Глядят умиленные нимфы.

Но в их чертах сквозит порок,

И ясно видно мне из окон,

Как у одной помят венок,

А у другой небрежен локон.

Луну украли

Луна качнулась, Луна в гневе!

Свет брызнул с щеки ручьём –

К ней, ночной Деве,

Пришёл свататься Чёрт.

«Заберу, – говорит, – мира лишу.

Будешь светить в аду,

Я там для тебя двух лебедей пущу,

Будут тебе танцевать на пруду.

Не обижу, вина налью,

Лучшие блюда попробуешь у меня,

А как полюблю,

Так, как никто б бледную не полюбил тебя!»

Закончив речь, хватает за обе руки,

Тащит под землю, Луна вопит:

«Нет!», но, увы, под ногами уже горят огоньки,

На стенах чёрный лежит гранит.

Подводит к зеркалу – чистая красота!

Затягивает на талии ремешок

И, улыбаясь лукаво так,

«До тебя, – говорит, – собирался бог».

Не плакать, прощаясь, не лезть на рожон,

А только тонуть в аромате роз.

Любиться легко должно,

И – бог сохрани! – не всерьёз.

Южане

Волны горячие, волны бегут,

Разбивая о скалы груды воды.

Две одинокие розы на берегу,

Когда закат в золото сыплется, как дым.

На моём берегу. Мой океан,

Где не бывает дождя и грозы,

И, улыбаясь сквозь лёгкий туман,

День поднимается в жаркую зыбь.

Нимфа тунику сколола на брошь,

Танцует, кувшин неся на весу,

За ней наблюдает свирепый вождь

Минуту-другую – а после за ней идёт по песку.

Красавица

Я хитро смотрю – вы молчите,

Я нежно – ответа нет.

Мой чувственный мститель,

Забудем, что было. Идите ко мне!

Не будьте серьёзны,

Вы – неудачник-вор.

Быть видимы созданы красные розы,

И прятать их в руки – ужасный вздор.

Клянусь, не продержите долго,

Пусть даже вы плут,

Уколитесь только,

А раны когда заживут?

Любовница

Он зло спросил меня: «Где ты была?»

Спокойно говорю: «Была у моря.

На нимф смотрела, на цветы, прибоем

Снесённые к ногам, и как синеет мгла.

Одна». Он не поверил – я не лгала.

«Одна? Ты проклялась опять!»

Глаза потупив: «Одна».

И ничего мне, кроме как молчать.

«Я должен был изобличить вас сразу!» –

Метнулся в сторону, над бровью вена вздулась.

Он приподнял разбить фарфоровую вазу –

Я улыбнулась.

Буря

Друг, прости, что тебя предаю я,

Что тяну за собою, когда тону.

Ты же знаешь, меня моя личная буря

Иногда утомляет саму.

Прихожу к опустелому мысу,

Где на небе – прекрасная гжель.

Я сродни унесённому в море нарциссу

И к корням не вернусь уже.

Объяснение в Сорренто

I

Танец, Сорренто, сердца набаты,

Милый, прошу, не клянитесь мне!

Вы для меня слегка простоваты,

Мы не сошлись ни по чьей вине.

II

Только мерцают далёкие звёзды,

Роза вчера расцвела у окна.

В небе повисли звёздные грозди

И между ними – цветок Луна.

Вы слишком чёрствый, слишком тревожный,

Чёрствые люди всегда пусты.

Вы наблюдатель, а я заложник

Этой торжественной красоты.

Италия

Я твержу себе: «Нет! Не тяни ему чашу с ядом!

Головы не лишай!

Не влюбляй словом, не влюбляй взглядом,

Не влюбляй, веерами шурша».

Образ твой потом по деталям

Он же будет читать, он же будет искать

В сотне мест!

А ты будешь уже в Италии

И тебе надоест.

Это чувство! Как будто под градусом,

Будет искать

Совершенно всерьёз!

А ты будешь с другим уже адресом

У моря и жёлтых роз.

Будет думать: за что обманули?

Долго думать и долго страдать.

Он – тебя и тебя одну лишь,

А ты – не его и никогда.

Завтрак на летней террасе

Мрак с мира сдут, развеян, как пыльца

Из чрева розы подлым ветром;

И небо ясно, небо сине.

И блещет корочка яйца,

Как золото, на лососине.

В разгаре осень, но душа стремится к пламени и маю,

И, кажется, чертовка-вьюга так далека,

Когда стакан с топлёным молоком я поднимаю,

Приятным ожиданием глотка

Томясь до каждой клетки резвой плоти,

И жаждет нового свершенья плоть,

И, хоть осенний воздух стенно плотен,

А всё ж и сквозь него ещё сочит тепло.

И в каждом грома призрачном раскате –

Когда не правда гром вдали! – теплу

Есть место. Яркий луч гуляет по столу

Нагому, там, где чуть приподнятая скатерть

Алеет кружевом; я влюблена.

И ты влюблён. Есть в мире ль больше тайна

Желания? Когда одна

Лишь мысль жжёт внутри и та – забавна и случайна.

Пить кофе на ночь

Пить кофе на ночь

И слышать: «Ну, пойми!»,

А кто бы понял вас,

Смотреть на черноту оконной рамы

И проклинать весь мир

С одной, возможно, мыслью о том, что было.

«Спаси меня,

Спасти тебя

Я по вине любви не в силах».

Тоска и ревность давят грудь,

Жжёт злость, в висках колотит громко –

«Да сделай, чёрт же, что-нибудь!

Ведь ты не влюблена нисколько.

Скажи уйти, скажи, опять

Увлечена и знать не хочешь.

Я больше не могу страдать!» –

«Хотя нуждаюсь в этом очень».

Я жду, когда совсем стемнеет

Я жду, когда совсем стемнеет,

Начнётся страшная гроза,

И я приду про всё сказать,

Хотя никто уже не верит.

Я признаю свои ошибки!

Я зря прошу: дай руку мне!

В глубинах злых моих морей

Всё утонуло в толще зыбкой.

А этот город! Наважденье,

И страшный холод от Невы.

На чёрном мраморе видны

Здесь самой чёрной ночью тени.

Я же знаю, что вы меня любите

Я же знаю, что вы меня любите.

Вы простите, а если не сможете – глупо.

Вы ведь, друг, не со мной, очевидно, счастливым не будете,

Вы не будете вовсе – вас сразу убьёт разлука.

И хотя вы серьёзным и твёрдым так часто кажетесь,

Что как будто бы вы никогда не любили,

Но когда б не улыбка моя – каждая! –

Кем бы были вы, друг, где б вы были?

И о чём мечтали бы с тихой нежностью,

Если б не было нас на свете?

Друг, я – ваш меценат с неизбежностью,

Самый в мире большой благодетель.

Молчи!

«Молчи! Он слишком прост и слишком груб,

Твои стихи ему смешны и наги!» –

Мне думалось, а пальцы белых рук

Предательски рвались к бумаге.

И я писала; я за страсть всего

Быстрей пишу, слова точны и строги,

И до сих пор не знаю, для кого,

Но адресую многим.

Любите?

Вы признаетесь.

И в ответ на моё молчание выдадите грому подобное: «Смейтесь!