5 августа 1915 «Заповедей не блюла, не ходила к причастью…» Заповедей не блюла, не ходила к причастью. Видно, пока надо мной не пропоют литию, Буду грешить – как грешу – как грешила: со страстью! Господом данными мне чувствами — всеми пятью! Други! Сообщники! Вы, чьи наущения – жгучи! Вы, сопреступники! – Вы, нежные учителя! Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, — Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля! 26 сентября 1915
«Два солнца стынут – о Господи, пощади!..» Два солнца стынут – о Господи, пощади! — Одно – на небе, другое – в моей груди. Как эти солнца – прощу ли себе сама? — Как эти солнца сводили меня с ума! И оба стынут – не больно от их лучей! И то остынет первым, что горячей. 5 октября 1915 «Цыганская страсть разлуки!..» Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь – уж рвешься прочь. Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь: Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны. Октябрь 1915 «Никто ничего не отнял…» Никто ничего не отнял — Мне сладостно, что мы врозь! Целую Вас через сотни Разъединяющих верст. Я знаю: наш дар – неравен. Мой голос впервые – тих. Что Ва́м, молодой Державин, Мой невоспитанный стих! На страшный полет крещу Вас: – Лети, молодой орел! Ты солнце стерпел, не щурясь, — Юный ли взгляд мой тяжел? Нежней и бесповоротней Никто не глядел Вам вслед… Целую Вас – через сотни Разъединяющих лет. 12 февраля 1916 «Ты запрокидываешь голову…» Ты запрокидываешь голову — Затем, что ты гордец и враль. Какого спутника веселого Привел мне нынешний февраль! Позвякивая карбованцами И медленно пуская дым, Торжественными чужестранцами Проходим городом родным. Чьи руки бережные трогали Твои ресницы, красота, Когда, и как, и кем, и много ли Целованы твои уста — Не спрашиваю. Дух мой алчущий Переборол сию мечту. В тебе божественного мальчика, — Десятилетнего я чту. Помедлим у реки, полощущей Цветные бусы фонарей. Я доведу тебя до площади, Видавшей отроков-царей… Мальчишескую боль высвистывай И сердце зажимай в горсти… – Мой хладнокровный, мой неистовый Вольноотпущенник – прости! 18 февраля 1916 «Откуда такая нежность?..» Откуда такая нежность? Не первые – эти кудри Разглаживаю, и губы Знавала – темней твоих. Всходили и гасли звезды (Откуда такая нежность?), Всходили и гасли очи У самых моих очей. Еще не такие песни Я слушала ночью темной (Откуда такая нежность?) На самой груди певца. Откуда такая нежность? И что с нею делать, отрок Лукавый, певец захожий, С ресницами – нет длинней? 18 февраля 1916 «Четвертый год…» Четвертый год. Глаза – как лед. Брови – уже роковые. Сегодня впервые С кремлевских высот Наблюдаешь ты Ледоход. Льдины, льдины И купола. Звон золотой, Серебряный звон. Руки – скрещены, Рот – нем. Брови сдвинув – Наполеон! — Ты созерцаешь – Кремль. – Мама, куда – лед идет? – Вперед, лебеденок! Мимо дворцов, церквей, ворот — Вперед, лебеденок! Синий Взор – озабочен. – Ты меня любишь, Марина? – Очень! – Навсегда? – Да. Скоро – закат, Скоро – назад: Тебе – в детскую, мне — Письма читать дерзкие, Кусать рот. 24 марта 1916 «За девками доглядывать, не скис…» За девками доглядывать, не скис Ли в жбане квас, оладьи не остыли ль, Да перстни пересчитывать, анис Ссыпая в узкогорлые бутыли. Кудельную расправить бабке нить, Да ладаном курить по дому росным, Да под руку торжественно проплыть Соборной площадью, гремя шелками, с крестным. Кормилица с крикливым петухом В переднике – как ночь ее повойник! — Докладывает древним шепотком, Что молодой – в часовенке – покойник. И ладанное облако углы Унылой обволакивает ризой, И яблони – что ангелы – белы, И голуби на них – что ладан – сизы. И странница, прихлебывая квас Из ковшика, на краешке лежанки, О Разине досказывает сказ И о его прекрасной персиянке. |
