- И спас, - возразил мальчишка. - Я же знаю, ты нас с Пэном презираешь, и наша неприязнь к тебе была взаимной. И все же ты не убил нас, хотя тебе пообещали госпожу Вейлану взамен на нашу смерть.
- Просто я знал, что Вейлана мне этого не простит.
- Даже если твоей совестью выступает другой человек, это не отменяет того, что совесть у тебя все же есть, - Трилл улыбнулся.
- Ха-ха. Совесть у темного рыцаря, скажешь тоже… Хотя какой из меня рыцарь.
- Уж куда лучше, чем этот Гвидо, - фыркнул Трилл. - Никогда не думал, что скажу такое, но должен признать – ты не такое чудовище, каким я тебя представлял.
- Это не имеет никакого значения. Каким бы я ни был, я все равно не рыцарь.
- Не скажу, что сожалею об этом, - Трилл усмехнулся. - Госпожа Вейлана определенно заслуживает кого-то получше безумного убийцы. Но и этот рыцарь ее недостоин.
- Попридержи язык, Трилл. Никто не давал тебе права обсуждать ее.
- Я вовсе не… - начал было мальчишка и сам себя перебил: - Ты даже внимания не обратил, как я тебя назвал.
- А должен? Ты ведь не солгал.
Трилл смерил его внимательным взглядом и вздохнул:
- В том-то и дело, что нет. Раньше – да. Я помню твой взгляд, когда ты душил меня. Тогда это доставляло тебе удовольствие. Меня ты отпустил только потому, что вмешалась госпожа Вейлана. А сейчас… ты даже разозлился не до такой степени, чтобы добить его. Хотя Гвидо весьма успешно тебя провоцировал.
Кларий помолчал, признавая его правоту. Трилл ошибался, полагая, будто темный рыцарь получал удовольствие от убийств. Для Клария убийство никогда не было чем-то особенным. Но вот мысль о том, что от него зависит, сохранить или отнять чужую жизнь, всегда его завораживала. В такие моменты он ощущал себя важным и значимым – но так было прежде. С тех пор его жизненные ориентиры странным образом поменялись, и распоряжаться чужими жизнями ему больше не хотелось. А хотелось одобрения белой ведьмы, чего больше Кларий от себя скрывать не мог.
Поэтому он и пощадил Гвидо – стоило лишь представить взгляд Вейланы, когда она поймет, что он натворил.
- Мне кажется, для простого гонца ты какой-то слишком умный, Трилл, - нахмурился Кларий, не желая продолжать мучительную тему.
- На войне дети быстро взрослеют, - мальчик отвернулся, обнимая себя за плечи.
- Мне можешь не рассказывать, - согласился темный рыцарь, вспомнив, насколько быстро повзрослел он сам.
Не потому, что вокруг шла война; нет, это он воевал против всего мира. Времени на детство у него просто не нашлось. Он едва ли сумел бы понять Трилла, лишившегося в одночасье семьи и дома, но легко мог представить, каково это – очутиться на улице без помощи и поддержки. И все же Клария не оставляло ощущение, что мальчик рассуждает чересчур уж по-взрослому. Но его подозрения оставались слишком смутными, чтобы высказывать их вслух.
- А еще у тебя изменились глаза, - заявление Трилла прозвучало совершенно неожиданно.
- Что?
- Наверное, потому что в тебе течет колдовская кровь, - пожал плечами мальчик. - У обычных-то людей глаза не меняются.
- Что значит – изменились?
- Они были непроницаемо-черными прежде, - Трилл улыбнулся. - А теперь посветлели. Весьма символично, должен заметить.
- А знаешь, что я хочу заметить? – Кларий сдвинул брови. - Если ты сейчас же не уберешься отсюда, то сильно об этом пожалеешь.
Но вместо того, чтобы испугаться, Трилл негромко рассмеялся. И все-таки ушел, оставляя Клария наедине с его сумбурными мыслями, в которые внес только лишнюю сумятицу своим наблюдением.
Темный рыцарь не страдал самолюбованием. Он знал, что привлекателен, и не искал подтверждения этому в зеркалах. Поэтому и не заметил изменений в своей внешности. Да и не стал бы он выискивать таковые, потому что никогда не слышал о том, что глаза у людей могут менять цвет в зависимости от их сути. Кларий понимал, что изменился. Чудовища, каким он был, каким ему нравилось быть, больше нет, но разве поступки заставили почернеть его глаза? Кларий родился таким. И Трилл нагло лжет своим нелепым утверждением.
Вот только нет у него причин лгать, ведь это так легко проверить. И Кларий с трудом сдержал порыв броситься к зеркалу. Ведь там – Вейлана, а ее видеть сейчас почти невыносимо. На нее больно смотреть, такую счастливую в своих сбывшихся чаяниях. Замечает ли она недостатки своего рыцаря? Или предпочла закрыть на них глаза?