— Ага, — согласился я. — Но ты не видела и десятой доли моих талантов.

Ядвига наклонилась ко мне:

— Так покажи. Но чересчур не увлекайся, у меня длинная память. На все четыреста отпущенных лет.

Она легонько щелкнула меня по носу. «Ух-ты, у нас новый виток в отношениях, — возликовал про себя я, — она сама идет на контакт».

И чуть не заорал, потому что мы стремительно падали вниз.

Андрей: исповедь хранителя, лично и немножко нервно

Я догадывался, что знакомство с моим внутренним миром идет к развязке. Мы приземлились не куда-нибудь, а в кабинет, который я занимал будучи выпускающим и заместителем главреда в газете «Мой Петербург»: 18 районных вкладок и 350 тыс. экземпляров каждую неделю.

Площадь комнатки не превышала 8 метров, окно выходило в типичный питерский двор-колодец. Я мог сколько угодно постить фотки в Инсту: с голубями, с сосулями, даже с пакетами продуктов (напротив жили студенты, не позаботившиеся о холодильнике, ну или в их коммуналке он постоянно ломался). Зато у меня имелось свое большое потертое кожаное кресло, нормальный ноут и тридцать человек подчиненных в штате.

Я немного поерзал в кресле, Ядвига устроилась на подоконнике. Привыкай, детка, это Питер. Мы с ребятами запустили несколько пабликов в соцсетях с похожими хэштэгами, и всякая галиматья с зонтиками и крышами (#типичныйпитер, #этопитердетка) шла на ура. В какой-то момент реклама в ВК в месяц приносила больше, чем четыре выпуска газеты вместе со всеми приложениями. Пока подобных групп не развелось, как собак, и в результате они обрушили цены.

Так, себя со стороны, я, похоже, не увижу, а мыслю ровно, как Андрей Богатырев трехлетней давности. Ведьмочка мигнула зеленым платьем и растворилась среди гераней. Зажужжал сотовый, проводной телефон тоже на столе, но по нему звонят все реже.

— Андрей Петрович, у нас тут крупный заказ намечается, — это Геннадий из отдела рекламы, которого вся команда зовет Василь. Я сразу почуял подвох, потому что на согласование по протоколу обычно стучится его шеф Глазков. Но с ним у меня контры, и на сложные переговоры рекламщики дергают Василя.

— Понимаете, какое дело, — продолжает подковерный дипломат. — Продуктовый ритейл готов дать целый разворот. Скидки на декабрь: алкашка, бакалея, подарки к праздникам.

— У нас количество полос уже согласовано. Но типография допечатает, осталось три недели, не вижу проблемы.

— Это сеть «Манит», они просят небольшие корректировки и по редакционным новостям, — с некоторым напряжением пояснил Василь.

— Вась, у них только что козырек обвалился на Пионерской, придавило троих — в больнице в среднетяжелом. Что они собираются корректировать? Может, нам еще опровержение дать, мол, всем показалось? Телеканалы с них не слазят, — я слышал, какой усталый у меня голос, и понимал, что так просто перед Новым годом жирного клиента мы не отпустим.

Василь был молодцом, не пытался мне угрожать гендиром. Понимал, что вся грязная работа на мне: все организовать так, чтобы к нам не подкопались. А гендир только поорет и скажет: «Выкручивайтесь, на кой вы здесь».

— Андрей, ты наш штатный маг, сделаешь этот «Манит», как два пальца. Их пиарщик против тебя со… круглый младенец. Василь льстил, как дышал, мне все больше хотелось его послать. Но вместо этого я потер переносицу и произнес:

— Пускай добавят объявления о вакансиях: на основной полосе, на 2–3 модуля, не меньше. Бланки мы им пришлем. И передай Светлякову, — он же у них там до сих пор во внешнем PR? — частоту новостей по инциденту снизим, но полностью убрать их не сможем. Возьмем у них комментарии. Перед рекламной кампанией касаться этого вопроса уже не будем.

— Да, мой генерал. Я скажу, чтобы перед подписанием договора заехали к тебе. Торговаться не перестанут, но никуда не денутся, — Василь отключился, а я уже набирал журналиста, который поехал снимать фасады этой сети по всему городу. Обзор придется отменить.

