Пытаясь утешить, осторожно касаюсь его макушки ладонью. Помню, что у тайцев голова священна, просто так трогать её нельзя, но очень хочется его утешить. Голова дёргается под рукой, я соображаю, что можно ведь и по плечу было погладить. И глажу тихонько по напряжённому плечу и выгнутой спине. Не знаю, что там они тебе наговорили, но ты же видишь — они пьяны, а ты ничего такого и не делал. Смотрю, как он сжимает кулаки, как не поднимая головы, стучится в колени лбом. Он не расстроен, он чертовски зол, похоже. Так что же они ему наговорили, интересно?
Через переводчик расспрашивать — как суп палочками хлебать: долго, муторно и не очень понятно. Я не тороплюсь спрашивать, Сансет не торопится отвечать, но постепенно становится понятно, что те парни оскорбляли меня. А он вступился. За меня. Зачем? Начинаю объяснять, что, во-первых, я всё равно не поняла их, а потому и не обиделась. А во-вторых, да, они правы, я намного старше и со стороны всё так и выглядит. Ничего странного, что выпившим это показалось смешным и неуместным. Сансет смотрит на меня, как дитё на киндер, потрясённо моргая. Не понимает. Улыбаюсь ему, вот же, смотри, всё в порядке, а он трясёт головой и взлохмачивает волосы пальцами, всё равно злится, теперь, кажется, ещё и на меня.
— Так они называли меня лягушкой?
— Да, да, лягушкой, а еще земляным червяком!
— Так они называли меня желтой рыбой?
— Да, да, рыбой, а еще земляным червяком!{?}[“Маугли”, диалог Каа и Маугли.]
Наверное, что-то в этом роде.
Смотрю на время и понимаю, что за выяснениями мы провели добрых три часа,
Москву настигает полночь, можно немного пройтись и возвращаться домой. Сую всё
ещё раздражённому Сансету второй батончик, может быть это отвлечёт его от
переживаний.
Неторопливо погуляв ещё примерно полчаса, возвращаемся по пустым сонным улочкам к отелю, а небо неудержимо светлеет за домами, встречая солнце. В номере жестами прогоняю Сансета в душ, завариваю нам чай, пока он плещется в ванной. В рюкзачке обнаруживаю пакет сушёных водорослей, купленный и забытый, достаю лоток с джекфрутом, который купила этой ночью. Нормальный такой перекус после долгой прогулки. Хотя сомневаюсь, что этого юного обжору таким удастся накормить. Ничего, сегодня его очередь идти за едой. Чувствую себя уставшей, падаю в кресло, закинув ноги на подлокотник, распускаю волосы и массирую кожу головы. Шум воды прекращается наконец-то, встаю и достаю мази для Сансета. Пусть намажется, как следует, пока я буду в душе.
Выхожу из ванной и вижу, как задрав футболку, Сансет стоит перед зеркалом в дверце шкафа и размазывает мазь по остаткам синяка на животе. Надо сказать, мазь отличная, на лице уже остались лишь еле заметные желтоватые тени в паре мест, а огромная гематома под рёбрами превратилась в небольшой архипелаг островков буровато-зелёного оттенка. Увидев меня в отражении, Сансет резко одёргивает футболку. Кривлю ему смешную рожу и показываю язык, мол, поздно, я уже всё видела. Смеётся.
Пьём чай с фруктами, Сансет снова смотрит какой-то сериал в телевизоре. Спрашиваю его, нравится ли ему, в ответ получаю длиннейшую тираду по-тайски, за которой переводчик не успевает, спотыкается через пять-шесть слов и переходит на невнятное кваканье. Ну тут и по лицу понятно, что да, нравится, нравится! НРАВИТСЯ! И что прям мечта всей жизни. Так, собственно, а что мешает, интересуюсь. Сансет опускает голову и даже будто уменьшается в кресле. Терпеливо надиктовываю в смартфон про то, какой он красивый, стройный, артистичный. Ну вряд ли бы неартистичный смог прикидываться девочкой, верно? Смотрит на меня из-под чёлки, моргает, кусает нижнюю губу. Не верит? Да с чего бы первой-то встречной. Но мне не хочется видеть его таким, хочется, чтобы он больше верил в себя и чаще смеялся. Хочется поменять в нём что-то, чтобы жизнь не сожрала его в ближайшие пару лет.
Я продолжаю надиктовывать переводчику всякие прилагательные и глаголы, переходя от первоначального учительского тона к более эмоциональному. Я уже почти злюсь на него, упрямого, что он не верит в себя.
