Немного поговорив и подумав, Льен вспомнил о ком-то, кто его вот-вот догонит, и о том, что вовсе этого не желает, раз из тюрьмы не надо вызволять. Да и в этом городе оставаться больше не хотелось, а если написать письмо про тарелку, то наверняка придется.

— Может, написать, вручить портальщику и заплатить ему за то, что отправит, когда мы будем уже далеко? Например, вечером, — предложил Шелест.

Ленц глубокомысленно кивнул, не прекращая пересчитывать возвращенные стражниками монетки. Он был уверен, что несколько этих монеток по любому прилипли к подкладке где-то в глубинах стражниковых карманов, и уже успел пообещать владельцам этих карманов почесуху, понос, а в перспективе и мужское бессилие. Один стражник даже начал как-то подозрительно почесываться, но ничего искать в карманах пока не спешил.

— А может, не надо ничего писать? — спросил глава стражи. — Тарелку вы забрали, маг пропал...

Он, наконец, понял, что после письма могут приехать дознаватели и не только болото прочесать, но и город, и тюрьму разобрать по камешку, а потом и вовсе могут взять и отправить отчет. Кор-графу. Или сразу королю. Впрочем, кор-графа уже было поздно бояться, сын и так ему все расскажет. И придется в городе что-то менять, потому что сюда обязательно зачастят проверяющие, а потом могут и вовсе прислать откуда-то управленцев, которые никому житья не дадут. Были уже прецеденты.

— Надо. Потому что однажды сюда припрется ученик нашего пропавшего мага или какой-то его последователь. Окажется, что подобные тарелочки запрятаны по всему городу, а то и вовсе врыты в узловых для ритуала точках. И ваш город канет в бездну, развернувшуюся под ним, — мрачно рассказал Льен.

Глава стражи впечатлился и больше ничего не писать не просил. Но сидел печальный-печальный и даже на тычки жены, возмущенной тем, что никто не спешит помочь бедной овце, не реагировал.

В итоге, маги решили, что портальщикам следует заплатить за то, что письмо отправят через два дня. И чтобы не терять времени, тут же его написали, вручили самому перепуганному стражнику вместе с оплатой и отправили на почту.

Шелест залез на кое-как восстановленный стол и выглянул на улицу, поверх остатков продолжавшей рассыпаться песком стены. Убедившись, что всадница все так же сидит на переступающей с ноги на ногу лошади и штурмовать пока ничего не собирается, тяжко вздохнул и сел на место.

— Может, выйдем и скажем ей пускай прекращает? — спросил у Льена.

— Зачем? — искренне удивился сын кор-графа. — Пускай себе ломает. Очень интересная техника. Хочу знать, получится ли у нее полностью превратить стену в песок. А если получится, сообразит ли она остановиться и воспользоваться той дырой, которую уже проделала. Вот устанет, полезет, а там и поговорим. О странных умениях и скрытности

— Но... — попытался возразить глава стражи.

— Отремонтируете, — отмахнулся Льен. — Или заставите ваших излишне исполнительных подчиненных ремонтировать, защитников девиц. Может, поймут, что не все девицы столь невинны и слабы...

Невинная девица вспомнила о своей незавидной участи и вдохновенно возрыдала в углу.

Задремавшие было жены, уставшие от бесполезного спора с мужьями, встрепенулись, тоже вспомнили о судьбе этой девицы, переглянулись и с вызовом уставились на Льена.

— Ах, да, овце-медведица, — устало сказал маг.

Встал. Потянулся. Зачем-то размял пальцы. И мрачно улыбаясь, пошел к заколдованной красавице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Красавица, увидев выражение его лица, возрыдала еще горше, подползла к субтильной маме и попыталась за ней спрятаться, а сообразив, что несколько крупнее родительницы, шустро перебежала к отцу и спряталась за него.

— Похоже, ее все устраивает, — сделал неожиданный вывод Ленц, оторвавшись от пересчитывания монет. — Видишь, лечиться не хочет.

Городской голова обернулся. Полюбовался опухшим личиком дочери и обозвав ее дурой, велел идти к магам, пока они добрые. А то так и будет ходить болотным страшилищем. Кто на ней такой женится?

