Вытираю слёзы, споласкиваю полотенце и оставляю его сушиться на краю раковины. Истерика, кажется, рассосалась, можно выходить. Спать вообще не хочется, Сансет взбодрил меня как никогда. Задергиваю шторы, включаю торшер, достаю из-под кресла сумку с вязанием и устраиваюсь в кресле, не забыв бросить пару взглядов на кровать, где мальчик, кажется, задремал от облегчения.
Впереди ещё почти целый день и целая ночь, а в голове обратный отсчёт говорит, что до отлёта осталось два дня.
========== Часть 7 ==========
Забравшись с ногами в кресло, вяжу. Спицы успокаивают и упорядочивают, необходимость считать и следить за петлями мешает погружаться в мысли. Задумаешься и распускай, поднимай, перевязывай. Поэтому это самое лучшее занятие, особенно если подходящую музыку включить. У меня так и не сложились какие-то чёткие музыкальные рамки, я пугающе всеядна. Интересно, а что слушает Сансет? Нет, неинтересно, мне послезавтра улетать. И всё же. Бросаю косой взгляд на кровать — в руках лежащего спиной ко мне мальчика светится смартфон. Проснулся, значит. Ну и ладно, позовёт, если понадоблюсь. Возвращаюсь к вязанию, но чувствую, как покалывает глаза, закрываю их, откидывая голову на высокую спинку кресла, немного приглушаю звук в наушниках и плыву под цоевскую «Кукушку».
Мне даже что-то снилось. Про море, небо и боль в шее. Будто бы я еду далеко-далеко на боковушке в плацкарте, а за окном сменяют друг друга разные страны, времена года и времена суток. И всё это под песни из ОСТа «Незнакомцев из ада»{?}[«Незнакомцы из ада» — южнокорейская дорама в жанре психологического триллера 2019 года с Лим Сиваном и Ли Дон Уком в главных ролях. Основан на одноимённой серии вебтунов за авторством Ким Ён Кхи.]. А напротив, за столиком сидит и улыбается мне Сансет, и смахивает чёлку на глаза, а мне нравится больше, когда она набок. И я протягиваю руку и аккуратно зачёсываю её так, как мне по вкусу.
В общем, не зря мне снилась больная шея. Просыпаюсь, судя по времени на браслете, уже после захода солнца, в номере темно, лишь с кровати слабо светится смартфон Сансета. Наверное, он и погасил торшер, чтобы не мешать мне спать. Машинально провожу рукой по лицу, проверяя, не текла ли у меня слюна. А может я вообще храпела? Вот как узнать, храпишь ты или нет, если живёшь одна? У кого спросить? Впрочем, это и неважно, когда тебя некому послушать…
Потихоньку ворочаюсь в кресле, проверяя свою функциональность — после вчерашней судороги мне только проблем со здоровьем накануне возвращения не хватает. На кровати подскакивает мальчик и, спрыгнув с неё, оказывается на коленях возле меня. Зачем-то заглядывает в лицо и осторожно тянется ко лбу тонкокостной изящной ладонью. Касается невесомо, а я словно залипаю на этом моменте и просто смотрю на его миндалевидные глаза чуть вразлёт, на тонкий нос и высокие скулы… Кажется, он проверяет у меня температуру? Или что?
Отвожу глаза и отворачиваюсь, поджав губы. У меня есть два способа борьбы с моим скорбным ротиком — расхохотаться или скептически поджать губы. Что-то подсказывает, что если я сейчас заржу, Сансет вызовет врача уже для меня. Встаю с кресла и зажигаю свет, вынимаю из холодильника контейнеры, жестом предлагаю мальчику поужинать, он угукает и присоединяется ко мне, с интересом инспектируя содержимое контейнеров. Открыв один, белозубо смеётся, показывая мне тот самый коварный соус, закрывает контейнер, завязывает в пакет и выкидывает в мусорку.
Правильно, милый, такое нам с тобой точно есть нельзя. Остальные контейнеры собирает и несёт на столик снаружи. Я включаю чайник и присоединяюсь к Сансету. На ужин у нас остатки сегодняшнего завтрака и чай. Не бог весть что, но утешить желудок хватит. А потом…
— Пойдёшь гулять со мной? — спрашиваю через переводчика. Улыбается, кивает, согласен. На минуту захожу в номер, завариваю чай и выношу на столик. В Москве пять вечера, здесь уже темно, но всё ещё оживлённо. Шторы в номере закрыты, поэтому в темноте нас почти не видно, мимопроходилы не обращают на нас внимание.
