Кстати, именно после того дня рождения начались упомянутые Димкой «званые обеды». Проводя каждый день на занятиях, мы и свободное время почти без остатка тратили на себя. Вот так, в поисках несуществующего компромата, я обнаружила артефакт нашей любви, о котором, к своему стыду, основательно подзабыла. Что ж, следствие можно считать законченным. Дима оправдан «за отсутствием состава преступления».

Несмотря на позднее время, звоню Хольгеру и справляюсь о Диме.

И что слышу? Дима четыре дня назад улетел на родину. Он получил по «мылу» от Кати, названой двоюродной сестры, сообщение о смерти отца и ничего мне не сказал.

Я всё равно не смогла бы лететь вместе с Димой, но его молчание меня укололо. Желание проводить в последний путь отца понятно. А ведь всего в часе езды город и университет, где мы учились. До этого мы приезжали к Димкиным родителям вместе и как-то обходились без посещения alma mater.

Но сейчас Дима там один. Я не поручусь, что он устоит перед соблазном прошвырнуться по местам, обласканным юностью. А ведь Виолетта, насколько я знаю, этих мест не покидала. К тому же, по донесениям разведки, у неё в последнее время не ладится семейная жизнь с Олегом. А что, если Дима и Виолетта пересекутся?..

Ревность вновь заползала в моё сердце. Не поторопилась ли я с вынесением оправдательного приговора? Не соединятся ли два минуса в один плюс? Не перечеркнёт ли он прожитое и пережитое? Я полагала, что мои тревоги напрасны, но всё-таки оставляла некоторую вероятность их осуществления. Как говаривала соседка по общаге Люда Сухарева, десять процентов на летающие тарелки, то есть на непредвиденные обстоятельства.

С каждым днём разлуки летающие тарелки тяжелели.

Отметив тревожную тенденцию, позвонила брату. Впервые он ничего не сказал мне по существу. В качестве компенсации Хольгер посоветовал обратиться к своему знакомому – священнику отцу Михаилу. На мой вопрос, давно ли у него такие знакомые, брат повторил свой совет и обещал помощь в организации встречи, которая и произошла в ближайшее воскресенье.

Из-за отсутствия опыта общения со священнослужителями мои представления о них были взяты из книг и фильмов.

Отец Михаил поразил отличием от моих ожиданий – в лучшую сторону. Лет немного за шестьдесят. Высок, благообразен. Если уместны подобные штрихи – изящная причёска и аккуратно подстриженная борода. Взгляд проницательный и добрый. Отлично поставленный голос.

– Доброго дня. Николай просил меня выслушать вас и помочь советом.

Я огляделась по сторонам в поисках Николая.

– Инга, это я, – отозвался Хольгер.

Отец Михаил улыбнулся.

– Прошу вас, рассказывайте.

И я рассказала всё. О перипетиях отношений с Димой в начале учёбы, о резком (скачкообразном, на мой взгляд) движении от неясности к дружбе в середине, о внезапном, хотя и ожидаемом мной любовном признании в конце.

Вторая часть моей исповеди посвящалась отношениям в семье: от ЗАГСа и воссоединения – Дима переехал ко мне в Германию только через год – до дня, когда ещё ничего не случилось.

А в заключение – о находке, подозрительности, ревности и метаниях.

Отец Михаил внимательно выслушал мою сагу… и несколько секунд, показавшихся мне вечностью, смотрел на меня.

– Вот за это вы должны просить у мужа прощения. В любом случае это благо. И теперь выбор должен сделать ваш муж. Простить и остаться с вами – хорошо, простить и уйти – хуже, уйти не простив – совсем плохо. И главное: уже он будет отвечать за свой выбор. Вы свой сделали, теперь его очередь.

– Благодарю вас, отец Михаил. Всё так просто! – радовалась я тому, что мои мысли высказал авторитетный для брата человек.

– Это как посмотреть. Так же, как выбор связан с ответственностью, ответственность связана с верой. Если вы сделали выбор и приняли ответственность, но нарушили её, тем самым вы нанесли урон вере в вас людей.

Я снова поблагодарила отца Михаила, но на этот раз к радости добавилось уважение.

