– И то правда. – Знахарка тоже невесело усмехнулась. – Те времена, когда меня Миндовгой звали, давно в Немо сплыли. О Нетте, небось, поговорить пришел?

– О ней самой. – Кивнул Борута, усаживаясь и благодарно принимая чашку травяного взвару.  – Поблагодарить зашел. Вижу, справилась ты с чужим недобрым.

– Справилась. – Бабка Мина задумчиво потеребила кончик одной из многочисленных косиц. – Когда знаешь куда смотреть, найти недолго. Только вот одного в толк не возьму, как сразу-то не разглядела?

– Может, не было этого раньше? – Так же задумчиво спросил Борута. Когда касалось дел волховских, он всегда становился таким: задумчивым, настороженным. Потому что в таких делах случайных слов не бывает, как и случайных дел.  – А сейчас услышал кто-то, что Скирмут про вторую жену заговаривает, поспешить решил? Куда нить хоть вела?

– А никуда. – Бабка Мина сейчас тоже отставила свои старческие ужимки, и перед Борутой сидела в почтенных летах, но совсем еще не старая женщина. Сидела, задумчиво глядя перед собой озерно-голубыми глазами. – Обычно ведь как? У одного убывает, у другого – прибывает. А тут, то ли неумеючи делали, то ли, наоборот, очень умело. Словно дырку в ведерке с молоком проковырял кто-то, а плошку не подставил. И утекает молочко по капельке в сыру землицу…

– И не знаешь, чья работа была?

– Не знаю.  – Старая знахарка огорченно вздохнула. – Вроде, из наших кто. Но следу такого я раньше не видела. Видно, новый кто-то. Пока я, видишь, ученицу себе искала, она у кого-другого учиться вздумала?

– Умгу. – Мысли Боруты витали сейчас вокруг, перебирая всех знакомых волхвов. У кого из них в последнее время новых людей в учениках видели? Что за люди? – Самоучка?

– Тоже может быть. – Пожала плечами бабка Мина. – Такие дурищи тоже хоть раз в год, да попадаются. Подслушала где чего, да не дослушала. Вот и вышло вкривь и вкось. – И, совсем без перехода. – Амулетик хоть покажешь? Чья работа?

– Отчего же не показать? – Бабке Мине Борута привык доверять с рождения. Поэтому, не задумываясь, развязал завязки ворота и выудил из-за пазухи кожаный мешочек.

– Хороша работа! – Знахарка бережно достала из мешочка медную пластину с непонятными знаками. Какие-то из них Борута узнал, большую часть – нет. А знахарка, тем временем, продолжала, осторожно проводя кончиками пальцев по врезанным в металл канавкам. – Старая. Силы кто-то сюда вложил – немерено. Уж не пойму, то ли девать ее некуда было, то ли последнее отдавал… Но сила добрая. Славный подарок. Не скажешь, откуда?

– Не скажу. Прости! – Склонил голову Борута, не желая выдавать тестя. Чем больше он сталкивался с силой амулета, тем сильнее подозревал, что не так прост дорогой тестюшко пан Януш, как хочет казаться.

– Ну и ладно. – Легко согласилась бабка Мина. – Где взял, там уже точно нет.

Иди, Борутко, женой займись. Хороша бабонька, но вижу, мается. Не прижилась она у нас пока. Да и наши тоже пока приглядываются.

– Да чего там приглядываться! – В сердцах махнул рукой Борута.  – Можно подумать, мы тут – совсем уже медведи лесные. Можно подумать, я – первый, кто на пришлой невесте женится.

– Не первый. – Бабка Мина согласно склонила голову, чтобы Борута не видел, как лукаво блеснули ее глаза при виде такой горячности. – А, все ж, бабам нашим все, что не такое, все плохое.

– Скажи бабам, за своим хозяйством следили бы. – Проворчал Борута недовольно.

В письме Гжегоша, как и ожидала Мирослава, не было ничего особого. Все живы, все здоровы, все довольны… А если сестре чего-нибудь понадобится, так до Соколува путь недалекий. Пусть заедет или пахолка пришлет, все будет.

Так, постепенно, обживалась Мирося на новом месте, обрастая друзьями, завистниками и новой родней.  Одно радовало: с мужем, кажись, поладить получилось. И понимание этого грело душу в особо пасмурные дни.

А затаившаяся в лесах и перелесках осень, тем временем, подбиралась все ближе к человеческим селениям.

