- Я не знаю, - нерешительно протянул он, - но вполне возможно. А что?
Гермиона развернула газету в его сторону и ткнула пальцем в угол колдографии, которая занимала почти всю первую страницу.
На колдо Малфой со скучающим выражением лица обнимал ослепительную красотку с голубыми глазами и гладкими каштановыми волосами. Передовица и весь следующий разворот были отданы репортажу с умопомрачительного благотоворительного приема в поместье Малфоев, посвященного очередному дню рождения молодого лорда.
Внимательно осмотрев колдографию и не заметив на ней ни малейших признаков каких бы то ни было детей, Гарри осмелился посмотреть на подругу. Гермиона побледнела, как смерть, руки её дрожали, а глаза сверкали нездоровым блеском.
- Я не понял, - вынужден был признаться Гарри.
- Ваза! - нервно выкрикнула Гермиона, снова показывая пальцем нужное место на колдо. - Посмотри! Ваза на колонне! Та самая ваза, Гарри!
Гарри прошиб холодный пот. Либо его подруга окончательно сошла с ума из-за своих кошмаров, либо…
- Ты говорила, у мальчика были светлые волосы и серые глаза, так?
- Да он вылитый Малфой в детстве, как я могла раньше не понять! Почти такой же, как хорек на первом курсе, только гораздо младше и волосы не зализаны!.. И ваза – это та самая ваза, Гарри, я клянусь тебе, я не сошла с ума!
Плечи Гермионы дрожали, и было понятно, что она находится на грани нервного срыва.
Видимо, она и сама это осознала, потому что стремительно выхватила из сумочки флакон с голубоватым зельем и залпом осушила его. Гарри молчал, давая подруге время успокоиться, а самому себе – хоть немного разобраться в ситуации.
Итак, ей несколько месяцев подряд снится сон, в котором по случайности погибает мальчик… предположительно сын Драко Малфоя. Это не может быть воспоминанием – предыдущее Рождество давно прошло, а о смерти наследника Малфоев трубили бы все газеты. Если он вообще существует, этот наследник. Тогда что это? Предвидение? Что-то вроде пророческого сна? Или на самом деле, как и говорил ему колдомедик, подсознание Гермионы таким образом преобразовало весь ужас пережитого в войне, воплотив все ее страхи в образе мертвого ребенка? Но тогда почему этот ребенок – Малфоя? Логично было бы спроецировать это на знакомых детей, детей её близких. А Малфой?.. Почему он?.. И есть ли у него вообще этот самый ребенок?..
- Давай попробуем для начала выяснить, есть ли у Малфоя ребенок, - осторожно предложил Гарри. - Если бы с ним что-то случилось, это никак не прошло бы мимо тебя. Сейчас мы перекусим, вернемся на работу и я запрошу всю информацию.
Гермиона молча кивнула. Она уже прикурила очередную сигарету и теперь сидела, в полной прострации глядя в пустоту перед собой.
Официантка принесла заказанные сэндвичи, к которым Гермиона так и не притронулась, и, в молчании закончив неудачный завтрак, друзья вернулись в аврорат.
До конца рабочего дня ничего полезного Гермионе сделать не удалось. Стопка с документами на её столе становилась все выше прямо пропорционально удельной доле коньяка в её чашке кофе. Она не пыталась напиться – нет-нет, просто это был единственный доступный ей способ хоть как-то контролировать мысли, в которых она бесконечно прокручивала свои сны снова и снова, вспоминая малейшие детали и находя все больше подтверждений своей догадке.
В “Пророке” не было колдографий в нужном ракурсе, но она была почти уверена, что в Малфой-мэноре на первом этаже ромбовидные окна. Ваза и белая колонна определённо были теми самыми. Камин, по её прикидкам, должен был располагаться как раз за спинами эффектной супружеской пары. Мебель на время приёма в гостиной, конечно, переставили, а люстра не попала в кадр, но все равно интуиция во весь голос кричала ей о том, что это та самая злосчастная комната.
