– Уговорил! Два эскимо, а в зоопарк завтра, – деловито согласилась Дарья.
«Новое поколение подрастает, палец в рот не клади, – изумился он предприимчивости дочери. – На что же придётся обменивать зоопарк завтра?»
Но вслух, радуясь отсрочке в сотый раз любоваться на павлина, обезьяну и попугая, сказал, пристёгивая крепления детского кресла:
– Что же, вперёд, мой надёжный штурман!
– Вперёд, мой капитан!
Угостив дочь мороженым и уговорив её поделиться вторым с мамой, Геннадий заехал домой, передавая полномочия Наталье, которая поджидала их на лавочке у подъезда.
– Мама, ты завтра пойдёшь с нами в зоопарк? – забыв ранец со знаниями в машине, Дашка бросилась к матери. – Мы тебе мороженое купили, ты ведь мне оставишь чуть-чуть укусить?
– Конечно. Хочешь, можешь поесть первой, а я потом укушу, – рассмеялась супруга.
Дочь повернулась и вопросительно посмотрела на него.
– Разбирайтесь сами, мне на работу пора, – сказал он жене, передавая ранец.
– Может пообедаешь, кажется, есть немного времени?
– На работе перекушу, через полчаса «летучка» у редактора, – целуя супругу в щёку, Генка помахал дочурке рукой. – До вечера, Македонский!
Дочь в ответ, вместо воздушного поцелуя, показала ему «рокерскую козу».
«Летучка» уже началась, когда Геннадий приоткрыл дверь в кабинет редактора, тот, увидев его, замахал руками, предлагая поскорее найти себе место. Свободный стул оказался за дверью. «Ништяк, покемарю», – удовлетворился он местом на галёрке, но, как оказалось, дремать ему не пришлось. Первый вопрос был связан с местом размещения газетных материалов и его расследования, в первую очередь.
– Почему на шестой странице? – возмутился Генка, совершенно забыв, что утром вопрос состоял в том, а быть ли публикации статьи, в принципе.
– Не наглей, – махнул на него ладонью Иван Палыч. – Скажи спасибо, что… Размещаем тебя после дайджеста событий за неделю и перед обзором Игната Варанова. Так диссонанс будет менее заметен.
– А почему не на первой полосе? Это задаст тон всему номеру, иначе, статья потеряется в остальной мутотени, – выдал он версию местоположения своей статьи.
Все дружно повернули головы в его сторону и так же дружно загалдели по поводу обидного словечка, которым коллега обозначил плоды их труда за неделю.
Больше всех ярилась Изольда, в народе Зинаида, из отдела «Культурных событий»:
– То-то я смотрю все офисные стулья в репьях. Видимо, наш следопыт из засады притащил. Весь чапыжник у завода помял.
Ей вторил Джон Поликарпович, ведущий «забугорных вестей». Это было его родное имя. История умалчивает при каких обстоятельствах его им наградили, хотя коллеги частенько злословили по этому поводу. Сейчас он свирепо вращал зрачками и только повторял окончания предложений Зинаиды. Звучало как эхо и выглядело смешно:
– … в репьях, … притащил, … помял.
Фотокор Викторыч вторым голосом подпевал из угла напротив:
– Ты попробуй уловить мгновение прекрасного, тогда говори. Я, может быть, ночами не сплю ради редкого кадра.
Никто в редакции не знал имя фотографа. Все обращались к нему по отчеству. Викторыч всегда был немного подшофе, как сам он объяснял: «быть в тонусе ради полёта мысли». Если бы присутствующих в кабинете спросили, кто раньше возник, Викторыч или «Жёлтый утёнок», думается, что предпочтение отдали первому.
Геннадий прикрылся дверью, показывая тем самым, что вступать в пустопорожние дебаты не намерен. Рассерженный хор коллег замолк с последним скрипом дверной петли. Примерно через полчаса, когда настало время распределения заданий на подготовку материалов к следующему номеру, снова вспомнили о нём.
– Слышу, слышу, – приоткрывая дверь, послужившую временной ширмой, отозвался он. – Можно я про зоопарк напишу?
– Почему про зоопарк? – Иван Палыч от недоумения приподнял очки на лоб. – Тебе надо договориться о встрече с Ершовым. Он на следующей неделе с «Гуслярами» в филармонию приезжает.
