— Отлично, теперь я становлюсь тираном, — резко добавляет Тони, понимая, что скандала не избежать. Скандал. Слово-то какое. Идиотское, как и ситуация.

— Как тебе угодно, — поджимает губы Питер. — Я-то думал, что могу приглашать, кого хочу.

— Кого-то? Осборна, чей папаша в последнее время вынюхивает вокруг да около?

— Уж наверное, мне хватает внимания следить за происходящим в доме.

— В доме, куда я приглашаю проверенных людей, — Тони конечно, лукавит, и хорошо, что Питер не знает, какие здесь в свое время были вечеринки. — А если кто-то захотел выяснить, как я живу…

— Как ты живешь? — перебивает его Питер, мгновенно вытягивая неосторожную, но главную мысль. — По-твоему выходит, я им интересен только потому, что живу с тобой?

В глазах Питера мелькает острая горечь, и Тони запоздало понимает, что Питера это задевает за больное. Интуитивно понимает, но… Черт, как же сложно с ним сейчас говорить!

— Нет, — он не успевает вовремя прикусить язык. — Не только.

— Класс! — на лице Питера появляется досада, негодование и гнев. — Не все в мире крутится вокруг тебя, прикинь?

— Не в том мире, где двадцатилетние подростки родились на всем готовеньком и вряд ли хоть пальцем пошевелят, чтобы чего-то добиться!

— Да какое это имеет отношение к происходящему? Они мои друзья!

— Да не друзья они тебе, Питер!

— Вот как?

Питер вопросительно приподнимает брови, пытаясь понять, не ослышался ли он. Тони мрачнеет, делая шаг вперед.

— Нед тебе друг, Мишель, даже та девчонка с паутиной больше похожа на друга, чем толпа богатеньких пижонов.

— А, значит, теперь ты распоряжаешься, с кем мне общаться?

— Уж опыта у меня побольше твоего: случись завтра что — они первыми тебя кинут.

— Мы с ними два курса вместе!

— Да хоть десять лет! Хоть кто-то из них поступил на учебу своими мозгами?

— Вы посмотрите, — Питер с нервной насмешкой разводит руками, — ты единственный из всех, у кого есть деньги, что-то делаешь, а остальные слишком бестолковы даже для учебы!

— Ну кое-кому здесь мозгов бы точно не помешало. Что мне в следующий раз от тебя ждать прикажешь? — отвечает Тони с затаенным гневом, оставляющим все ехидства Питера далеко позади. Тот заводится с пол-оборота, взвивается не на шутку.

— Не представляю! Может, займешься моим расписанием поминутно?

— Может и займусь, если понадобится. Как только упускаю тебя из виду — ты как специально отбиваешься от рук!

— Отбиваюсь? О, знаешь, я заметил, что слежки тебе мало! Давай-давай, не забудь про попытку воспитания!

— Если бы я тебя воспитывал, ты бы не устраивал здесь черт знает что!

— Слава богу, что ты мне не отец!

Секунду Питер не может поверить, что сказал это вслух. В зазвеневшей тишине водопадом разливается неприятная атмосфера. В лице Тони что-то неуловимо искажается, и Питер мгновенно раскаивается в своих словах.

— Тони…

— Дубина тебе поможет здесь все убрать.

Тони пресекает всякие попытки Питера поправить ситуацию этой холодной фразой, и выходит в коридор.

Питер сжимает кулаки, пытаясь сосредоточиться на растекающейся в груди злости, но ее вытесняет отчаяние. Почему, почему он это сказал?

***

До конца дня оба источают отталкивающее друг от друга напряжение, которое просачивается сквозь стены.

Питер запирается в спальне, получает сообщение от Гарри «Ну что, сильно досталось?». Хочет схватиться за голову. Стоило ли это приглашение их ссоры? Нет. Но в нем по-прежнему бурлит обида от того, что Тони ему не доверяет, запрещает и… Это гнилое ощущение, из-за которого с Питером общаются не потому что он такой классный, а из-за денег. Связей. Из-за того, что он живет с Тони Старком.

Ночью Тони спать не приходит, запирается на все замки в мастерской. Пусть торчит там хоть всю неделю. Питер тоже о себе много нового услышал, по сути, что он ничего не смыслящий в людях идиот. Ну и пусть. Раз Тони так считает, первым он не пойдет.