Меня останавливает тихое и сдавленное «Кхун Мун». Сансет шмыгает носом и просит у меня смартфон. Отворачивается от меня и буркает что-то в микрофон.
— Я попробую.
А мне ужасно неловко и хочется себя побить. Я только что вконец расстроила человека, о котором вообще ничего не знаю. Я почти орала на него, кажется. Потому что сама такая же. Потому что легче всего отступить, не начинать даже. Потому что именно за этим я и приехала в Таиланд. И за это же злилась сейчас на Сансета. О да, ты такая справедливая и правильная!
Сансет в кресле пьёт чай, а я снова умётываюсь в ванную, давая ему и себе время выйти из этой идиотской ситуации. Вернувшись, вижу, что мальчик уже залип в свой смартфон, то ли переписываясь с кем-то, то ли просто шарит по новостям и сайтам. Что ж, займусь пока тем же, заодно заряжая телефон. Ложусь на кровать и погружаюсь в интернет на пару часов. Новости друзей, погода в городе, всякое прочее интересное.
У меня остаётся всего два дня лета.
Комментарий к Часть 7
На самом деле мне ужасно страшно, потому что где-то тут герои вконец отбились от авторских рук и начали творить что попало. И теперь я подозреваю их в том, что они всё переиначат на свой лад. Надеюсь на лучшее…
========== Часть 8 ==========
День проходит кое-как. Сансет, кажется, дуется на меня, я же чувствую себя перед ним виноватой, но фарш невозможно провернуть назад, слова были сказаны, услышаны, и теперь остаётся лишь пережёвывать их послевкусие. За едой удалось послать Сансета, поэтому завтрак у нас получается очень вкусным, даже обидно стало, почему мне ни разу такое купить не удалось. Уснула я первая, даже сны какие-то видела, только не вспомнить — про что. Проснулась уже ближе к закату, было так хорошо и спокойно, что даже не хотелось вставать. И возвращаться домой. И продолжать жить своей старой жизнью.
Было хорошо так, как сейчас. И совершенно несбыточно. Даже если я вдруг снова смогу прилететь в Таиланд, из этого ничего не выйдет, не каждый день удаётся отыскать в мусорке такой подарок. Тихо смеюсь про себя, да уж, дорогая, думала ли ты когда, что найдёшь нужное среди мусора в экзотической стране? Что захочешь снова поменять свою жизнь кардинально? Что начнёшь о чём-то мечтать? Ох, прекрати, возвращайся домой, работай на своей работе, продолжай рукодельничать и вспоминай всё произошедшее теперь как короткую увлекательную сказку. И надейся, что хотя бы немного сказкой стала и ты.
Всё же встаю и планирую разбудить Сансета, чтобы снова коварно отправить его за едой, у него это выходит однозначно лучше, чем у меня. Получается не сразу, спящий от моих осторожных тычков в плечо сперва разворачивается на спину, затем отмахивается как от надоедливого комара ладошкой, а потом и вовсе накрывается одеялом с головой. И тогда я его подло щекочу прямо через одеяло. Мычание, хохот, протест. Одеяло пинком отправляется в полёт, я делаю предусмотрительный шаг назад, а на меня смотрит красная растрёпанная мордашка Сансета. Смеюсь вместе с ним.
Ужин у нас получается снова каким-то праздничным, снова сидим в креслах снаружи, Сансет очень тихо включает какие-то довольно современные, но приятные песни на своём телефоне, под них и ужинаем неторопливо в темноте наступившего вечера. Удовольствие от еды и вкусного кисловато-ледяного лимонада не отпускает улыбку с моего лица. Благодарю Сансета от всей души.
И ровно в тот момент, когда я планирую предложить очередную прогулку, а мальчик убирает со столика пустые контейнеры и салфетки, на улице прорывает небо — начинается ливень. Что ж, гулять вряд ли, а вот вымокнуть я точно не откажусь и остаюсь во дворике, ощущая, как вода пропитывает мою футболку, как намокают волосы и тяжелеет голова. Мне не хватает только грома и молний, чтобы проникнуться стихией, но Сансет, похоже, не разделяет моих чувств. Выскакивает за мной и, уже насквозь мокрую, затаскивает за руку в номер, потом приносит полотенце из ванной и накрывает им голову. Сам он тоже теперь похож на облизанного стихией щенка — успеваю заметить в щёлку полотенечного колпака. Наскоро вытираю лицо, оставив на голове полотенце, увеличиваю температуру на кондиционере, я-то ладно, а вот Сансета простудить после такого — как пару раз чихнуть. Он ругается на меня, вытираясь, грозит мне пальцем, а я снова показываю ему язык.