– И что я о нём напишу? Всё, что можно о нём узнать, рассказали в семидесятых. Кому он сейчас интересен? Вы мне ещё предложите про Людмилу Караклаич написать.
– Ты почему всё время против течения плывёшь? Ты забыл, на какую аудиторию мы работаем? – вкрадчивым шёпотом спросил редактор в неожиданно наступившей тишине, и сам себе ответил. – Мы пишем для людей среднего возраста и старше. А тех, кто балдеет от Моргенштерна и Niletto, давно в блогосфере утонули. Они нашу газету используют по…, не читают, одним словом.
При упоминании популярных молодёжных исполнителей, Геннадий сразу же вспомнил, как однажды, вернувшись с работы, застал Дашу танцующей перед экраном монитора. Он застыл в арке, невольно наблюдая за её движениями с наушниками на голове. С экрана пацанчик в шароварах, с голым торсом, сплошь забитым тату, выписывал ногами и руками забавные кренделя, при этом, то ли напевая, то ли проговаривая текст, в котором Генка не разобрал ни слова. Дочь, пытаясь подражать его движениям, в паузах громко вопила «ёёёёёоо» и разводила руки в сторону. «Поколение Пепси, – подумалось ему. – Когда-то и меня отец от Бутусова с Цоем оттаскивал».
Планёрка закончилась, и все начали потихоньку расходиться. Встревоженный улей работников пера плавно перетекал в коридор редакции, жужжание и шелестение постепенно стихли, и Геннадий выбрался из-за двери, направляясь на выход.
– Ты что сегодня про зоопарк вспоминал? – кинул вдогонку ему Иван Палыч.
– Да хотел приятное с полезным совместить. Дочь давно просится, а я время не могу выкроить, вот и подумал, дочь порадовать и репортаж о братьях наших меньших набросать. Думаю, что по интеллекту и поведению, они поразумнее будут, чем герои наших очерков. «Звёзды», блин.
– Слушай, в этом есть разумное зерно, – одобрительно откинулся в кресле редактор. – Давай на пятницу зверинец, а завтра ты всё-таки возьми интервью у Ершова. Представляешь: полоса – орангутан, полоса – певичка под пальмами. Или на развороте: крокодил и «акула бизнеса» из местных городских. Каковы аналогии?
– Там нет крокодилов, – заметил Геннадий. – Мартышки есть, птички всякие, тушканчики.
– Так это теперь твоя задача, с кем ты будешь сравнивать «звёзд шоу-биза».
Остаток дня прошёл в попытках примирения с уязвлёнными «членами дружного коллектива». Геннадий даже пошёл на жертву: сбегал в кулинарию на углу и прикупил бисквитный рулет с изумительным сливочным кремом. По его деньгам и количеству «обиженных ртов» этого чуда кулинарного искусства должно было хватить. Нужно знать журналистскую братию, их аппетиты и болевую точку, на которую нужно нажать, чтобы они простили его недавнюю словесную выходку.
Он почти угадал: запах свежей выпечки и ванили одним из первых совратили Викторыча. Он уже успел глохтануть стопочку для тонуса и в приподнятом настроении, не заставляя себя долго уговаривать, подвалил к столу. Размер отрезанного куска отчасти напугал Геннадия: «На всех может не хватить». Но фотокор, живая душа, пояснил свою жадность:
– А чем я вечером буду закусывать?
– Нет вопросов. Мир?
– Ты клёвый парень, Крокодил Гена, но тот ещё балабол. Конечно, мир.
Зина-Изольда пришла последней. Она была на диете, но это не помешало ей забрать последний большой кусок, оставив Геннадию только измазанный кремом нож и упаковочную бумагу. Он зацепился за её толстенький короткий мизинец своим пальцем и со словами «мирись, мирись и больше не дерись», удовлетворённо убедился, что коллеги закопали топор войны до следующего удобного случая.
Пара рабочих звонков, наброска подводок к предстоящему интервью завершили его рабочий день, и он, не заставляя себя упрашивать, быстренько ретировался.
Стоял чудесный майский вечер. Вряд ли кто не любит эту пору. Земля ещё отдавала прохладу, а прогретый солнечным теплом воздух был влажным и тёплым. Машина капризничала, чихала и фыркала, не желая заводиться.
– Когда ты уже поменяешь это ржавое корыто? – последним из редакции вышел Иван Палыч.
