Я зачем-то кивнула. На самом деле никакого плана у меня не было. Так, какая-то смутная надежда на его появление. Надежда на то, что никто не обратит внимания на огромную горбатую белку с двумя седоками, тоже теплилась, но никакой критики не выдерживала. Прикрыться заклинанием невидимости? Энергозатратно. Долго не выдержу. Да и все равно, если они действительно лучшие маги, то заметят. Я бы заметила. Вот гёт!

Мы с охотником срочно сдали назад, едва не задавив курчавого ворчуна. С воздуха приближался долговязый мальчишка-кедошим с лотком в одной руке и огромным кукрузным початком в другой. Он неуклюже приземлился в шагах двадцати от нас и сразу приступил к общественно полезной деятельности по приклеиванию к тележкам пестрых бумажных листков. Трудился он сноровисто, было видно, что с удовольствием. С таким же удовольствием, не отрываясь от основного процесса, он вгрызался в сочную золотистую мякоть. У Асеера некстати заурчало в животе. Мой желудок тут же вспомнил, что пустует вторые целые сутки, разразивашись гневной тирадой. Вот зараза! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы нас заметили…

Я высунулась из-за тележки.

Замах. Резкий удар. По лицу медленно поползла вязкая теплота. Отрок размеренно продолжил свой путь, как будто ничего не случилось.

— Что за дхэрень?! — Прилепленный ко лбу листок отлепился вместе с челкой а, если верить ощущениям, еще и с приличным куском кожи.

— Похоже на обычный раствор-индикатор, который использовался раньше для поисков магических ловушек…

— Без тебя знаю! Не вижу ничего смешного, Асеер! Для чего это здесь?

— Под действием магического поля запись на листке начинает светиться большими зхнаками и показывает кедошим, по какому каналу и на какой ярус направлять груз. Вот, сто пятьдесят три, «К» 12. Это, вроде, картинная галерея…

— Здорово. — Оживилась я. — А ну-ка сползай, проверь все тележки, нет ли здесь посылки в тронный зал.

— Но этот еще не улетел! Вдруг, он меня заметит?

— Не позорь знамя, юный дингир-уровец. Докажи, что учитель не зря на тебя время тратил.

Мальчишка насупился, как чучело сыча после обильной набивки, но пополз.

— До тронного зала, на трехсотый, ничего не идет. — Докладывал он через пару гешей. — Ближе всего двухсот девяностый ярус, но он нам не подходит.

— Это почему?

— Там сплошные воинские казармы. Есть еще двухсот семидесятый. Северное крыло, где серпентарий, южное — это императорская кухня, еще западное… там…

Мы единогласно выбрали кухню. Туда, кстати, отправлялись самые крупные тележки. Я цапнула черный глянцевый камешек с одной такой и задумчиво прокатила его между ладонями. Шершавая, как у дерева поверхность, царапнула кожу, оставив поле себя темный след. Тяжелый. Каменный уголь, а может, антрацит. Никогда особо не разбиралась, да и бес с ним. Мне же не заклинание гидрализации выстраивать — сиди потом по уши в вонючем масле…

Я отшвырнула уголек и закатала рукава, разминая запястья, только дальше дело не пошло. Тим и Асеер накинулись с двух сторон, как ретивые стражники на цареубийцу, едва не размазав меня по полу. — Индикатор! Забыла? Он же полыхнет!

— Не полыхнет. — Мне стало смешно. — Я вам тень великого колдуна или призрак отравившегося колбасника? Да эту дрянь еще в прошлом веке научились обманывать!

Груда угля медленно поднялась в воздух и грозовой тучей поползла вдоль рядов тележек, обрушиваясь в них кратковременными, точно дозированными осадками.

— Тимхо, залазь. Асеер, приготовь горизонтальный щит Даггара с компенсацией давления, достроишь надо мной на счет три. Раз…

Угольную кучу начало пошатывать из стороны в сторону, вниз бесконтрольно посыпалось мелкое крошево. За то и не люблю четырехмерные матрицы, что фиг уследишь. Вечно норовят развалиться в самый неподходящий момент.

— Два…

В зал с криками ворвались наши знакомые крысаки, неся какую-то чушь о белом кедошиме. Краем глаза я видела, как Тим машет мне из тележки, сама понимала, что рискую, но спешить было нельзя. Еще немного. Магия не любит спешки.

