Драко ждал вестей от Поттера. Вздрагивал всем телом от малейшего треска в камине, которое оказывалось лишь отзвуком прогоревших поленьев. Ладони становились влажными, а пальцы дрожали, когда отвязывали письмо, доставленное совой – но все время не от того корреспондента. Прислушивался к каждому движению за дверями – но лишь ветер завывал среди голых стволов и каменных стен.
Малфой изо всех сил старался верить, что совсем скоро все закончится, и эта женщина покинет мэнор – и вот тогда он сможет наконец о ней позабыть.
***Гермиона жалела о своем решении вернуться каждый день, каждый час, каждую минуту, которые ей приходилось отныне проводить в этом доме.
Это была постоянная, непрерывная, медленная пытка. Каждый дюйм её комнат, каждый предмет мебели, каждая мелочь живо воскрешала воспоминания о тех вечерах, когда сюда приходил Драко. Завтраки и обеды в малой столовой подчеркивали её кричащее одиночество, которое становилось абсолютно невыносимым по вечерам. Она больше не садилась за общий стол с Малфоями и старалась не покидать детского крыла без особой необходимости, изредка тенью проскальзывая в библиотеку – только днем, когда была абсолютно уверена, что Драко нет дома. Парк с голыми черными ветвями деревьев на фоне низкого свинцового неба лишь усугублял тоску и отчаяние, и теперь она всячески старалась его избегать, несмотря на то, что Скорпи по-прежнему любил заниматься в беседке, которую она окружала согревающими чарами. Они больше не гуляли подолгу, ссылаясь на испортившуюся погоду и предпочитая играть в детской – и так было немного, но все-таки легче.
Довольно быстро все привыкли к новому распорядку мисс Спэрроу, и даже Скорпи перестал задавать неловкие, неудобные вопросы. Она спускалась к завтраку первой и успевала вернуться к себе задолго до того, как домовики начинали сервировку в столовой для хозяев, и безмолвной тенью уходила к себе, когда приходило время Скорпиусу спускаться к ужину. Малфой безупречно выполнял её требования: больше он не приходил в детскую и не предпринимал никаких попыток застать её в одиночестве. Он словно растворился в стенах собственного дома, но о его присутствии по-прежнему кричало все вокруг, и это было мучительно. Спускаться по лестнице, зная, что через два часа здесь же пройдет и он – в очередном безупречном костюме, с этими его невозможными галстуками, в зависимости от цвета которых его глаза меняли оттенок, с идеально уложенными белыми шелковыми волосами. Проходя здесь, Гермиона всегда касалась кончиками пальцев перил, словно запечатлевая это прикосновение как послание во времени для него. После завтрака она сидела у себя в комнате, то и дело поглядывая на часы и с безупречной точностью отмечала вехи: лестница. Столовая. Завтрак. Вспышка зеленого пламени – и он уходил, оставляя дом пустым, а весь оставшийся день – бесконечным и бессмысленным. Каждый день она жила ожиданием вечера, а когда он наконец наступал, становилось еще хуже. Гермиона не рисковала даже спускаться в столовую на ужин, чтобы не встретить его случайно на лестнице или в холле. Домовики не возражали против того, чтобы подавать еду ей в комнату, и там, в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием огня в камине, она с мазохистким удовольствием предавалась фантазиям. Устал ли он за день, отчего неразговорчив и хмур, или они со Скорпи о чем-то болтают?.. Понравилось ли ему вино, которое сегодня подали к ужину и которое она сама безжалостно вылила в раковину?.. Ел ли он десерт, и если ел – то как?.. Чем они предпочтут заняться сегодня: поиграть в настольную игру, побольше почитать, или будут просто сидеть в обнимку, о чем-то разговаривая?..
Ближе к ночи вновь включался таймер: Гермиона знала, что он совсем рядом, всего через две двери от неё. Две двери, три стены, сделай несколько шагов – и можно увидеть его хотя бы на пару минут, вдохнуть его запах, может, случайно прикоснуться… Нет. Она кусала губы, била себя по рукам, выла в подушку, но ни разу не позволила себе воспользоваться благовидным предлогом и навестить Скорпи перед сном. Ей нельзя. Нельзя видеть его, думать о нем, привыкать к нему. Совсем скоро Драко Малфой исчезнет из её жизни навсегда, и пора с этим смириться. И Гермиона пыталась – вот только пока не особо успешно. Лишь иногда она позволяла себе подойти к двери и коснуться её ладонью, становясь в эти минуты чуточку ближе к нему. Это было все, что она могла, и этого было чудовищно, ничтожно мало.
