– Мистер Бойл, – учтиво кивнул ему лорд, стараясь не думать о том, как ломит и стреляет в колене.

– У меня есть важные новости для вас, сэр. Мы могли бы обсудить их где-нибудь в тихом месте? – поинтересовался поверенный.

До поместья было слишком далеко, поэтому пришлось довольствоваться пабом. К счастью, хозяин проводил их в отдельный кабинет и принес чай, после чего Том приготовился к худшему.

Через час он уже распрощался с мистером Бойлом и шел домой, в ярости не замечая боли в ноге, крепко сжимая трость в руках и жалея, что не может никого ей огреть.

Вороны были правы, черт возьми. К таким вестям он оказался не готов. Если опустить все формальности и противно деловой тон, то выходило так, что сложившаяся ситуация стала итогом неверной финансовой политики отца Тома. Все его вложения, акции, ценные бумаги – оказались пустышкой, ничего не значащими бумажками, после того как компания прогорела. Строительство железной дороги казалось весьма перспективным и прибыльным! Но, как заискивающим тоном сообщил мистер Бойл, война повернула мир на другие рельсы. Поэтому, кроме того, что все вложения безвозвратно потеряны, на плечи Тома ложилось еще и погашение кредита, как на владельца контрольного пакета акций. Банк ничего не хотел слышать о бедственном положении. Его уведомили, что дом будет выставлен на аукцион, чтобы покрыть убытки.

Земли вокруг поместья оценили достаточно высоко, их предполагалось разделить на отдельные участки и пустить с молотка. А вот поместье с прилегающим парком – продать подороже, с учетом его исторической значимости и культурной ценности.

К тому моменту, как дорога привела лорда на порог дома, он уже остыл и ощущал только горечь и безысходность. Он оглядел запущенный парк, неработающий и засыпанный сухими листьями фонтан. Парадный вход, покрытые плющом резные детали, скорбные лица кариатид и демонические – горгонейонов. Весь дом отражал смешение эпох, от суровой романской, переходящей в елизаветинский ренессанс, и дальше, до деталей нового времени. Каждый его предок вносил что-то новое в этот дом. В деревне ходили слухи, что поместье, мол, проклято. Когда его постройка завершится, наступит Судный день. Перестраивать и обновлять его перестали в середине прошлого века, когда стало плохо с деньгами. Судный день, ни для кого, кроме самого семейства лорда Томаса так и не наступил.

Глядя на разрушающийся и обветшалый дом, его родовое гнездо, он ощутил тупую боль в сердце, куда более сильную, чем прострелы в измученном прогулкой колене. Не в силах больше стоять, он опустился на каменные ступени, переводя дыхание и слушая бешеный стук сердца, прыгнувшего куда-то в горло. Том нащупал кончиками пальцев почти стершиеся от времени, вырезанные в камне геральдические лилии. Герб его предков. Первая плита, с которой был заложен этот дом.

Том знал этот дом лучше, чем кто-либо. Он знал, как он строился, он сам закладывал первый камень. Это была его маленькая тайна.

Третий крестовый поход обернулся вовсе не триумфальным шествием, как того желал король. Битвы за Святую землю были кровавыми и затяжными, сарацины так просто сдаваться не собирались. Все, кто встал под знамена Ричарда Львиное Сердце, едва ли рассчитывали на что-то кроме славы, которой они собирались покрыть себя, в жизни или смерти. Никто не думал о том, что первых из них скосит вовсе не кривая сарацинская сабля, а дизентерия от плохой воды и никудышной еды. Госпитальеры, братья-воины, едва держались в седлах во время переходов, пьяные от кислого вина, пива и другого алкоголя, который они пили вместо воды. Иерусалим был занят мусульманами, и король, не решившись на штурм, возвратился в Англию. После победы над сторонниками своего брата Иоанна, король собрал Пасхальную ассамблею, в ходе которой наградил своих верноподданных. Большой кусок земли отошел уже немолодому рыцарю, Готфриду Ньюбургскому. Принимать участие в дальнейших сражениях, без которых король не мыслил своего существования, он уже не мог, поэтому удалился на свои новые земли, где и заложил первый камень своего поместья, по традиции украшенный резным изображением родового герба.

