерживала пульсацию в венах. Чувствовать свою силу так близко было хорошим знаком, но это чувство было новым, и их уверенность в том, что она действительно сможет контролировать силу настолько, чтобы подчинить кого-то, была шаткой. Пока ей удавалось управлять ей только под командованием Азриэля.
Поющий с Тенями вылил немного воды из своей фляги на небольшой участок травы, затем указал на него пальцем. — Можешь направить туда немного света? Высушить траву.
Гвин глубоко вздохнула и посмотрела на свои светящиеся руки: ее веснушки казались темными пятнами. Она никогда еще не светилась так ярко во время тренировок. Она знала, что это та самая опасная грань.
Ее ладони зудели, когда она просто думала о наставлениях Азриэля. Как будто магия была в нетерпении.
Она передернула плечами.
— Помни, — сказал Азриэль, остановившись, — вдыхай намерение, выдыхай свет. И тебе нужно высушить траву, а не сжечь ее.
Гвин кивнула. — Я понимаю.
Боги, он действительно очень хороший учитель. Трудно представить, чтобы кто-то столь спокойный и терпеливый (по крайней мере, внешне) командовал иллирийцами. С другой стороны, Азриэль показывал себя с более… доминирующей стороны. Эта мысль вызвала румянец на ее щеках, и если бы Гвин не светилась, Азриэль наверняка заметил бы это.
Поющий с Тенями отошел от влажной травы, сложив руки за спиной. Его тени с любопытством смотрели на Гвин, заинтригованные ее светом.
— Начинай, — сказал Поющий с Тенями.
Гвин вдохнула — это ее магия. Она принадлежит ей. Она может делать с ней все, что угодно. Магия слушается. Она под ее контролем. И прямо сейчас Гвин собирается высушить влажную траву с ее помощью, как и во время вчерашней тренировки. И все должно пойти не так, как два дня назад, когда она сожгла зелень (вероятно, из-за встречи с Рисандом по поводу Элейн).
Гвин начала легкую мелодию в ля миноре и отдалась зудящему теплу своей ладони, сфокусировав взгляд на траве, и свет, струившийся по ее телу, направился к ее рукам. Она ощущала слабое тепло в кончиках пальцев, чувствуя, как свет проникает через голову и вытекает из руки.
Из ее ладони на траву упал луч света. Несмотря на желание запеть во весь голос и высвободить пульсирующую силу под кожей, она сохранила нежный минор. Она не допустит этой ошибки. Не сейчас, когда так многое зависит от нее и ее контроля над своей магией.
Гвин чувствовала на себе взгляд Азриэля. Он не станет говорить ей, когда трава высохнет. Она должна понять сама.
Она сузила глаза, сосредоточившись на участке травы. Гвин не могла определить, коричневая она или зеленая. Сила тоже не давала ей подсказок.
Азриэль предупреждал ее, что эта часть магии совсем другая. Только она сама может определить влияние магии на других, полагаясь на собственные чувства: зрение, обоняние.
Если зрение сейчас было бесполезно, то обоняние намекало только на запах сухой травы вокруг.
Гвин оборвала мелодию с тихим рыком разочарования, не в силах определить состояние травы. Она знала, что она не сырая. Это точно.
Свет, наполнявший ее, быстро угас — солнце отступило от ее ладоней и снова равномерно рассеялось по лужайке.
Гвин опустила руку и уперлась ладонями в колени, но не от усталости, а, скорее, пытаясь удержаться на земле. Ее мысли витали повсюду. Ничего не поделаешь, менее чем через десять часов ей и Рисанду предстояло тайное похищение Элейн.
А стоящий перед ней мужчина, внимательно изучавший траву, ни о чем не догадывался.
Он не знал, почему она настаивала на том, чтобы они тренировались часами напролет последние два дня. Он не знал, почему она вдруг заинтересовалась своими способностями к внушению, и потребовала прекратить тренировку, как только был достигнут хоть какой-то прогресс. Он не знал, что глаза Элейн, скорее всего, следили за ним. Потому что она хотела его. Потому что он был нужен Грейсену.
И Гвин не собиралась говорить ему ничего из вышеперечисленного. По крайней мере, до завтрашнего дня, когда вся эта миссия будет закончена.
