Наконец, флакончик с заветной жидкостью прозрачно-голубого цвета обрел свое место в сумочке Гермионы, спящие крысы вместе с разбуженными без вреда для здоровья были трансфигурированы обратно в чашки, а еще более раздраженный и сварливый, чем обычно, портрет вернулся на свое законное место.

Только один раз за эти четверо суток они говорили о чем-то, кроме зелья, и этот разговор выбил из колеи Гермиону настолько, что только счастливая случайность, по которой в этот момент она не делала ничего важного, спасла их от очередного провала.

Снейп задал только один вопрос. Простой, короткий вопрос, от которого руки сами собой едва не потянулись к волшебной палочке, чтобы сжечь все вокруг Адским пламенем. Он спросил, как ни в чем ни бывало, словно они говорили о погоде:

- И как далеко вы намерены сбежать, мисс Грейнджер?

Гермиона оторопело уставилась на него, но взгляд черных глаз по-прежнему был абсолютно непроницаемым. Она хотела спросить, что он имел в виду; как он узнал; откуда смог догадаться. Но секунды шли, Снейп молчал, и все постепенно становилось понятным без слов и вопросов.

Её слишком острая реакция на запахи и утренняя тошнота.

Ненормальная забота и беспокойство о мальчике, сыне того, кого она по идее могла лишь едва знать.

Самоотверженность и готовность работать сутками без перерывов на отдых и еду, которую невозможно было объяснить даже стереотипами о благородстве гриффиндорцев, особенно если учесть, что жизни и здоровью мальчика ничего не угрожало, и объективно никакой спешки не было.

Желание сохранить свое участие в секрете ото всех за стенами замка и тотальное, совершенно очевидное, одиночество.

Он был слишком умен, чтобы не сложить все это воедино.

Она слишком уважала его, чтобы лгать.

- На край света, если получится, - ответила она наконец.

- Вы поступаете жестоко, - тихо заметил Снейп, однако упрека в его голосе она не услышала – лишь сожаление.

- Я поступаю правильно, - твердо возразила Гермиона. - Жестока была не я. Впрочем, и себя я не оправдываю.

- Но Драко…

- У Драко Малфоя есть красивая чистокровная жена и чудесный сын, - обрубила она все его попытки возразить. Если еще и Снейп начнет рассказывать о его якобы любви к ней, она просто не вынесет.

Снейп промолчал.

Больше вопрос её самочувствия и планов на будущее не поднимался, но все же после этого разговора между ними поселилась легкая неловкость, словно мелкий камушек, попавший в туфлю – не причиняющий боли, но не позволяющий забыть о своем присутствии. Гермиона знала, что Снейпу хотелось бы знать больше - это было заметно по тому, как его пронзительный взгляд периодически останавливался на ней, как будто его хозяин ищет решение какой-то чрезвычайно занимательной задачки, но никак не может найти. Однако удовлетворять его любопытство не считала необходимым – тем более, для живого портрета он и так слишком много знал.

Впрочем, за рецепт лимонного зелья, по волшебству снимающего все признаки недомогания и тошноты, Гермиона была искренне благодарна своему бывшему преподавателю.

Квартира в Косом переулке поприветствовала её запертой дверью и кучей нераспечатанных писем на подоконнике, среди которых яркими красными пятнами выделялись громовещатели. Быстро просмотрев имена отправителей и убедившись, что все до одного присланы Забини, Гермиона успела сжечь их прежде, чем они начали на неё орать. Только этого ей еще не хватало!

Среди оставшихся писем было еще два от Забини – видимо, начинал итальянец все-таки с вежливых посланий, а на вопли оленя-истерички переключился позже, остальные же принадлежали Гарри. Другу она ответила незамедлительно, сообщив, что все в порядке, и она свяжется с ним, как только немного разберется со срочными делами. Немного подумав, Гермиона написала письмо и Блейзу – в конце концов, пора было со всем этим заканчивать. Зелье было готово, нужно было лишь дать его Скорпиусу, и на этом её долг был бы исполнен. Тянуть дальше не имело смысла.