— Я знаю одного старосту, от которого недавно невеста сбежала, — задумчиво сказал Дамир. — Может, с этой утешится.

— Нет, скорее от разрыва сердца помрет в первую брачную ночь, а то и во время знакомства, — не согласился Шелест.

Ленц только хмыкнул.

Дочка городского головы громко всхлипнула и вышла из-за спины отца.

Послушно вытянула перед собой руку и позволила полюбоваться опухшими пальчиками и едва видным на одном из них кольцом.

— Дела, — присвистнул Ленц.

— Тут разве что палец отрезать, — задумчиво сказал Дамир.

— Не надо, — заскулила овце-медведица.

— А может лучше сразу всю руку? — засомневался Ленц.

— Ы-ы-ы-ы… — ответила ему заколдованная красавица, а грозная жена главы стражи выругалась и пообещала кому-то оторвать голову.

— Вот ей и оторвите. Все равно она головой не пользуется, — невозмутимо посоветовал Ленц и вернулся к пересчитыванию монет.

— А-а-а-а… — завыла дева.

— Что вы с моей дочкой сделали?! — поддержала ее мама.

— Ничего. Она сама, — спокойно ответил Льен. — Я ее предупредил, что кольцо мне подарила моя невеста. Что это амулет. Что невеста маг-недоучка и сотворить могла что угодно. А ваша овце-медведица не вняла и занялась воровством.

— Она не воровала!

— Ага, я сам себя усыпил, сам кольцо снял и сам на палец ей нацепил, чтобы защита сработала, — не стал спорить Льен. — Но раз я такой злодей, то сейчас сам возьму и отрежу палец. А то моя невеста расстроится, если кольца не увидит. Она и так расстроилась, когда оно налезло только на мизинец, а тут еще и какая-то ненормальная девка, мнящая, что имеет право обворовывать магов, обвиняя их демоны знают в чем, и ничего ей за это не будет. Избранная, видимо, под покровительством целого мира.

— Ы-ы-ы-ы-ы… — совсем уж горько зарыла девица.

— А ведь я действительно не знаю, что теперь с этим делать, — мрачно сказал Льен. — Учитывая романтичную натуру Джульетты, она наверняка завязала все на раскаяние, на то, что кольцо вернут добровольно и не станут мне вредить. Еще и какие-то сказки могла приплести, вроде чудовища, спасенного невинной девой…

— Невинным юношей, — подсказал Ленц и заржал, едва не рассыпав монеты.

Девица завыла, но вряд ли из-за раскаяния. Скорее из жалости к себе любимой.

— Хм, а может пускай ее кто-то поцелует, как в сказке про деву, превращенную злой ведьмой в жабоголовую водяницу? — выдал идею Шелест, вспомнив одну из сказок, которые слышал в детстве.

Дева перестала завывать и замерла.

Маги с интересом посмотрели на стражников, других претендентов не было, а сами они никого целовать не собирались. Стражники понятливо замотали головами и попытались просочиться сквозь стену. Правда, выбрали для этого неподходящую. А до той, которую разрушала Томия, подбежать не сообразили.

— Я отдам, — опять зарыдала дева, маги даже заподозрили, что из-за того, что отдавать колечко не хотела. Подергала себя за палец и удивленно уставилась на ладонь, когда кольцо наичудеснейшим образом взяло и соскользнуло.

Правда, изменений во внешности после этого так и не произошло. Даже когда дочка градоначальника со всхлипами отдала приглянувшееся колечко Льену, ничего не поменялось.

— Раскаяние, — мрачно сказал маг и надел кольцо на мизинец. — Я свою невесту знаю. Раскаяние. Или любовь, как в сказке. Когда прекрасный принц во всяких лягушек влюбляется и тащит их домой.

— А там целует, — подсказал Шелест, знавший толк в сказках.

— Ы-ы-ы-ы… — ответила овце-медведица, переименованная в лягушку.

— Как же мне надоела эта дура, — мрачно сказала жена главы стражи.

Встала, чуть не развалив окончательно едва поставленный на ножки стол. Подошла к стражникам, схватила их за шкирки и подтащила к заколдованной красавице.

— Целуй, дура! — приказала таким тоном, что дева подавилась очередным «Ы-ы-ы-ы», скакнула вперед и по очереди чмокнула в губы замерших стражников.