— Три!

Толчок. Переворот. Боль в груди от столкновения с чьим-то коленом. Щит сомкнулся у меня над головой, а в следующее мгновение сверху с глухим перестуком обрушилась черная лавина. Стало темно.

Мы затаились, как три упыря в одной могиле, преследуемые разбушевавшимися крестьянами. Нам везло. Раскопок, всенародного чествования и торжественного награждения осиновыми кольями не последовало. Щит достойно выдерживал нагрузку. Правда, на проверку он оказался не классическим высокопрочным экраном Даггара, а его совковой версией. Ничего, как говаривали аккадские головорезы, подрабатывающие во время войны продажей вражеских скальпов в столичные цирюльни, — с паршивого шумберца хоть шерсти клок. Главное, что Асеер предусмотрел воздуховоды, а то ведь смерть от удушья — самая ходовая цена за ошибку в таком заклинании.

Снова раздался рев горна, возвестивший окончание обеда, и нашу тележку потащили к желобу. Непродолжительная встряска. Рывок. Ощущение бешено скорости, замедлявшейся лишь на тягучее мгновение, когда нас перехватывала очередная смена кедошим. Получилось! Мы в пути! Давление, несмотря на компенсацию, быстро увеличивалось, отдаваясь болью в ушах. Становилось холоднее. Проклятый смертельный холод, который извечно мучает игигов, тех, которые не могут согреться даже в полуденном шумберском зное, привычно потянул ко мне свои костлявые загребущие лапы. Но внезапно наткнулся на дыхание Тима, исходящее от него тепло, и отступил. Асеер придвинулся ближе, и я почувствовала тепло другим плечом. Было еще какое-то тепло. Незнакомое раньше. Неожиданное тепло с той стороны, где сердце. Окончательно отогревшись, тело размякло, сознание затуманилось. Веки неожиданно сделавшиеся непомерно тяжелыми стали предательски опускаться.

Вода. Мутная зеленая вода Нефритового Озера. Или нет, это волны на набережной Гуаба. Темная вода, переходящая в ало-золотую полосу у далекого горизонта, мерно обрушивается на заваленный кучами водорослей пустынный берег, с клокочущим гулом перекатывая мелкие камешки. Тихо вслед за солнцем ускользает за море день. По берегу идут люди. Семья. Тим крепко держит меня за руку и, как всегда, болтает без умолку. Беловолосый мужчина обнимает меня за плечи. Я время от времени поворачиваю голову, чтобы видеть его глаза. Мне холодно, когда я их не вижу. Асеер улыбается. У него самые красивые глаза на свете, глаза цвета закатного солнца. От кромки воды к нам несется растрепанная, довольная до невозможности Шушуня, за ее спиной на фоне слепящего света темный силуэт человека с гигантской, как раскрытый веер створкой гребешка в руках.

— Мы такую ракушку нашли! Обалдеть! Правда, дедушка? Давай скорее, дедушка! Человек подходит ближе, и вижу Его лицо. Широкое лицо с большими на выкате глазами заслоняет весь мир. Он хочет что-то сказать, уже слышно, как голос клокочет у него в глотке.

— Умбра, деточка моя…

Рот страшно искажается, превращаясь в огромную черную, всепоглощающую дыру. Тьма засасывает, поглощает меня без остатка. Дикий ужас. Хочется бежать. Хочется кричать, но здесь мои желания больше ничего не значат. Картинка сменяется. Теперь передо мной новое лицо.

— Умбра! — Карие глаза Лайдэ-дзи блестят, руки безостановочно перебирают ворох косичек. — Боги, а я-то уже боялась, ты не дотумкаешь про сон! Слушай внимательно, нас с Тимхо повязали! Навалилась разом целая кодла наемников, а при ней колдун. Никто и пикнуть не успел. Колдун приказал везти мальчонку в старую тюрьму, а меня забрал и при себе таскает. Для этого пришлось посулить ему вечную жизнь. Представляешь? И этот туда же! Все думают, что это чего-то хорошее, нектар, повидло из райских яблок с небесной патокой. И только я знаю, что на вкус это сущее дерьмо! Вечную жизнь ему! Да пусть поцелует меня в задницу!

Стрекоза замолчала, нахмурив лоб. А у меня прямо таки чесались руки, дать ей затрещину. Хватить жужжать! Говори по сути! Ну же!