Антон промолчал. Иван допил остаток пива и продолжил:

– И важный момент, дружище. Реально важный. Что бы тебе ни говорили, в кино бы ни показывали и в книжках ни писали, поверь мне в одном. Она красивая? Да. Очень? Да. Ты ей зачем надолго? Предположим, у нее вдруг молоточек в голове нежно стукнет: «Антон – твоя судьба и радость тела», и сколько такое ощущение продлится, день, два, месяц? А дальше придется тебе доказывать, что Антон расчудесен. Доказывать каждую минуту, каждый день, каждый месяц – всегда! Доказывать! Доказывать! Доказывать! И не только ей доказывать, что с тобой хорошо, и сладко, и нескучно! А и тысяче кавалеров, а они будут рядом, будут сопеть и пыхтеть, чтобы хотя бы отметиться с ней. Или, извини, в ней! В ней, понимаешь? Не жениться, а отметиться!

– Хватит.

– А что? Это проще и быстрее, чем любить. И организовать легче. А ты будешь отбиваться от гарцующих вокруг нее джигитов и кронпринцев. И охота ли жизнь тратить на доказательства своей нужности? На то, чтобы отбивать попытки кавалеров завоевать ее хотя бы на ночь? Нервная жизнь! Не покой, как ты любишь. Обижайся на меня, но потом благодарен будешь – никто тебе правду не скажет. Только я…

Он поправил свои светлые волосы, что через секунду снова растрепались:

– Чем вот доказывать свою любовь будешь, если она не страсть? Доходом обычного менеджера одного из тысяч автосалонов в России? Прокатишь на «Фольксваген-Поло»? Видится она в погремушке этой? Представь, как садится она в него, выходит… Или не состыкуется картинка? Ну про то, где жить, не говорю, можно квартиру снять, но дорогую ты не потянешь. Не верь в сказки. Правда проста: не по Сеньке шапка. Уйдет. Будешь страдать, Тох. Сорян, но это сто процентов. Сто! Сечешь?

– Она не для Б-класса. Да. Не для «Поло». Но это пока у меня такой «Фольксваген». Не пожизненно, а пока!

– Ну она-то, конечно, тебя подождет! Не торопись! Богатей спокойненько, – Иван блаженствовал, советуя другим, будучи твердо уверенным, что его мнение ценно. – А если серьезно, почему ты сомневаешься в моих словах, а?

– Вань, да я…

– У меня же опыта больше! И здесь без вариантов. Извини, но ее лучше забыть. Ну не могут быть вместе рыба и птица! Совсем разные. А ты, извини, карась. Не кит, не дельфин и даже не щука.

– Ну ты совсем уж меня…

– Но и она не лебедь! Лебедей полно, но по достижении двадцати лет их свежими и разбирают, лебедей этих. А она… Ну-у-у-у-у, наверное, павлин. Красивая-прекрасивая. Царица среди птиц. Все любуются ею. Хотят… Но павлиниха и карась счастливы не будут. Не пара они.

– Она женщина, я мужчина. Говорим по-русски, – Антону не нравилось сравнение, пора было разговор прекращать.

– Ну да, Антох, по-русски говорите. Не по-басурмански. А еще у вас по две руки, две ноги, два глаза. Ну и все. Общее закончилось. Пустая трата времени. Помечтаешь-помечтаешь и?.. Вот будь у тебя куча денег, ты выберешь «Ламборгини», «Порше» или метро? Не обидеть хочу, о тебе забочусь.

– Я бы «Порше» выбрал.

Они еще поговорили, выкурили по сигаретке и вернулись домой, в свои одинокие комнаты. Антон был рад, что ее образ, восторгающий душу, стал размываться стараниями разума, помноженными на стальные доводы приятеля. Лицо ее не вспоминалось, изгибы тела, что потрясли тогда, испарились. Оставалось лишь воспоминание о том, что промелькнуло в жизни нечто, потрясшее душу. Любовь? И хорошо, что без страданий, думал Антон, засыпая. Покой, только покой.

Наутро гармония внутри восстановилась до дзэна, как он называл мирокайфование, хотя и не фанател азиатскими вневременными хайпами. Сгонял на работу. Потом на фитнес. Машка звонила. Заехал к ней, и пока родителей не было, повалялись в постели, по-быстрому выпили пива и успели трахнуться еще разок. И все, он дома, безмятежно спать.

