Молний пламень горел до рассвета
Через белый шторочный шёлк,
Раздуваемый лёгкими ветра.
И теперь только тишь; и молчат
Струны мира, певца и вора,
Только слышно крики грачат
И колёс по воде шорох.
Только-только приблизился новый миг,
Нам готовит судьбу большую,
Я на тёмный смотрю камин,
И от дыма его я щурюсь.
И теперь только я, истребя
За бокалом вина мысль скуки и лени,
Эмигрирую внутрь себя,
Наклоняюсь к огню, обнимаю колени.
И губы роз
Свеча, прошу тебя, свеча, не тлей!
Не будь так схожа
С желанием людей.
Ты в жаре этом не согрета – нет!
Ты им разбита лишь, подобно мне.
Свеча! Горишь, и губы роз
Так красно в темноте протянуты к тебе,
Но будет день,
Кому тогда твой будет нужен воск?
Когда, как поезд, гулко ночь
Когда, как поезд, гулко ночь, с звездой печальной и метелью,
Летит сквозь чёрные дома
И быстро снега бахрома
Садится на иголки елей,
Когда тяжёлый зимний воздух
Труба московская коптит,
Ты думаешь, куда идти
И в талую ты смотришь воду.
Я сад разобью
Я сад разобью.
Пусть там розы растут,
Пусть птицы поют,
Старый месяц глядит в тихий пруд.
Я сад разобью,
Пусть он будет большим,
Пусть звёзды там золото льют
На острые груди вершин.
Я сад разобью,
Я сиреней хочу и осин,
Поставлю под кроны скамью,
Пусть с листьев сойдёт нежно пламень росы.
Я сад разобью.
Пусть там встанут холмы,
Разносится пение вьюг,
Но долгой не будет зимы.
Я сад разобью.
Пусть там будет светло.
Смеются и пьют
Пусть за белым столом.
Комплекс
Не надо звать к себе глухих
И равнодушных к инструменту,
Они цветут до зимнего момента,
Им безразличны песни и стихи.
И всё, что им дано и хочется чего,
Травой присыпать белый цвет свой
И простоять в убожестве всё лето,
Не мысля, что за летом – ничего.
Им захочется закутаться в песок,
Как в одеяло, жёсткое, шершавое,
Смотреть завистливо, как чистенькую паву
Из их куста благословляет Бог.
Им хочется сбежать и скрыться в чёрный грот,
Не знать ни тишины, ни громовых раскатов.
Как будто бы завидев виноватых,
Они вульгарно открывают рот.
В саду вечерело
В саду вечерело, и над прудом ютились в саду мотыльки,
Качались послушно на ветках листки,
В закате краснели у камня пески.
И яблоком пахло в вечернем саду,
И дым поднимался вверх
Из чёрной трубы;
И росы стояли, и розовый дух
Вползал косолапо под дверь.
Темнело. Свет солнца исчез,
И лишь, завершая круг,
Он вспыхнул, как крошка огня, на плече
И золотом вспыхнул вокруг.
Фонарь в снегу висит
Фонарь в снегу висит, горит,
А снег несёт по кругу.
И этой ночью эта вьюга –
Есть ода, тон, есть некий ритм.
Снежинка липнет на стекло
И от тепла рождает воду,
Выходит, увлажняя воздух,
Испариной на плоский лоб.
Ещё вчера – вчера! – шмели
У роз на берегу жужжали,
Сегодня мир безмерно жаль и
Срывает вздох сам вид земли.
Наблюдение
Я выйду на берег. Там пахнет солёной водой,
Там старые лодки стоят без дна
И смотрит одна золотая луна,
Как девушка с длинной гуляет косой.
Ступает неровно и где-то тоска
Запуталась в чёрных южных глазах.
Нагнувшись, цветок достаёт из песка,
Который прибила ночная гроза.
Отцветшая роза, когда-то она
Была не дурнее, а, может, красней,
Такая же полная сока-вина
На радость и краткую память людей.
Роза и фортепьяно
Так робко увядает роза, а как цвела,
А как её любили до потери
Сознания,
А кто б поверил,
Какой и для кого она вчера была.
Бедняжка роза!
Мне так жаль, что странно
Устроен мир,
Мне жаль тебя, и это фортепьяно,
Где ты распята, тоже жаль, пойми.
Я знаю, кажется за муку, чересчур
Ему тяжёлым мёртвый груз твой,
И пусть он внешне безразлично хмур,
Ему под клавишами очень грустно.
Бедняжка, роза! Как лоза,
Изящный высох стебель,
Лист увял, вот-вот возьмёт тебя отребье
В руки, испариной по лбу пройдёт его слеза.
Застолье
Я всё время спешу, я всё время в бою,
Я настолько в бою, что побед не ценю.
Запах сливок с вином
Над столом –
Торжества!
А уже опадает листва.
И уже горизонт, покраснев и заплыв,
Сыпет реденький снег
На поля и стволы.
Камин
I
На брови камина
Сползает лепнина,
Из чёрного дерева лоб –
Единственным глазом, горящим, глядит, как циклоп.
II
Немот он моих собеседник,
Когда устаю от людей,
Сидим мы вдвоём, как соседи
Пространств, нам приятных, и дней.
III
И только камин этот старый –
Единственно ясно ему,
Кого мои страшные чары
Не взяли и губят саму.
IV
Как розы, лепнина»
На брови камина
Сползает; квадратная голова,
С горящими рядом и ждущие жара потеют дрова.
V
Как жутко – я стала изгоем
Со списком нескромным побед!
Касаюсь угля кочергой я
И вижу сомнительный свет.
Круг
Частенько в жизненном антракте
Я мыслю о природе смерти.
И верьте мне или не верьте –
Я часто сомневаюсь в факте.
Мне видится, что с жизнью спаян
Любой, не суть, которой выси,
И, будто даже умирая,
Он остаётся в разном смысле.
Всё в той же жиже и обличье
Его несёт горящий круг
И тем он лишь от нас отличен,
Что не протягивает рук.
О публике, пишущем, о неврозах
Ты рвёшься из кожи – а Им смешно,
Когда бы ты знал, что Они – неправда.
Как Фауст у колбы, поправив оправу,
Ты смотришь в небо – а там темно.
Ты хочешь искусства и веришь в искусство?
Поэты – законодатели вкуса.
Ты должен привить элегантность смертным –
Под страхом шипения, брыканий, смерти.
Ночной этюд
Утёс обнажил грудь,
Луна припадает к ней в поцелуе.
Фонтанные брызнули струи,
Легли на траву и кору.
Бокалы теперь пусты,
Мир тонет во мглистой пастели,
И бес на краю постели
Глядит на меня с высоты.
«Вставай!» – говорит.
«Он ждёт!» – говорит.
«Пропади – до зари, до зари!..»
Посвящение другу
Великое вдохновлено вещами.
Когда склонюсь я в суд к Господнему плечу,
Я вспомню о тебе, мой друг, я обещаю.
Он будет знать, что ты мне был не чужд.