Всю дорогу от церкви домой Хольгер и я добирались молча. За что мне особенно дорог брат, так за филигранную тактичность и сопереживание. Наши мысли, я уверена, сходились в одном – скорее бы вернулся Дима.

За столом друг против друга сидят мужчина и женщина. После вялотекущего обмена дежурными вопросами и обтекаемыми ответами они понимают, что подошли к ожидаемому ими обоими разговору. Но никто из них не решался сделать первый шаг.

А пока, не замечая времени, отставив в сторону недопитый холодный чай, они держатся за руки и смотрят друг другу в глаза.

– Прости меня, я внезапно сорвался, – начал Дмитрий. – Отец умер. Но это меня не оправдывает. Я должен был тебе сказать об отъезде.

– Всё нормально. Ты меня прости. За высосанное из пальца, нелепейшее обвинение, – продолжила Ингрид. – Как дурной сон.

– Это ничего. Что за семейная жизнь без ревности?.. Как еда без приправы. Я давно хотел попросить прощения за два года дружбы впустую. Может, уехали бы вместе, как твой брат с Людой Сухаревой.

– Кто знает… Когда Хольгер и Люда тайком расписались, твой отец жил один. Нина Семёновна и Катя нам очень помогли.

– Как, наверное, и сейчас помогают.

– Уверена, не только они.

– Колюнь, как ты думаешь, Инга с Димой помирились?

– А они и не ссорились. Сестрица навела тень на плетень. Притянула за уши два Димкиных стихотворения, разные по смыслу как небо и земля, и взревновала. В таком случае лучше отойти в сторону и каждому подумать о своём последнем слове. Как это ни грустно, Люд, а из-за какой-то ерунды может разрушиться и такой идеальный союз, как у Инги с Димой. Но у них есть мощный объединяющий фактор – Алиса. Всё будет хорошо.

– А скоро появится ещё один…

– Так вот откуда Ингина подозрительность! А я всё голову ломал. Решились-таки. Молодцы, что говорить.

Беспросветно хмурым вечером в квартире Леонида раздался телефонный звонок.

Кляня любого, находящегося на другом конце провода, за попытку сорвать свидание, он протянул руку к прикроватной тумбочке. Лежавшая рядом женщина сразу стала похожа на встревоженную ищейку.

– Привет, – притворно сонным голосом отозвался Леонид.

Прикрыв ладонью трубку, он прошептал: «Это Римма, подруга Максима», – чем, как ему показалось, успокоил свою «временную половину».

Известие, однако, выбило его из равновесия. Женский голос в телефонной трубке сообщил, что после случившейся неделю назад аварии Максим находится в больнице и только позавчера пришёл в себя. Ему предстоит серия операций, но он, скорее всего, покинет больницу в инвалидном кресле.

Леонид, откинув лукавство, искренне переживал за друга. К тому же его сильно задевало раздражение Риммы, словно речь шла о прожжённом платье. Он встал и, надевая халат, лишь подтвердил очевидное.

– Извини, солнышко, свидание отменяется. Друг в больнице. Настроение, сама понимаешь, нерабочее. Давай как-нибудь в следующий раз. Созвонимся.

Женщина собиралась молча, изредка бросая на Леонида то гневные, то презрительные взгляды. Уже одетая, стоя на пороге квартиры, она обратилась к обидчику:

– Я, козлик, понимаю только одно. Тебе позвонила баба, и ты ждёшь не дождёшься, чтобы улететь к ней. И, конечно же, утешить. «Римма, подруга Максима», – оскорблённая внезапно расхохоталась. – Впервые мне вешают лапшу в стихах! А то, что я не знакома ни с кем из них – так, мелочь. Просто забыл.

– Беллочка, я тебя обязательно с ними познакомлю. Хотя бы для того, чтобы ты убедилась, что я не вру. Да хоть завтра поедем в больницу.

– Имя моё вспомнил!.. Как мне повезло! Среди солнышек я теперь одна такая. Нет уж, Лёнечка. Теперь уж точно конец. Лети к своей подруге друга, а меня… – не договорив, женщина хлопнула дверью и побежала по лестнице. Остановившись двумя этажами ниже, вызвала лифт.