Прошли дни. Воспоминания об образе Той испарялись, словно дым. Не единожды проезжая мимо торгового центра «Генерал», он уже видел обычную, а не «ту самую» кофейню. Покой возвратился и снова величаво правил душой. А впереди проявлялась триада семьи, предсказуемости и минорной работы. И так до конца дней.

Через неделю босс Марк попросил заехать в ТЦ «Генерал», где они выставляли машину для рекламы автосалона – забрать из бухгалтерии счета за аренду. На стыке офисных дня и вечера, часов в шесть.

Оказавшись с бумагами на выходе и разбавляя сырость вечернего воздуха перечным дымом сигареты, Антон придумывал, чем себя занять. Одиночество вновь сжало его, робко и бережно. Одиночество. Такое безразмерно комфортное и сладостное для разума, жаждавшего покоя, и столь жестко отторгаемое душою. Нет ни близких, ни давних друзей, по кому бы скучал. Нет семейных забот. Нет бед для молниеносного решения. Нет опасностей. Все отлично. И лишь легкий камертон жизни будто звал внутри надеждами к новому и неизвестному. Надеждами на счастье.

Он пытался ходить в спортивный зал качаться, хотя получалось редко и больше «подкачиваться». Нравилось секунды напряжения на тренажерах чередовать с минутами на беговой или скорее ходьбовой (для него) дорожке, когда можно было переводить взгляд с экранов телевизоров под потолком на упругие и не очень, обтянутые спортивной синтетикой женские попы. Но надежда познакомиться с особенной, яркой, но душевной посетительницей не могла заставить Антона ходить тренироваться как нужно: постоянно.

Девушки на фитнесе делились для него на два вида. Одни фонтанировали радостью и светом, притом физически никак не притягивали. Другие были спортивные и сексуальные, но с презрительно-отталкивающим взглядом. А даже намек на гнилость в человеке он чувствовал, таких людей, а тем более девушек, избегал и боялся, заглушая мечтательное сердце, жаждавшее повстречать наконец чудо женской гармонии.

По выходным с Никитой, алкогольным дружком своим из автосалона, шатались «для съема» в клубах соседних городов побольше. Бывали и в Москве. Обычно просто напивались и разъезжались по домам. Одни. Никита потом всем болтал, что увозил несколько раз телочек, «реально охренительных», но Антон знал, то были обычные, в его стиле, бравые сказки. Да и друг перед другом признавали, что в клубе серьезного, для отношений, перерастаемых в семью, а не нечто потно-токсичное, не встретить, это все придумки сценаристов и писателей, приукрашивающих реальность. Ведь и с девчонками, по выражению Никиты, «на грустную троечку» заниматься сексом, отдаваясь этому всей живостью тел, приятнее осознанно, чем будучи дунувшими или вдребезги пьяными.

Антон после сотен забегов в топовые, по пиар-мнению модных блогеров, ультра-отрыв-заведения лишь три раза просыпался с девушками у себя в постели. А однажды… Поутру стало понятно, что, несмотря на стройность тела, женщина лет на двадцать старше его – морщины в уголках глаз, слегка отвисшая на локтях кожа и еле уловимый запах начинавшегося старения, как их ни прячь, безнадежно отвоевывали у времени когда-то наверняка желанную женщину. Сейчас ненужную. Прозрев, Антону удалось скрыть похмельное презрение и не перенести на нее.

С окончанием сигареты успокоились и воспоминания. Но вдруг окутал страх. Гнетущий, будто судьбоносный. Экзистенциальный? Он научился выговаривать это слово, до конца не осознавая значение и часто презентуя свою неординарность девушкам… Да. Это был он. Без сомнений. Экзистенциальный страх. Страх неизбежности. «Не дай бог», – пульсировало в висках. Но через минуту гнет катастрофического, приземляющего чувства исчез. Неожиданно, как и появился. А с той женщиной попрощались спокойно, даже пообещав друг другу созвониться.

С тех пор ожидания от ночных путешествий начали стремительно вянуть, и он больше не искал лучшую среди хороших, решив тратить время на Машку, основную и единственную сейчас девушку. С ней он встретился, когда пошел учиться танцевать сальсу – по совету одного знакомого, каждый месяц цепляющего кого-то в этом обреченно-милом кружке девочек, не знающих, как расцветить мнимым и безопасным разнообразием свою, как им казалось, нескончаемую молодость.