Первые переселенцы пришли в Ятвежь Нову, когда листья на березах уже начали золотиться. Борутины парни к тому времени успели поставить уже четыре двора. Для Небра и Вигры, для Пьестилы с его Руткой, и еще два для тех, кто придут.

– Хорошо тебе, Небр! – Притворно вздыхал Пьестила, высыпая очередную лопату глины в месиво, в котором босоногий отрок водил по кругу старого мерина. – Будете с Вигрой одни в доме жить. А ко мне скоро теща пожалует.

– Видели глаза, кого выбирали… – Добродушно отшучивался Небр, глядя на собственную тещу. Туда, где вся семья обмазывала глиной с соломой его будущий дом.

– Вот перезимуем,  – продолжал вслух мечтать Пьестила, – поставлю себе дом, как Борута. Чтобы повыше, и чтоб прямо из дома в подвал за пивом спускаться можно было.

– Кто о чем, а ты – о пиве! – Смеялись остальные мужчины, прекрасно зная, впрочем, что в горьком пьянстве Пьестила замечен не был никогда. Чтобы впьянь напоить такую громадину, это ж сколько пива надо? Ведра два, не меньше.

Так, с шутками, песнями и дружескими подначками и поставили первые дома. Небр с Пьестилой уже и новоселье справили, а Борута все выкладывал на месте будущего дома добротный подвал.

– Да ты совсем опущанился, – подначивали его друзья. – Прямо, целый замок у тебя будет.

– Замок то ли будет, то ли нет, – отшучивался Борута, – а подвал уже есть. Пора пиво ставить.

Переселенцев приняли радушно. Бабы, жалея, натаскали в амбары всего понемногу, позволяя встать на ноги и не сильно жалеть за оставленным дома добром.

– Да мы-то не сильно поистрепались. – Пьестилына теща степенно оправляла на себе фартук, отвечая на расспросы. – Муж еще со средины лета скотину распродавать начал. Чтобы, значит, на новом месте не с пустого начинать.

Кто-то, кто оказался не настолько расторопным, смущенно благодарил за помощь. Или же, наоборот, недобро поглядывал на земляков. Дескать, ишь, вольно им тут из себя добреньких корчить, пока другие там кровью отплевываются!

В общем, разные люди пришли. И по-разному их приняли. Но особо долго приглядываться не приходилось, зима на носу. Так что вскоре оба поселения дружно копали репу и корчевали лес под поля вокруг Ятвежи Новой. Надо было успеть к осеннему севу.

Леший, которому Сколоменд при всех старейшинах и при всем честном народе принес богатые дары, отступил. Не захотел становиться людям поперек дороги. А, может, знал, что его время еще придет. Не зря же вековые деревья стояли сейчас там, где когда-то колосились поля Ятвежи Старой.

Люди обживались. Открывали привезенные из дома кубышки, выезжали на торжища за посевным зерном. Может, шустрые соседи и сообразили бы вовремя цены поднять, знай они что да как. Да пока спохватились, поздно уже было. Лес корчевать – не языком молоть, латочку засеяли, и ладно. Только-только, чтобы следующий год на своем хлебе перебедовать. А там – лес поможет, река с голоду помереть не даст.

А следом за переселенцами пришла беда. Однажды ночью Мирославу разбудил звук звонкого била, что висело на перекладине перед общинным домом. Подскочив, она увидела, как на ходу опоясывается мечом Борута.

– Помочь? – Кивнула она на латный нагрудник, привезенный недавно из очередной поездки в город.

– А сможешь?

– Гжесю помогала.

Борута легко подхватил тяжелое железо и подошел поближе к кровати, чтобы низенькой Миросе было удобнее возиться с ремешками. Ждать жену он не стал.

– Собираемся у общинного дома. На звук била иди. – Коротко кинул он и выбежал в ночь.

С его уходом Мирося, словно заново начала видеть и слышать. Ятвежь гудела не хуже улья. За стеной надрывался ребенок. Наспех накинув юбку и шаль, Мирося схватила в руки наметку и кинулась к Нетте. Все ли там в порядке?

Скирмута в комнате уже не было. Только качающаяся на кожаных петлях дверь выдавала, что мужчины покидали дом спешно. Нетта споро паковала узел. Тратить время на то, чтобы успокоить младенца она не стала. Сейчас главное – время.