Мамы Сонни и Малика тоже сюда ходят. Тетя Джина сидит у стойки, поставив на колени тарелку блинов. Тетя Шель уже моет посуду. Они никогда не употребляли наркотиков, им просто нравится помогать Джей готовить завтрак, а еще они раскладывают по контейнерам обед для таких, как мисс Соня, у которых нет денег на нормальную еду.

Иногда мы и сами почти голодаем, но Джей как-то ухитряется кормить и нас, и остальных. Не знаю, горжусь я или злюсь. Наверно, и то и другое.

– Пэт, попомни мои слова, – говорит Джей, – твоя мама успокоится и разрешит тебе видеться с детьми. Старайся заслужить ее доверие. Не сдавайся. Но я понимаю твой гнев. Господь свидетель, как я тебя понимаю. Когда я вышла из рехаба, родители мужа устроили мне девять кругов ада. – Кажется, это не для моих ушей. – Тянулись судебные заседания, мне позволяли забирать детей только под присмотром. Чтобы чужие люди следили, как я с детьми общаюсь? Я столько растяжек заработала, чтобы их большие умные головы пролезли в мир, а нам даже побыть наедине нельзя?

Все фыркают. Эй, обычная у меня голова, не надо тут.

– Я злилась, – продолжает Джей. – Меня достало, что все припоминают мне мои прежние ошибки. До сих пор припоминают. Особенно теперь, когда я ищу работу.

– Чего, вопросы всякие задают? – спрашивает мистер Дарил.

– В начале собеседования всегда все хорошо, – отвечает Джей. – А потом спрашивают про перерыв в стаже. Я отвечаю как есть – и вот я для них уже просто очередной торчок. Никогда не перезванивают.

– Вот мудаки! – говорит тетя Шель, забирая пустую тарелку у мисс Пэт.

Малик вообще на маму не похож. Она невысокая и пухлая, он длинный и тощий. Тетя Шель говорит, он копия отца.

– Знаешь, сколько богатеньких белых таскают в суд за хранение наркотиков? – спрашивает она.

– Много, – отвечает Джей.

– Дофига, – поправляет тетя Шель. – Им всем грозят пальчиком и отпускают дальше жить полной жизнью, типа ничего не было. А что бывает, если на иглу сел кто-то чернокожий или бедный?

– Нам ломают жизни, – кивает Джей. – Просто прекрасно.

– Ты хотела сказать, пребело, – поднимает вилку тетя Джина.

А вот Сонни – копия мамы, даже коротко стриженные курчавые волосы у них один в один.

– Типа того. Но что я могу сделать? – говорит Джей. – Как же страшно не знать, что будет да… – Она замечает на пороге меня. Прокашливается. – Вот видите, вы разбудили мою девочку!

Я на цыпочках захожу на кухню.

– Не разбудили.

– Привет, Капелька, – заботливым тоном здоровается тетя Джина. Так разговаривают, только когда им тебя жаль. – Как ты?

Наверно, она уже в курсе, что случилось.

– Нормально.

Джей мой ответ не устроил. Она тянет меня за руку.

– Иди сюда.

Я сажусь ей на колени. Вообще-то я уже слишком большая, но почему-то у нее на руках всегда удобно и спокойно. Она крепко прижимает меня к себе; от нее пахнет какао и детской присыпкой.

– Моя Бусечка, – шепчет она.

Иногда она нянчит меня как маленькую, будто пытается наверстать те годы, когда ее не было рядом. Я ей позволяю. Но иногда мне кажется, что она видит во мне только малышку, которая когда-то залезала к ней под бок и там засыпала. Не уверена, что она обнимает и успокаивает меня-настоящую.

Сегодня, по-моему, она успокаивает саму себя.

Тетя Пуф приезжает за мной, как обещала. Я говорю Джей, что мы просто погуляем. Если бы она знала правду, то запретила бы мне ездить в студию, потому что я стала хуже учиться.

Студия находится в западной части района, в старом здании с облупленной краской. Тетя Пуф стучит в дверь, в окошко выглядывает пожилая женщина и говорит нам – мне, тете Пуф и Жулику – идти в гараж на заднем дворе.

Ага, Жулик тоже пошел с нами. Наверно, тетя Пуф позвала его в качестве грубой силы, потому что этот дом… да просто жесть какая-то.

Неужели здесь правда кто-то живет? Пара окон заколочена, стены заросли сорняками и вьюнком. Трава под ногами усыпана пивными бутылками. И… это шприцы, да?

