— Тони, я не могу сказать тебе больше, чем местные квалифицированные врачи. Науке пока неизвестен способ, как вывести человека из комы.

— Разве твои мантры и фокусы не распространяются на сознание, душу, вот это все?

— Я не могу его разбудить. Это не летаргический сон, не наведенный морок, это — кома. Спусковым крючком послужило отравление, физическое вмешательство.

Старк ругается. Линде хочется уйти, но интерес не оставляет. Как они сюда попали?

— Полагаю, это реакция на резкую опасность, — незнакомец и виду не подает, что что-то не так. — Подавление жизнедеятельности, организм закрылся. Некоторые существа могут впадать в анабиоз до полугода, но рано или поздно приходят в себя. Возможно, это такая же способность организма, которую он не может контролировать в силу возраста. Вы с Беннером не изучали его организм досконально?

— Повода не находилось, — язвительность в голосе Тони выходит слишком горькой.

— Посмотри, как он выглядит, — глубокий голос смягчается, — в настоящей коме люди больше похожи на трупы, здесь все системы восстанавливаются, он будто отдыхает. Не удивлюсь, если на реабилитацию после пробуждения ему потребуется пара дней, если не часов.

— Когда.

— Что?

— «Когда», а не «если».

Повисает тишина. Линде кажется, что ее дыхание слышно в комнате. Самая тягучая минута в жизни.

— Я бы хотел помочь, если бы мог. Сейчас мне надо идти, — говорит мужчина, не дождавшись ответа.

Не успевает Линда отойти от двери, как в комнате полыхает золотистое свечение, в котором исчезает визитер. Она вздрагивает от удивления, так и подмывает узнать, что происходит, но наблюдает дальше.

Старк обессиленно потирает переносицу, подходит к Питеру. Садится рядом. Осторожно берет его руку в свою, прижимается губами к тыльной стороне ладони. В этом столько интимности, что хочется отвести взгляд.

— Что мне делать? — надрывный шепот застывает в комнате. — Что мне теперь делать, Питер?

Линда отступает назад, обратно в коридор, во тьму. И без того слишком много увидела. Ей нельзя слышать, о чем говорит мистер Старк, слишком много отчаяния в голосе. Сердце сжимается.

Ведь он по-прежнему будет приходить каждый день.

Комментарий к Through the pain

Спонсор этой части «Вдали от дома»

«Вдали от дома» - мои нервы расшиблись в кровь вместе с Питером.

========== Let’s talk about sex ==========

Питер никогда не думал, что смущение и неуверенность сыграют с ним по-настоящему плохую шутку, но вынужденно убеждается в этом уже который раз.

— Извини.

Он смущенно сидит на краю кровати, комкая в руках снятую в порыве футболку, не глядя на Тони.

Их первый раз складывается не как в романтических фильмах. По уровню возбуждения может и как, но в районе технического все шло не так гладко. Определенно. Уж сколько попыток предшествовало.

Понятное дело, что никакого томного полумрака, атласных простыней, свечей и прочих романтических атрибутов. Питер на это и не рассчитывал, вообще об этом не думал, если честно. Просто в фильмах все как-то легче. Слаженнее. И без стеснения.

Питеру отчасти стыдно за свое поведение.

В венах по-прежнему бурлит жар и сводящее внутренности желание, отчего в комнате чудится прохлада. В реальности же, он далеко не первый раз лезет к Тони, чуть ли не сам затаскивает его в постель, а потом что-то переклинивает. Возбуждение сменяется напряжением — он оставляет и себя, и Тони ни с чем.

Боже, хочется провалиться на месте.

— Мне так неловко, что ты… Тебе…

— Никак не перепадет?

Питер бросает на преспокойно устроившегося на кровати Тони резкий взгляд, спустя секунду соображая, что тот шутит. Прямолинейно и как есть. Тот с усмешкой подтягивает его к себе, целуя в плечо и оставляя россыпь мурашек.

— Питер, я давно перешел в тот возраст, когда телом управляет голова, а не гормоны. Хотя это не отменяет того, что с тобой мне здорово отшибает половину мозгов, я не собираюсь от тебя ничего требовать насилу.