Азриэль смотрел на нее со своего места, стоя на коленях в траве. Он одарил ее кривой ухмылкой, от которой у нее затряслись поджилки.
Ее желудок сжался. Боги, лгать ему была пыткой, превосходящей все, на что способен Шпион. Гвин так привыкла быть откровенной с ним, что утаивание информации вызывало у нее тошноту.
Азриэль махнул ей рукой, все так же легко улыбаясь. Она подошла к Поющему с Тенями, прижав руку к животу, и опустилась на колени рядом с ним.
— Посмотри на это, — сказал он, проводя покрытыми шрамами пальцами по изумрудно-зеленой траве, блестевшей на солнце. — Ты справилась.
Гвин заставила себя улыбнуться и кивнула головой.
— Это большой прогресс за семь дней, Гвин, — сказал он, подталкивая ее локтем. — Когда мы приехали сюда, ты едва могла направить луч солнца в тень, а теперь, спустя неделю, ты сушишь участки травы.
Она проигнорировала комплимент. — Давай поработаем над внушением.
Гвин чувствовала на себе его взгляд, но не отводила глаз от травы, даже когда встала. Азриэль поднялся на ноги и встал перед ней. Боги, она не могла смотреть ему в глаза.
Утром все закончится, сказала она себе. Тебе просто нужно продержаться еще один день.
Еще один день хранить секреты от своего мэйта. Еще один день. И когда она скажет ему правду, он поймет. Он обязательно поймет.
— Гвин, — мягко сказал Азриэль. — Нам нет нужды работать над внушением.
— Ты сказал, что это может быть полезно, — возразила Гвин, пытаясь перевести разговор на себя.
Это сработало.
— Неважно, что я сказал.
Дерьмо.
— Если ты не хочешь этого делать, Гвин, мы не будем. Легко.
Гвин вздохнула и заставила себя встретиться с его глазами. — Но я хочу.
Поющий с Тенями прикусил нижнюю губу, внимательно изучая ее. Его тени обвились вокруг его плеч, наклонив к ней свои воображаемые головы. Ей было интересно, что они говорят Азриэлю. Они не могли сказать что-то конкретное, но могли дать ему представление о том, что творится у нее в голове. Ей было страшно представить, что они сообщили, ибо она рисковала вырыть себе еще более глубокую яму.
— Тебе некомфортно, — наконец сказал он. — Мы не будем тренироваться.
Она боролась с желанием запаниковать из-за его отказа. Ей нужно тренироваться. Если ей не удастся уговорить Рисанда сегодня вечером, они не смогут вытащить Элейн, а каждое мгновение, проведенное средней Арчерон в обществе Грейсена, означало опасность для Азриэля.
Гвин выпрямилась. — Ты прав, — сказала она.
Обеспокоенное выражение лица Азриэля разгладилось, он почувствовал облегчение от ее признания. Облегчение от того, что она не скрывала своих чувств. Как он думал.
Гвин придется поработать над его тенями. Нужно научиться обходить их способность отличать правду ото лжи. Она должна была сказать ему правду. Вернее, определенную правду. Ей нужно было придумать что-то смущающее. Один из бережно хранимых ей секретов. Ее волнение по поводу того, что она — его , и желание кричать об этом с крыш, вполне сработает…
Несмотря на попытку игнорировать детскую нервозность, ее голос прозвучал мягко. — Но это не столько из-за принуждения, сколько из-за нашей связи…
Азриэль нахмурился, ожидая продолжения.
Гвин выдохнула. — Просто становится трудно держать это в себе.
Его ответная улыбка разбила ей сердце. Это была та тайная, теплая улыбка, от которой искрились его глаза. Улыбка, которую он берег только для нее.
И сейчас она появилась из-за ее полуправды.
Гвин почувствовала тошноту, но продолжила свою исповедь. — Было трудно рассказать Морриган лишь самый минимум, — призналась Гвин, ее лицо потеплело. — Но мне казалось неправильным рассказывать ей все подробности, держа в неведении Несту и Эмери.
Азриэль взял ее руки в свои и кивнул головой. — Да, я понимаю.
О, боги. Азриэль был так чертовски счастлив. Азриэль испытывал облегчение от того, что все беспокойство, которое она ощущала, было вызвано тем, что Гвин просто радовалась их связи мэйтов.