— Не обращай внимания на старого дурака, милая, — она кладет руку мне на плечо и ободряюще сжимает. — Ты сама знаешь, что ему легче видеть мир в серых тонах. Но это вовсе не значит, что все так и есть. К тому же, уже к вечеру он отойдет и будет жалеть, что все так произошло.

— Я это знаю, а вот Пит принимает все слишком близко к сердцу.

— Это проблема людей с большим сердцем, — улыбается она, и я согласно киваю, улыбаясь в ответ. — Но за это мы его и любим, верно?

— Верно, — говорю я, снова смущаясь.

Конечно, мы все любим друг друга, хоть никогда не и говорим этого прямо, но отчего-то сейчас я чувствую в этом вопросе конкретно для себя гораздо больше смысла, чем для кого-либо другого. Сей довольно хмыкает, смахивая у меня с плеча какие-то соринки, и возвращается обратно к внучке, вбивающей гвозди прямо в землю у порога пекарни, а я вынуждаю себя вернуться к работе.

Ближе к вечеру, когда Пит снова окончательно и безысходно тонет в бумагах и чертежах, Хеймитч вызывается помочь ему хотя бы с той частью, в которой сможет разобраться, но уже через полчаса и ментор выглядит так, будто ему нужно построить планолет из подручных материалов без инструкции к завтрашнему утру.

— Может быть, просто сделать все в точности так же, как было в вашей старой пекарне? — страдальчески спрашивает он, и лицо Пита на секунду пронзает боль. Он жмурится, а потом резко встает, роняя стул, и вылетает на улицу.

Хеймитч тихо выругивается, направляясь следом, но я опережаю его, жестом показывая оставаться на своем месте.

Закатное небо, затянутое темными тучами, окрашивает влажную дымку от жары в сероватый цвет, отчего хочется протереть глаза, будто картинка кажется слишком мутной. На улице пахнет пылью и сваркой, а где-то вдалеке слышен гул от стройки завода. Мне требуется всего секунда, чтобы найти Пита, уткнувшегося лбом в стену дома напротив, и еще несколько, чтобы подойти и обнять его.

Пит привычно вздрагивает и съёживается, а потом тихо бормочет:

— Лучше так не делать.

— Ладно, — отвечаю я, но и не думаю отодвигаться хотя бы на сантиметр. Пит хмыкает, расслабляя плечи, и поворачивает ко мне лицом. — Все в порядке?

— Нет, — выдыхает он, отодвигаясь назад на пару шагов. — Совершенно не в порядке.

Видеть Пита таким очень больно, и к этому точно нельзя привыкнуть. Это выбивает из колеи и решает дара речи именно тогда, когда правильные слова так чертовски нужны. Чувствую себя совершенно бесполезной, топчась на месте в метре от человека, которому хочу, но никак не могу помочь.

— Пит… — только и выдавливаю я, не способная на большее.

Он поднимает глаза, зрачки в которых до сих пор занимают слишком много места на голубой радужке, контрастно выделяясь на его светлом лице, и ждет, что я скажу что-то еще, а, когда не дожидается, отводит взгляд.

— И так будет всегда, Китнисс, — холодным тоном говорит он. — Буквально в любой момент времени, вне зависимости от того, где и я и что делаю.

— Зачем ты это сейчас говоришь?

— Я уже говорил тебе. Просто хочу, чтобы мы оба понимали, что происходит.

Преодолеваю этот бесполезный метр между нами, вынуждая Пита поднять голову и снова встретиться глазами.

— И я уже ответила тебе, что понимаю.

Он неуверенно кивает и берет меня за руку.

— Хорошо.

— Хорошо, — повторяю я.

Из двери пекарни показывается Хеймитч и медленно направляется к нам.

— Лучше нам поторопиться домой, если не хотим попасть под ливень, — буднично говорит он, будто и не было вовсе утренней ссоры, напряженного молчания и приступа под конец дня. Это одновременно раздражает и радует, но сейчас лучше не накалять обстановку дополнительно, так что я просто киваю, разглядывая серое небо.

Мы успеваем добраться до Деревни, прежде чем крупные капли дождя начинают стучать по иссохшей от жары земле. Хеймитч направляется прямиком к себе, объясняя это тем, что никакой ужин не стоит того, чтобы после промокнуть до нитки, а мы с Питом так и стоим посреди дороги, молча глазея ментору вслед.

Мне бы хотелось, чтобы этот день закончился под тихое чтение Пита на моем диване, но отчего-то внутри рождаются сомнения, хочет ли этого он. То ли причина в отстраненном взгляде, то ли в напряженных плечах и поникшей голове, то ли в моей полной неспособности складно подбирать слова в трудные минуты, но эти сомнения уже неприятно пожирают изнутри, а задать вопрос прямо не хватает смелости, потому что очень страшно узнать ответ.

Капли уже успевают оставить на одежде мокрые пятна, когда со стороны дома Пита слышится телефонный звонок, и мы оба синхронно оборачиваемся на звук.

— Как думаешь, Хеймитч уже мог успеть настучать Аврелию? — спрашиваю я, оценивая, сколько минут назад он дошел до дома.

— Не уверен, — пожимает плечами Пит. — Давай узнаем?

Киваю, охотно принимая этот вопрос за приглашение, даже если он таковым не является, и следую за Питом, останавливаясь у лестницы на второй этаж, пока он бежит наверх. В доме все выглядит так же, как и в прошлый раз, отчего возникает ощущение, будто он здесь даже не живет. Хотя, если подумать, то примерно так и есть, ведь целыми днями мы либо на стройке, либо у меня дома, а сюда Пит приходит только на ночь.

Позволяю мысли о том, как здорово бы было, чтобы он не возвращался сюда даже на ночь, завладеть собой всего на секунду, прежде чем вернуться в реальность, в которой нам предстоит много с чем разобраться.

— Китнисс, это Энни, — кричит Пит со второго этажа. — Можешь не бояться праведного гнева моего мозгоправа, — улыбаюсь, мысленно принося извинения Хеймитчу, про которого подумала в первую очередь. — Хочешь поздороваться? — добавляет он, и я поднимаюсь на второй этаж, направляясь к спальне, в которой не была с того самого дня, когда он вернулся из Капитолия и закрасил все свои холсты черной краской.

Пит протягивает мне трубку, и я подношу ее к уху, присаживаясь на ручку кресла, пока он отходит к комоду, начиная перебирать там футболки, и бросает мне одну, взамен моей, перепачканной строительной пылью.

— Привет, Энни.

— Просто скажи мне «да», если все так, как я думаю, — заговорщически шепчет она, и я тихонько прыскаю от смеха.

— Вроде того. Но лучше скажи, как у тебя дела?

— Живот на месте, я похожа на шар, а тебе пора, Китнисс! — смеется она. — Хорошего вечера, и позвони мне, как только сможешь.

Открываю рот, чтобы что-то сказать, но уже слышу гудки в ответ.

«Ах, Энни, если бы все было так чудесно, как это тебе представляется…» — думаю я, натягивая новую футболку, пахнущую порошком и отдаленно её владельцем и разглядывая капли на стекле. Через него отлично видно окно моей спальни, а чуть выше и окно чердака, сквозь которое я столько времени наблюдала за Питом, словно воришка. Если подумать, то путь от того окна до этого занял почти полгода, сотни бессонных ночей и литры выплаканных слез, но главное, что все было не зря.