Даже Скорпиус, который по-прежнему оставался её единственной отрадой здесь, теперь вызывал двоякие чувства, одним своим видом напоминая ей и о малыше, который уже жил в ней, и о его отце. У её ребенка не будет огромной игровой размером с бальную залу, толпы домашних учителей и гувернантки. Скорее всего, его ждет детский сад и маггловская начальная школа, работающая мама и, скорее всего, никакого папы. Ему – или ей – не повезет так, как Скорпиусу, не Драко будет читать сказки перед сном, и не он подарит первую метлу и научит на ней летать. Но, по крайней мере, она постарается стать этому малышу самой лучшей мамой на свете – хотя сейчас её пугала до истерики сама мысль о том, что она станет для кого-то матерью.
Новостей от Гарри не было. Астория пребывала во Франции, и можно было успокоиться и жить дальше, чем Гермиона и пыталась заниматься. Она сама сняла все чары со своей личной квартиры, сделав это так, чтобы не узнал Гарри, и потратила целый выходной на упаковку вещей. После чего выставила её на продажу, доверив все дела риэлтору-магглу. Прощаться с этим местом было легко: за эти месяцы привычная и так трепетно выбранная когда-то квартира совсем перестала быть ей домом. Однако не стала ей домом и квартирка Мии Спэрроу в Косом переулке, и роскошные комнаты в Малфой-мэноре. У Гермионы больше не было дома, и тем проще было отпустить прошлое и заставить себя перелистнуть страницу.
Очень хотелось отвлечься еще хоть на что-то, но руки её были до поры до времени связаны: она не могла даже запросить перечень вакансий в Министерстве любой из стран, чтобы получить хотя бы какое-то представление о возможных перспективах. Известность и здесь сыграла с ней злую шутку, ведь не успеет сова вернуться в Англию, а новость о том, что британская героиня Второй магической войны ищет работу за границей, уже разнесется повсюду, и не пройдет и пары дней, как достигнет ушей Кингсли. Он, разумеется, вызовет Гарри, и у друга возникнет к ней миллион вопросов, на которые Гермиона пока была не готова отвечать. Однако это не мешало ей покупать волшебные и маггловские журналы, карты и путеводители, и долгими вечерами тщательно изучать их, выбирая город, в котором ей захотелось бы жить. Впервые перед ней в буквальном смысле был открыт весь мир, и, несмотря на обстоятельства, которые к этому привели, Гермиона была твердо намерена распорядиться этой возможностью как можно лучше. Деньги Малфоя существенно облегчали ситуацию, и девушка позволила себе мечтать на полную катушку. Ну, или хотя бы пытаться, обманывая саму себя красивыми фотографиями и привлекательными видами.
Эти мечты здорово отвлекали её от одиночества и тоски по Драко. Как бы ни старалась Гермиона, но последняя была её постоянной спутницей, мучительно выкручивая душу двадцать четыре часа в сутки – но особенно по ночам. Гламурные чары, скрывающие покрасневшие глаза и заплаканное лицо, стали такой же неотъемлемой частью её утра, как чистка зубов и лимонное зелье от тошноты, а вынужденный отказ от сигарет, алкоголя и даже кофе отнюдь не делал жизнь проще.
Но постепенно она смирилась. Боль стала не такой острой, а тоска – привычной, словно домашние тапочки. Нет, она не перестала думать о Малфое, но даже эти мысли стали обыденными, рутиннымм… нормальными. Гермиона училась жить без него, и понемножку, крохотными шажками, у неё получалось. День следовал за днем, они складывались в недели, и вот уже вместо дождя за окном стали срываться мелкие снежинки. Ноябрь был на исходе, и теперь каждое утро приближало к финалу – её работы в Малфой-мэноре, дружбы со Скорпиусом, эфемерной, но еще живой связи с Драко, жизни в Британии. Со дня на день должен был наступить декабрь, и с ним – начало обратного отсчета.