Несмотря на высокое происхождение, сэр Готфрид не стеснялся работать наряду с наемными плотниками и каменщиками. Ему хотелось завершить строительство как можно быстрее, и перевезти в их надежный дом свою жену, ожидавшую первенца. По стечению обстоятельств, погиб Готфрид, обороняя поместье от шайки лесных разбойников, взявших их дом штурмом, как раз в ту ночь, когда родился его наследник, которого назвали в честь отца.

Строительство дома продолжалось долгие годы, люди часто отмечали, как сильно похож сын на отца, что внешне, что по характеру. И никто не знал, кроме самого Готфрида, что он сам и есть его погибший отец.

Так продолжалось столетия. Когда глава рода умирал, практически сразу в семье кто-то рождался, обязательно мальчик, обязательно в главной ветви рода. Даже если в момент рождения он не являлся первым в очереди на права, ко времени сознательного возраста ситуация, как правило, менялась. Когда сама по себе, волей судьбы, а иногда и не без помощи самого наследника. Дом запомнил много разных событий, рождений, смертей, интриг, заговоров, убийств, прелюбодеяний. Ни одно старое поместье во всей Англии не может похвастаться безупречной репутацией.

Дом жил, взращивая себе достойного хозяина, делясь с ним своими тайнами и самого его рождения. Пробуждая в ребенке память поколений, приучая его не делиться этим знанием с остальными.

В семейной хронике осталась запись о религиозной фанатичке, матери Уильяма Холла, седьмого герцога Ньюбургского, который приходился нынешнему сэру Томасу пра-пра-прадедом в Бог знает, каком поколении. Во всяком случае, на гобелене с генеалогическим древом он указывался в пятнадцатом столетии. Так вот, женщина, верующая настолько сильно, что состояла в личной переписке с Папой Римским, услышав от сына ересь о том, что он является самим Готфридом Ньюбургским, предпочла убить его во спасение его души.

Этот урок был усвоен домом очень хорошо, но и женщина не осталась безнаказанной. Дом мучил ее с садистской изощренностью профессионального палача. Коридоры и комнаты оказывались не там, где надо, женщина могла плутать часами, не находя выхода, или попав на бесконечную лестницу. Слуги считали, что хозяйка сошла с ума после смерти сына, ведь для них дом оставался совершенно обычным. Шорохи и стоны не давали бедняжке уснуть по ночам, и в конечном итоге она бросилась вниз с верхней галереи. Дом, получив свою кровавую жертву, успокоился. Но еще многие столетия проигрывал этот свой любимый эпизод первой кровной мести. Хозяин дома, прекрасно зная о происходящем, не обращал внимания на сочащийся кровью ковер в холле, тем более что к утру пятно обычно пропадало.

Дом не только заботился о своем хозяине, выполняя все его желания, расправляясь с его обидчиками и заполняя страницы своей летописи историями, но и покрывал все деяния, происходившие в этих стенах. При этом поместье вовсе не выглядело мрачным замком, пропитанным ужасом и страхом. Нет, это было приятное строение, поражавшее своей величественностью и монументальностью, любовью к деталям, прекрасной архитектурой и интерьерами. Оно источало ауру богатства, власти, и даже по прошествии веков сохраняло величие, сродни тяжело раненому королевскому оленю.

Здесь творилась история, в спальне хозяина на вековой кровати происходило множество актов любви, здесь умирали, здесь рождались. На родовой гобелен наносились новые имена и линии, отмечались союзы, выжигались предатели рода, никогда не упоминались бастарды. Обычный старый дом, каких много в Англии.

Кто знает, что произошло, как и когда, что он стал другим. Обрел сознание, обрел неразрывную связь со своим хозяином, со своим родителем, заложившим первый камень. Это была та верность, которую трудно найти или заслужить. Они пришли в этот мир вместе, и вместе должны были уйти, когда придет время. Дом искренне надеялся, что до этого дня еще как минимум вечность.