********************************

Ядвига сидела на окне непринужденно, как кошка. Отсюда я не мог угадать ее настроение, различал только очертания. А у меня опять телефон:

— Андрей, к тебе стажер из новосибирского «Коммерса», по обмену новобранцами, у него на 15.00. Угости мальчика кофе, у нас капсулы кончились, — протараторила Стелла, мировая девчонка и секретарь в приемной.

После таких новостей настроение буквально спикировало вниз. Я не видел зла в практикантах, но эти горящие глаза, наивные вопросы, завышенные ожидания действовали на меня, как ледяной душ. Вряд ли «Мой Петербург» соответствует тому, что навоображал мальчишка, которому тесно в столице Сибири.

Вдохновить собственным примером не получится. Я не запойный, не лентяй, живу во втором по величине российском городе, окончил хороший университет, выше меня в иерархии лишь главред (его в редакции видят только с гендиректором и только на корпоративах). Согласно любой статистике, в 2019 году мне следовало к своим 27 годам получать куда больше 80 тысяч в месяц. Но профессия журналиста немного странная: ты можешь утром в ресторане на Малой Морской есть икру красную с сыром качотта, запивая пивом Papaya Rye, а, когда деловой завтрак завершен, добираться в редакцию на троллейбусе.

Хорошо хоть снимать не надо; мы с Вероникой живем в бабулиной квартире и потихоньку делаем ремонт. Где-то на краю сознания раздался сигнал тревоги, и я уловил, что в мои рассуждения закралась ошибка. Оказавшаяся сзади Ядвига опустила руки мне на плечи, и падение продолжилось.

******************************

Квартира в Купчино, откуда Вероника вывезла большую часть своих вещей, за один день стала лысой. Даже шторы куда-то пропали, и в окно заглядывали угрюмые девятиэтажки. Я предложил Ядвиге диван, потому что на нем выбор мебели заканчивался.

Из кухни ко мне, то есть к нам, вышла Вероника и я по привычке залюбовался женщиной, которую любил… что-то около пяти лет. Да, мы вели отсчет. Она очень обижалась, если в годовщину первой встречи я не устраивал романтический ужин не дома. Такое случилось один раз, и лучше не вспоминать.

Светлые, слегка вьющиеся длинные волосы, точеное лицо, которому не требовалась косметика. Я клянусь, просыпаясь утром, она умудрялась выглядеть круче, чем на вечеринке. Сейчас губы плотно сжаты. Она уверила себя, что в разрыве виноват я, хотя бросает она — переезжает к нашему общему другу в апартаменты с видом на Исаакий.

Не ожидал, что смогу сохранять невозмутимость и даже помогать ей собирать чемоданы. Возможно, это я так оцениваю спустя время, ведь я проживаю этот момент еще раз: Ядвига не сводит с моей бывшей заинтересованного взгляда, прямо поедает глазами.

У Вероники аж свой левый задергался:

— Ты такой спокойный. Всегда спокойный. Что когда мы в Крыму в палатке ночевали, что когда вместо «пятерки» в Турции заехали в «тройку», потому что у тебя не было денег оплатить разницу из-за скачка курса. А договаривались на Доминикану, — ее несло, — а помнишь, как подарили позорный дешевый сервиз на юбилей мамы и моя тетка сказала…

— Что ты, Ника, дура, потому что связала свою жизнь не с настоящим мужчиной, не с мужиком? Что тебе пришлось работать, а не заниматься саморазвитием и здоровьем? Теперь ты всем докажешь, как они в тебе ошибались. Удачнее партии, чем Никита, в Питере еще поискать. Гардероб обновлять только в Милане.

— Да как ты смеешь? Ты никогда не любил моих родственников, а твоя мама смотрит так, будто я недостойна ее талантливого мальчика и живу за твой счет. Тебе даже кредит на машину не одобрили!

— Потому что у меня три кредитки плюс кредит на шубу. Ник, прекрати. Зачем этот фарс, ты все решила. Да, я долго не мог поверить и до сих пор думаю, что ты меня любишь. Такой я придурок. Но когда узнал про Никиту, то перестал надеяться, что мы все исправим. После такого и клеить нечего.

— Идиот, круглый! До сих пор смотришь на меня и воображаешь, что ты самый лучший секс в моей жизни. У тебя на физиономии каждый раз было написано такое самодовольство…