— Я просто… Я не знаю, — стискивая в руках футболку, нервничает Питер, ни разу не успокаиваясь. — Я хочу всего, но боюсь сделать что-то не так.

— Именно поэтому я не предлагаю переходить к камасутре, — Тони опять издевается, хотя, стоит признать, в сочетании с теплым дыханием под ухом и ладонью на пояснице, определенный эффект это дает. Питер изо всех сил старается думать, что это нормально: говорить о сексе в отношениях — как и заниматься им — но смущается и не понимает, как Тони так спокойно себя ведет. — Ты переживаешь, это нормально.

— Да дело не в этом, — виновато поджимает губы Питер. Отчасти и в этом, но не настолько, чтобы не поддаться обоюдному желанию. Учитывая, что он же его и инициировал.

— Я сейчас скажу глупость, наверное, но просто я… Не всегда был таким, — Питер неловко разводит руками, как всегда в беспокойстве немного теряя способность нормально объяснять. Но он поворачивается к Тони, смотрит на него и опускает глаза в покрывало. И силится не думать о том, что они в спальне Тони — только руку протяни.

— Я про то, что если бы не укус паука, ты бы на меня даже внимание не обратил… То есть. Когда четырнадцать лет ходишь таким типичным ботаном в очках, а потом утром просыпаешься вот со всем этим, — он указывает на себя. — Это все клево, конечно, но я все равно… Я, ну, помню, как это — ходить в слоях одежды, чтобы скрыть не внезапно привлекательное тело, а то, что ты… У тебя его не будет. И мне как будто кажется, что ты это все увидишь и разочаруешься. Бредово звучит, да? — добавляет он с нервным смешком, бегло поднимая глаза на Тони и бессознательно ища поддержки.

Тони это бредом не кажется. Слова Питера нажимают на… истину. Тони не может сказать, что было бы, но ведь в самом деле — не бывает хилых и слабых героев. Лицемерно говорить, что он бы по-настоящему обратил внимание на Питера, устройся тот, скажем, просто на стажировку в компанию, не будь он Человеком-Пауком, но сейчас проблема в другом. Да, безусловно, у Питера потрясающее тело, но Тони не тащит его в постель ради секса как такового.

Пусть даже это идет отличным дополнением.

— Хорошо, давай представим, что я вижу ситуацию твоими глазами, — соглашается он, выныривая из мыслей и понимая, что надо разобраться. — Вижу такого обычного, не способного поднять мизинцем автомобиль, подростка, за которого мне точно влепят срок.

Питер неловко фыркает, чуть расслабляясь. До той секунды, пока Тони не тянется к воротнику собственной футболки и снимает ее. Даже в ситуации, где они просто говорят, по телу Питера пробегают легкие мурашки и дыхание слегка сбоит.

— Раз уж мы откровенничаем, то ты должен знать, что у меня, вот здесь, посреди груди дыра, — Питер не может понять, шутит Тони над очевидным или нет, а он тем временем продолжает, — И если приглядеться, то под хорошим освещением будут видны следы от палладия — назовем это одним тяжёлым похмельем. Вот здесь, — он указывает дальше на ребра, под которыми виднеется белесая полоса, — оставленный в напоминание шрам. Под лопаткой ещё парочка, и где-то у бедра еще родимое пятно.

Питер молчит секунды три, не сразу понимая, что просто пялится на Тони во все глаза. Вначале — рассматривает рельефы тела и литые мышцы. А потом следует взглядом за словами. И правда все видит, неровности, следы, соединяет линии родинок.

— Я не понимаю, к чему ты это? — честно сознается Питер, чувствуя себя совсем глупо.

— То, что это мне, по-хорошему, стоит тут чего-то стесняться рядом с тобой, — просто говорит Тони, разваливаясь вновь на кровати и закидывая руку за голову.

До Питера не сразу доходит смысл сказанного.

— Что? Передо мной? Да ты-то куда? Мне вообще без разницы, будь хоть ты наполовину из металла… В смысле, это вряд ли приятно и лучше, чтобы так не было, конечно, но ты такой красивый, — выдает на одном дыхании Питер. Не врет ни разу.

Тони просто улыбается.

— Вот именно. А ведь это все не входит в список самых привлекательных вещей.