Гермиона рассматривала через увеличительное стекло интерьер на колдографии снова и снова, но все чаще лупа в её руках замирала над лицом школьного врага. Как она могла не замечать явного сходства? Самое очевидное – волосы удивительного даже для волшебного мира оттенка, почти белоснежные. Их обладателя в Хогвартсе было видно за милю, как она могла быть такой тупой?! И помимо волос - та же линия челюсти и высоких скул, хоть у мальчика в её снах она еще была сглажена по-детски пухлыми щечками, тот же безупречный нос – Гермиона хмыкнула про себя, вспомнив свою попытку подпортить этот аристократический профиль. Глаза… такие же серые, но разрез чуть мягче, шире – очевидно, от матери, так же, как и губы – у Драко сухие и тонкие, а у малыша – такие же пухлые, как у женщины, которую он обнимает на колдо, верхняя чуть полнее нижней.
Гермиона так увлеклась рассматриванием блондина, что совершенно потеряла счет времени. Поэтому для неё стало полной неожиданностью, когда газетную страницу закрыла колдография.
Светлые волосы.
Серые глаза.
Острое личико.
Тот самый мальчик.
Живой.
- Это он… - ошеломленно прохрипела Гермиона. - Гарри, он?..
- Жив, - выдохнул парень, устало плюхнувшись в кресло для посетителей. - С ног сбился, пока раздобыл колдографию через десятые руки у внештатного колдографа “Пророка”. Малфои, оказывается, берегут наследника от лишнего внимания прессы.
- Так он?..
- Скорпиус Гиперион Малфой, сын Астории и Драко Малфоев, - подтвердил друг. - Весной ему исполнилось пять лет.
Гермиона дрожащими руками взяла в руки снимок.
Этот мальчик существует на самом деле. Он живет в Малфой-мэноре, бывает в комнате с той самой роковой колонной. А значит, она не сумасшедшая. И ее кошмар может оказаться реальностью. Этот сероглазый малыш может погибнуть по ужасной случайности через несколько месяцев. Этого нельзя допустить!..
- Гарри, это все… - сбивчиво начала она, но друг не дал ей продолжить.
- Это все может оказаться правдой, я понимаю. И верю тебе, Гермиона. Но мы этого не допустим. Кем бы ни был его отец, ребенок не должен пострадать.
- Спасибо, Гарри, - благодарно улыбнулась девушка и крепко сжала руку друга в своей.
Они этого не допустят.
Комментарий к Глава 1.
Дамы и господа!
Если вы узнали об этой работе из стороннего источника (инстаграм, тикток, вк и т.д.) - не сочтите за труд, киньте в автора ссылочкой, автор очень любопытный :)
========== Глава 2. ==========
Прошла неделя с того дня, когда они с Гарри совершили свое удивительное открытие. До того момента Гермиона сама не осознавала, насколько сильно боялась того, что колдомедик окажется прав, а её сны – причудами изломанной войной психики.
Но нет. Она не сходит с ума. Это не душевная болезнь. Она не прогрессирует. И ей не нужно думать об отдельной палате в больнице Святого Мунго по соседству с Гилдероем Локхартом и родителями Невилла.
Конечно, видеть пророческие сны – это не очень-то нормально даже для волшебного мира. Особенно это ненормально для Гермионы, которая по-настоящему никогда не верила в прорицания, а уж тем более в свои способности к ним. Но та комната оказалась реальной. Тот мальчик был реален. И он жив. Жив! И, конечно же, с ним все будет хорошо. Они с Гарри не позволят, чтобы с малышом что-то случилось. Не только ради самого ребенка, но в том числе и ради самой Гермионы. Потому что, если вдруг… девушка не хотела об этом думать, но отдавала себе отчет, что отныне она может жить дальше, только будучи твердо уверенной, что эти серые глаза глядят на мир – радостно, грустно, удивленно, печально, да пусть даже с холодом и высокомерием, как у его отца – неважно. Важно, чтобы они смотрели. Чтобы были. Чтобы он – был.
В течение этой недели проклятый сон ни разу не вернулся. Но ему на смену пришли другие – тоже про сероглазого блондина, но не того.
Когда ей впервые приснился Драко Малфой, девушка списала это на то, что накануне чересчур внимательно рассматривала его изображение в “Пророке”. Больше она себе подобного не позволяла, но снам было наплевать – он продолжал ей сниться. Каждую ночь. Взрослым, как на том колдо, или подростком, каким был в Хогвартсе. В этих снах не было ничего особенного: в них он просто куда-то шел. Что-то читал. О чем-то задумывался. На кого-то смотрел. Не на неё, никогда – на неё. Её словно и вовсе там не было, как будто это были вовсе и не её сны.