Только когда совы скрылись из виду, она опустилась в кресло и все-таки прочла письма Блейза – вдруг решение для Скорпи уже было найдено, и в её помощи не было больше никакой необходимости?.. С одной стороны это, конечно, было бы здорово, что без её участия смогли обойтись, но с другой - вновь ставило перед ней проблему слишком много знающего и не в меру разговорчивого итальянца. Гермиона знала, что простого обещания, которое дал ей Забини, было недостаточно: как только Малфой немного отойдет от произошедшего с сыном, его язык без костей непременно ляпнет что-нибудь лишнее. Даже если прямо не скажет, так намекнет, а Малфой дураком никогда не был. Когда встанет выбор между другом, с которым они близки еще со школы, и секретом какой-то там Гермионы Грейнджер, не нужно быть Трелони, чтобы предсказать решение слизеринца. И было бы здорово все-таки предотвратить такой вариант развития событий.

Гермиона скользила по витиевато написанным строчкам с замирающим сердцем, ожидая прочесть в них, что Скорпиус проснулся и здоров, а она - трусиха и подлая предательница, которая сбежала, не выполнив своих обещаний. Но нет, Забини лишь пространно жаловался на МакГонагалл, которая игнорировала его просьбы, колдомедиков, которые ни черта не соображают в своей работе, несмотря на астрономические суммы, которые им платили, и зельеваров, которые слыхом не слыхивали ни о самом зелье, ни о так нужном им антидоте. Иными словами, пока она сутками корпела над котлами, старательно пропуская мимо ушей все колкости Снейпа, от двух слизеринцев с их набитыми золотом сейфами в Гринготтсе не было никакого толка.

Забини влетел в её квартиру, едва не сорвав дверь с петель, ровно через двадцать восемь минут после того, как к нему улетела сова с запиской. Судя по его виду, путь птицы от Косого переулка до его дома, где бы он ни обитал, занял ровно двадцать семь с половиной минут.

- Грейнджер, какого хера?! - весьма неучтиво рявкнул он с порога.

- Я не пойму, для студентов Слизерина в Хогвартсе был тайный спецкурс “Как хамить и предъявлять претензии окружающим, не имея на это никакого права”? - подняла брови Гермиона, но её истекающая сарказмом фраза не возымела должного эффекта на парня. По правде говоря, он вообще не обратил на неё никакого внимания.

- Да я чуть с ума не сошел! - возмущенно всплеснул руками Блейз. - Малфой который день не ест и не спит, и похож на труп самого себя, от целителей никакого толка, МакКошка меня игнорирует, а ты вообще пропала! Я думал, что ты решила сбежать к чертовой матери от всего этого… - постепенно Блейз сбавлял обороты по мере того, как выливал на чужую голову все свои горести, и под конец речи только обессиленно махнул рукой и упал в её единственное кресло.

- Я работала над зельем, Забини, пока ты тут бился в истерике, надиктовывая мне громовещатели, - огрызнулась Гермиона. - Я не могу уехать, пока Скорпи в таком состоянии, я же, кажется, вполне ясно дала тебе это понять. Изменений, я так понимаю, нет?

- Никаких, - вздохнул брюнет. - А как твои успехи?

Вместо ответа Гермиона достала из кармана фиал и помахала им прямо перед носом надутого итальянца. Лицо Блейза просияло, и он, не веря своему счастью, протянул руки к склянке, но гриффиндорка ловким движением убрала её обратно.

- Не так быстро, Забини. Я восстановила рецепт, и проверила все вдоль и поперек. Это антидот, и он работает. Но просто так я тебе его не отдам.

- Вот тебе и гриффиндорское благородство, - фыркнул Блейз. - Ребенок в беде, а тебе хватает совести торговаться.

- Ребенок просто спит, - холодно парировала Гермиона. - Проблемы только у его отца, который хочет и рыбку съесть, и на карусельке покататься.

Заметив, как Забини нахмурился, пытаясь понять, что она имеет в виду, девушка закатила глаза и пояснила:

- Малфой хочет, чтобы все было хорошо, но при этом не готов ничем жертвовать. Ни своим браком, ни репутацией, максимум – деньгами. Вот скажи мне, что ему мешает обратиться в Мунго, кроме треклятой гордости?