К утру подогреваемая гневом гордость съеживается до крошечных размеров, оставляя чувство вины и тоски. Питер не умеет долго сердиться, даже если очень хочется. Поэтому он вылезает из кровати и идет делать кофе.

В мастерской буквально разливается безмолвное напряжение, когда Питер приходит к Тони, словно погружается под воду. Подавляя желание сбежать, он подкрадывается к столу, за которым Тони — разумеется, не спавший, — раскинул голограммы. Ставит кружку на стол — Тони и бровью не ведет. Питер ждет. Еще. И еще.

— У меня здесь есть кофемашина, если ты не заметил.

Дожидается. Подавляет желание грохнуть кружку о пол.

— Я пришел извиниться.

— Да что ты? Интересно, за что? За то, что я контролирую твою жизнь? Не даю общаться с друзьями? Я же такой херовый, что тебе еще нужно?

— Ну прекрати, — с просочившейся в голос мольбой просит Питер. Не может слышать резкость, хотя очень хочется добавить, что Тони тоже не прав — а лучше проскрежетать, что он его бесит. Вот то-то же.

Тони молчит. Душевные силы Питера иссякают, и он почти готов устроить вторую ссору, чтобы Тони потом просил прощения. Но, наконец, Тони пододвигает к себе кружку с кофе, и это можно считать первым шажком к перемирию, а впереди еще мост Объяснений. Питер садится напротив, забравшись на высокий стул. Надо бы как-то начать разговор, но его опережает Тони.

— Мне неприятно думать, что я веду себя как старый хрыч.

По чуть охрипшему голосу чувствуется, что не один Питер провел ночь в размышлениях. Зато теперь Питеру становится стыдно.

— Я так не считаю, — он смотрит прямо на Тони. — Я не хотел этого говорить. И я так не думаю.

— Ну-ну.

Недосказанность вновь повисает между ними неприятным крючком. Питер упирается локтями в стол, сцепляет руки в замок. Почему всегда так сложно мириться?

— Почему ты не сказал, что приведешь их домой?

Питер не поднимает глаз. Этот вопрос, как ни странно, страшит его больше всего.

— Потому что ты сказал бы все то же самое, что вчера.

— Я хотел сказать, что они тебя не заслуживают, — после заминки объясняет Тони. — Вот с Недом вы многое прошли, поэтому я ему верю. Я не хочу, чтобы у тебя в окружении был кто попало.

— Сказал человек с миллионом знакомых, — огрызается Питер жестче, чем стоило бы. Заслуживает укоризненный взгляд. Опять молчание, но Тони, очевидно, тоже чувствует за собой вину, поэтому продолжает.

— И что с того?

— И то.

— Вот Роуди считает, что я зазнавшийся придурок в крутом костюме и у него были серьезные поводы так думать. Но он меня всегда прикроет и стерпит. Я пытаюсь соответствовать его стандартам, но, признаем честно, это просто чудо, что он не врезал мне по роже.

Тони пожимает плечами, не придавая должного значения словам Питера. Тот терзает взглядом столешницу, сжимая пальцы крепче.

— Просто, ты прав. Они со мной общаются только из-за тебя.

У Питера срывается голос. Он не видит как Тони хмурится из-за столь абсурдного умозаключения, выданного на полном серьезе.

— Я сказал сгоряча и имел в виду не…

— Но это так, — судорожно перебивает его Питер, стискивая пальцы, — со мной все время так. В начальной школе никто особо не общался, в старшей, на кружках. Меня даже на вечеринку в честь выпускного не позвали. Даже Неда позвали, потому что он встречался с Бетти, а та была… достойной того, чтобы… И сейчас мне… я, думаешь, не понимаю, что если бы… — слова душат Питера, не ложатся на язык, –…я бы стал в университете таким же, как и в школе, если бы не ты и вряд ли оказался кому-то интересен. И что меня приглашают, потому что ты… Тебя зовут. Я как бы иду, потому что… А на деле ничего из себя не представляю…

— Господи, Питер, что у тебя в голове творится?

Тони с упавшим сердцем смотрит на Питера во все глаза, понимая, что тот уверен в своих словах, как ни в чем другом. Он огибает стол и обнимает Питера, который по виду вот-вот взвоет. Тот прячет лицо у него на груди, немного радуясь, что самый сложный рубеж пройден, вот только вдалеке видится другой. Еще у него кривятся губы, пока руки Тони унимают дрожь в теле.