Закончив с едой, заносим всё в номер, я иду приводить себя в порядок — умыться, причесаться, простигосподи, накраситься, чего я не делала уже почти месяц. Но почему-то сегодня захотелось. Хорошо, что я не люблю долгие сборы и возвращаюсь к Сансету уже через полчаса. Он сидит с ногами на кровати и, кажется, грызёт ноготь, что-то написывая в телефоне и морща нос. Окликаю его, он недоумённо пару секунд рассматривает меня и откладывает телефон, ненадолго исчезая в ванной. Появляется умытый и причёсанный, чёлка начёсана вперёд. Фыркаю недовольно и делаю как в своём сне — укладываю чёлку набок, стряхивая на свои пальцы пару капель воды с волос. Сансет хлопает длинными ресницами, натягивает на голову капюшон худи, которое так и не снимал. И мы идём гулять.
В маленьком магазинчике я покупаю лоток с ломтиками джекфрута и бутылку воды, а ещё что-то похожее на наши творожные сырки, потому что Сансет жалобно смотрит на них всё то время, пока я рылась на прилавке с фруктами. Мы не разговариваем, нам сейчас хватает взглядов и примитивных междометий, которые, похоже, на любом языке одинаковы.
После магазина доходим до пляжа, по нему всё ещё гуляют парочки, но теперь они мне не мешают и не раздражают, я ведь тоже не одна. Усаживаюсь на песок там, где заканчиваются лежаки и зонтики, так выходит подальше от людей и освещения прилегающей к пляжу улицы. Достаю из пакета и протягиваю Сансету его сырок-батончик, он благодарит и тут же, развернув, сметает лакомство в два укуса. Я даже в темноте понять не смогла, что это такое. Непонятно откуда доносится приятная музыка, медленная, но всё равно ритмичная и немного знакомая, вроде. Ловлю себя на том, что тихонько раскачиваюсь в такт и даже немного поднываю мелодии.
Рядом с песка поднимается Сансет и протягивает мне руку, недоумеваю, куда ему приспичило и зачем, вопросительно вскидываю брови, хотя вряд ли он может рассмотреть моё лицо. А он просто наклоняется и берёт меня за руку, заставляя встать. Всё ещё ничего не понимая, я внезапно начинаю переступать с ноги на ногу, держась за талию партнёра. Ах, да, мы походу танцуем. Мелодия красиво мешается с шумом прибоя, а я уже лет пятнадцать не топталась вот так неловко в незатейливом медляке. Ужасно смущает, на самом деле. К тому же песок совсем не располагает к ловкости и устойчивости. Несмотря на мелкие перешагивания, я всё равно то и дело запинаюсь. К счастью, мелодия замолкает раньше, чем я успеваю фатально оттоптать ноги Сансета или неловко рухнуть на песок. Опускаю руки и снова сажусь на песок. Вай, поклон:
— Спасибо.
Спасибо, солнечный мальчик, за неожиданный, пусть и короткий танец. Мне было очень приятно. Нет необходимости делать разбор чувств, мне просто тепло и приятно. Сансет садится рядом. С тобой очень комфортно молчать, мальчик.
Смотреть на море ночью — это смотреть в никуда. Всё через какое-то время начинает казаться нереальным, даже если огни звёзд едва заметно мигают, а огни кораблей движутся, всё поглощает невероятно глубокая тьма, а свет от города за спиной лишь подчёркивает её глубину. Тьма живая, она то приближается, то удаляется, перекатывая крошечные песчинки. И хочется лечь под её возвратно-поступательные движения, не думая, не надеясь, не оставив ни крошки себя вне этих колебаний.
К нам приближается шумная компания. Кажется, они пьяны, орут что-то, размахивают руками и ногами, прыгают друг на дружку. Может быть, не заметят? Увы, подходят, что-то спрашивают на тайском, Сансет отвечает. Их пятеро, похоже, они все старше мальчика, но сильно младше меня. В лицо ударяет свет фонарика смартфона, заслоняюсь ладонью машинально, раздаётся хохот, обидный и унизительный. Ну да, понимаю — старушка сняла себе мальчика и устроила романтик на пляже. Мне не обидно. За себя — нет, обидно за Сансета, он вскакивает с песка и что-то кричит вслед уже уходящей компании парней. Они оборачиваются, продолжая кричать ему в ответ явно что-то обидное и оскорбительное, мальчик в какой-то момент, словно сломавшись, падает на песок, прижимая колени к груди, утыкается в них лицом и зло шепчет что-то, лупит кулаком по песку.
