— Нам надо поговорить с вами по поводу Калачева, — сказала она жестко. — Желательно без посторонних. Где мы можем сесть?
Высокий очкарик, стало быть, Горбунов. Пока что я не видел в нем никаких других эмоций, кроме раздражения и сварливости. Упрямый дед. Вся микромимика едина со словами. Или он такой хороший актер?
— Ладно, не отвяжетесь ведь, — обреченно вздохнул Горбунов. — Пойдем в соседний кабинет.
Он указал на дверь рядом. Повел за собой Аксакова и Белокрылову. Шефиня оглянулась на меня. Я замахал руками:
— С вашего позволения, я побуду здесь. Помогу прибраться. Посмотрю на эксперимент. Поболтаю.
Белокрылова понятливо кивнула. Поняла, умничка, что я что-то унюхал. И увела Горбунова.
Когда за ними закрылась дверь, я улыбнулся девушке:
— Вам помочь? Ох уж, эти мои неуклюжие коллеги. Как слоны в посудной лавке. Вернее, как один слон и слониха.
Девушка улыбнулась в ответ. Улыбка приятная, искренняя. Видны ровные белые зубки.
— Да ладно, что вы прям так. Мы быстро уберем. Не надо обзываться.
Какая душка. Прямо ангелочек. Я подошел ближе и спросил:
— А Калачев тоже здесь занимался? В этой лаборатории?
Девушка мигом изменилась. Улыбка пропала, она замолчала. Лицо серьезное.
Участники эксперимента, мужчина и женщина, тоже подтянулись на стульях. Головы вниз, взгляды потупили. Честное слово, как будто мы об измене Родине заговорили. Что за чертовщина?
— Да, он тоже был здесь, — ответила девушка. — Но об этом вам лучше поговорить с Григорием Александровичем. Мы не можем обсуждать ход работы без его разрешения.
Я поднял руки.
— Конечно-конечно. Само собой. Я ни на что не претендую. Только скажите, а как вас зовут?
Девушка снова чуть улыбнулась.
— Меня зовут Дарья Снегирева. Я помощница Григория Александровича. Веду проект под его руководством, так сказать.
Я тоже улыбнулся. Попробовал «отзеркалить» девушку. Она стояла опустив руки и в одной держала карандаш. Я взял со стола ручку и тоже крутанул в пальцах. Постарался принять ту же позу. Пусть собеседница почувствует больше комфорта от общения со мной.
— Ты умничка и очень аккуратная. Я уже слышал, как тебя хвалит руководство.
Девушка снова расцвела от счастья:
— Правда? А кто именно?
Я врал в лицо и не краснел:
— Директор института, конечно. Там были еще какие-то люди, кто-то из его замов, кажется. Так он тогда и сказал, что считает Снегиреву одной из лучших участниц проекта.
Лесть, как известно, лишила ворону сыра. И с тех давних пор, так и не утратила своей актуальности. Я применил ее, чтобы опять войти в доверие к девушке.
Даша снова заулыбалась. Мужчина и женщина, участники эксперимента, одобрительно смотрели на нее.
— А как называется этот ваш проект? Я и сам, знаете ли, ваш коллега. Занимаюсь гипнозом. Работаю над улучшением техники индукции. Поэтому мне любопытно. Тем более, хочу узнать от вас, как от компетентного специалиста и эксперта в этой области.
Даша не устояла под напором лести. Как та самая ворона. Каркнула и уронила не кусочек сыра, а описание проекта:
— У нас как раз тоже аналогичный проект. Мы изучаем скорость погружения в транс. Работаем над ее увеличением. У Горбунова теория, что сила транса не зависит от скорости индукции. В отличие от распространенной сейчас гипотезы, что для вхождения в сомнамбулический транс требуется несколько дней, а то и недель.
Действительно, было такое. Это я сейчас припомнил. Раньше считалось, что для того, чтобы ввести человека в глубокий гипноз, требуется провести несколько сеансов. Причем с промежутком в несколько дней.
Во второй половине двадцатого века все было гораздо более неспешным, чем полстолетия спустя. Это уже потом сумасшедший ритм двадцать первого века заставил действовать быстрее.
Добиваться глубокого транса за один сеанс. И как показали опыты, это на самом деле вполне возможно. Главное — соблюсти методику. Так что, в какой-то степени Горбунов был пионером.