Стоп.

– Это что, притон? – спрашиваю я тетю.

– Не твое дело.

Лежащий на заднем дворе питбуль вдруг поднимает голову и принимается нас облаивать. Даже бежит к нам, но его не пускает привязанная к забору цепь.

Угадайте, кто чуть не обоссался. Ага, я.

– Напомни, что за чувак тут живет? – спрашиваю я.

– Его зовут Док. – Тетя заправила большие пальцы за пояс штанов. То ли чтобы не падали, то ли чтобы в случае чего быстро выхватить ствол. – Он не знаменит, ничего такого, но у него талант. Я недорого раздобыла тебе охрененный бит. Он и сведет трек, и все дела. Будет профессиональное качество. – Она окидывает меня взглядом и ухмыляется: – Так и вижу, как ты выдаешь что-то типа Juicy special.

– Почему?

– «Давным-давно я нередко носил рубашку в красно-черную клетку, – зачитывает тетя строчку Бигги, дергая меня за клетчатую рубашку под жилетом. – И шапку из меха», – и дергает меня за ушанку. – Наконец научилась у тетушки, как надо одеваться, а?

Она к любому моему успеху примажется.

– Научись штаны с жопы не ронять, тогда поговорим.

Гараж весь расписан граффити. Тетя Пуф стучит в боковую дверь. Шаркают шаги, и раздается голос:

– Кто там?

– Пи, – только и говорит тетя.

Щелкают несколько замков, дверь открывается… Один в один та сцена из «Черной Пантеры», когда они проходят через голограмму и попадают в настоящую Ваканду. Мы тоже прошли через голограмму притона – и очутились в студии.

Она явно не самая дорогая, но я ожидала меньшего. Стены обиты картонными подстаканниками, которые дают в кафе, когда заказываешь несколько напитков. Это звукоизоляция. Есть еще стол с несколькими мониторами, драм-пэдами, миди-клавиатурами и колонками. В углу стойка с микрофоном.

За столом сидит пузатый бородатый мужик в майке-алкоголичке.

– Че как, Пи? – здоровается он, не вынимая золотых грилзов изо рта. Говорит он медленно, как будто кто-то скрутил ему скорость воспроизведения.

– Че как, Док? – Тетя Пуф дает пять всем, кто в студии. Их шесть-семь мужиков. – Бри, знакомься. Док, продюсер. – Док кивает. – Док, это Бри, моя племяшка. Она сделает из твоего бита отбивную.

– Стоп, ты что, писал бит для этой малявки? – спрашивает парень с дивана. – Что она под него читать будет, сказки матушки Гусыни?

Все фыркают. Начинается…

Когда я сказала тете, что хочу быть рэпером, она сразу предупредила, что будет много тупой однообразной вони. Придется пахать вдвое больше, а уважать меня будут вдвое меньше. Мне надо отрастить гигантские яйца и никогда не давать слабину. Короче, мне надо стать мужиком, и даже этого мало, чтобы выжить.

Так что я не мигая смотрю шутнику в глаза.

– Не, батя Гусь, сам их читай.

– Ого! – восхищаются двое парней, а еще двое, смеясь, хлопают меня по плечу. Вот я здесь уже и своя.

– Он просто хотел этот бит себе, – фыркает Док. – Зацени.

Он что-то щелкает мышью на одном из компьютеров, и из колонок раздаются мощные басы быстрого бита.

Должна сказать, он охренительный. Чем-то напоминает солдатский марш.

Или как охранники прохлопывали меня на наркотики.

Ра-та-та-та-та-та-та-та, ра-та-та-та-та-та-та-та.

Я хватаю тетрадь и принимаюсь листать. Черт. Ничего из старых задумок не подходит. Нужно что-то новое. Специально под бит.

Тетушка чуть не подпрыгивает.

– Огонь! Когда трек выйдет, ты взлетишь.

«Я взлечу».

– Ту-ту-ту-ту, и я взлечу, – бормочу я. – Ту-ту-ту-ту, и я взлечу.

Я зажмуриваюсь. Слова где-то рядом, я их чувствую. Осталось только их найти.

Вот Лонг швыряет меня на пол. Одно неверное движение, и мой полет навеки остановится.

– Вам не остановить мой полет, – бормочу я. – Вы бессильны, и я взлечу.

Я открываю глаза. Все взгляды в комнате устремлены на меня. Мой голос набирает силу:

Вам не остановить мой полет.