— О, это весьма интересно, — сказал я. — И поучительно. Скажите, а Горбунов долго гипнотизировал Калачева? Он опробовал на нем все новейшие методики?
Снова молчание. Как будто я наткнулся на стену. Даша безмолвно смотрела на меня, как будто проглотила язык.
Тогда я сделал пасс руками над участниками эксперимента.
— Закройте ваши глаза, пожалуйста. Сделайте вид, что не не можете их открыть. При этом вы отлично понимаете, что можете.
Парадокс и странная фраза. Противоречие. Это индукция Элмана, выдающегося американского психотерапевта, в двадцать первом веке ее использовали почти повсеместно для быстрого погружения в транс.
Мужчина и женщина послушно закрыли глаза. Веки их затрепетали.
— Прикажите вашему телу расслабить мышцы ваших век и глаз абсолютно и полностью, — продолжил я. Даша хотела возразить, но я прижал палец к губам. Девушка послушалась. — Расслабить так глубоко и основательно, что пока будет действовать расслабление, веки просто не будут подниматься. Они как будто склеены. Склеены самым прочным и лучшим клеем на всей земле. И когда вы почувствовали, что сделали это, проверьте ваши веки и докажите себе, что они всегда остаются закрытыми.
Последние четыре слова я выделил особым грудным голосом. Из грудного резонатора. Мужчина и женщина лежали спокойно и расслабленно.
Попробовали снова открыть глаза, но не смогли. Веки снова затрепетали, но совсем чуть-чуть. Отлично, все идет по плану. Да и не могло быть по-другому.
Эти люди уже много раз погружались в транс. Любой гипнотизер может их быстро погрузить. Надо просто немного умения и ловкости. И уверенности.
— А теперь распространите это глубокое ощущение расслабления по всему телу. Как огромная теплая волна. Это расслабление охватывает вас целиком и полностью, — продолжил я индукцию.
Мужчина и женщина обмякли в креслах. Показания на экранах приборов свидетельствовали, что они находятся чуть ли не в коме. Наверное, не нужно проверять степень их погружения обычными методами. И так все видно.
— Как вы это сделали? — спросила Даша. — Что это за метод? Можете рассказать?
Я снова приложил палец к губам. Потом сказал пациентам:
— Сейчас вы не будете слышать того, о чем мы будем говорить. Просто оставайтесь полностью расслабленными и слушайте другие звуки, кроме нашего разговора. Если вы поняли меня, чуть поднимите вверх указательный палец.
Мужчина и женщина продолжали неподвижно лежать. Как мумии. Потом почти синхронно подняли вверх указательный пальцы.
— Ну вот и все, — сказал я Даше. — Теперь они нас не слышат. Вы можете сказать все, что угодно. Вернее, все, что скрываете.
На самом деле, конечно, участники эксперимента не остались полностью глухими. При желании и большом мастерстве гипнотизера эту блокаду на глухоту можно снять и узнать, все, что они слышали. Вот только в суде их свидетельства, в любом случае, вряд ли будут приняты.
Даша посмотрела на мужчину и женщину круглыми глазами. Наконец, решилась.
— Да, — сказала она заговорщицким шепотом. — Горбунов много занимался с Калачевым. Больше, чем с другими. Он сказал, что Калачев очень гипнабельный. Прекрасная эластичная психика. Удобно работать.
Я удовлетворенно кивнул. Отлично, просто отлично. Какая полезная девочка. Все, что нужно, она доказала.
— Но вы, пожалуйста, не говорите, что я вам сказала, — Даша снова испуганно округлила глаза. — А то Григорий Александрович меня сживет со свету.
— Хорошо, конечно. А кто-нибудь еще работал с Калачевым? И вы сами с ним не работали?
Даша задумалась на мгновение. Наморщила лобик. Тряхнула волосами. Потом неуверенно кивнула.
— Кажется, с ним работал еще Ершов. Григорий Александрович докладывал ему о промежуточных результатах исследований. А я нет, я не умею.
Ну, понятно. Кажется, можно брать их за шкирку и допрашивать.
В это время дверь соседнего кабинета распахнулась. Оттуда вышли Горбунов, Белокрылова и Аксаков.