И тогда он в последний раз смотрит на их сторону — совсем близко с Люцифером. На Дино, прячущегося в кустах.

А дальше всё происходит словно в тумане.

Дино издаёт животный полурык-полувой, и вылетает из их открытия. Весь их план летит к чертям, заклинания в воздухе рушатся, и Люцифер вдруг думает: лучше бы он тогда схватил его за руку.

Он должен был схватить его.

На полпути к другому краю, в небе вырастает армия Сатаны — чёрная, изуродованная многочисленными ядами, почти неузнаваемый Нижний мир. Дино, словно не видя перед собой ничего, схлёстывается с ними, продираясь сквозь толщу демонов. Орудует мечом яростно, размашисто, крича.

И тогда всё превращается в чистый хаос, импровизацию, кровь и смерть.

Люцифер не успевает сообразить, как уже оказывается в мешанине из демонов, ангелов и страшных чудищ Уокер, которая призвала их хтоническим воплем, которая дралась наравне со всеми так, словно ей было по крайней мере несколько сотен лет.

Люцифер не успевает осознать, как летит за ничего не понимающим, в тумане гнева и боли Дино на другую сторону, по пути отрезая чужие крылья, руки, головы, но видя перед собой лишь одни крылья — белые, яростно взмахивающие.

Он успевает выцепить только как Рим свистит, и из-под земли на другой стороне разверзается земля, и оттуда выходят заключённые из Ада. Секретное оружие. Поломанные грешники, превращённые в демонов, грязные, оборванные, истощённые. Но такие нужные, когда из воздуха появляется всё больше и больше чудовищ.

Монстры, заключённые в клетках Сатаны. И вдруг… вдруг Люцифер на секунду останавливается, ступив на скользкую от воды каменистую землю.

Он видит Кали.

А потом летит к ней, молясь успеть оказаться рядом.

Она не замечает его, а ему хочется закричать, обратить на себя её внимание хоть как-то. В его голове творится что-то невообразимое. Она жива. Шепфа, она жива. Она голыми руками хватает демонов, превратившись в свою истинную ипостась — яростная, самая сильная из всех, кого он знал.

И у него перехватывает дыхание. Потому что он видит, как сначала демон отрезает одну её руку, и он слышит шипение. Потом вторую — тогда она кричит.

А когда её грудь пронзает меч, она навсегда замолкает, падая на землю. Землю, которая так и не стала ей чужой.

И тогда Люцифер останавливается. Его руки опускаются.

Он не замечает пятна сбоку себя. Он не замечает, как Дино вдруг по какому-то инстинкту (должно быть, единственный раз в своей жизни) поворачивает голову к нему. Словно почувствовав что-то нутром.

А в следующий миг он падает перед ним, и из его грудной клетки торчит совсем маленький ножик. Почти невидимый.

Но Дино хрипит и падает в его руки.

Люцифер оглушён. Люцифер успевает только подставить ослабевшие руки. Он успевает почувствовать лишь, как его бессмертное сердце делает один-единственный кульбит.

В его ушах, словно набитых водой, вдруг звучат эхом когда-то знакомые слова. Вбившиеся в подкорку мозга и оставшиеся там навечно.

Я люблю людей, потому что у них есть душа.

Что ты там говорил о душе, Ди-но?

Ангел. Ангел.

Душа.

Что такое душа?

Что он только что почувствовал?

Глаза — белые-белые, как снег, который они так и не увидели в этом году. Но Люцифер всё равно видит лишь голубизну.

Он видит кровь на его белой рубашке, из его губ и вспоминает лишь то, как он их исступленно целовал. Он видит то, как он умирает, и вспоминает лишь, как он был живым. Он может лишь отупевше смотреть на губы. Не догоняя, не понимая.

Как это произошло?

Дино издаёт булькающий смех.

— Я… так и не стал окаменевшим… как падшие…

— Что? — шепчет Люцифер. Он прикасается к нему, но не чувствует прикосновений. Впервые он не чувствует электричества, прикасаясь к нему.

Если бы ему сейчас воткнули нож в спину, он бы и его не почувствовал.

— Я… я… — Он словно хочет сказать что-то другое, но когда на его губах появляется лёгкая грустная улыбка — Люцифер и так понимает всё без слов. Даже несмотря на то, что он говорит совсем другое. — Пожалуйста… Люцифер… Живи.

Жить?

Когда его глаза мертвеют. Когда весь мир вдруг превращается в одно серое полотно, бессмысленное со всеми его звуками, цветами, запахами. Кровь. Смерть. Одно и то же.

Когда всё вокруг резко становится плоским, Люцифер поднимается с места.

Люцифер держит меч, но забывает, как им пользоваться. Он лишь идёт вперёд — к кругу, запирающим Сатану. И битва будто расступается перед ним, не трогая его. Он и сам словно исчез, стал невидимым.

Тогда Люцифер подходит к Сатане. И смотрит на него безучастными глазами.

Сатана точно так же смотрит на разворачивающийся вокруг ужас — на то, как его демоны бьют ангелов, бьют демонов, когда-то живших с ними в одном лагере, как тела оседают на землю, возвышаясь горой, как они пропадают с неба, падая в пропасть, на камни.

Он смотрит так задумчиво, будто к нему это не имеет никакого отношения. И тогда Люциферу кажется, что в его глазах мелькает что-то помимо равнодушия и холодной тьмы.

Что-то человеческое.

— Сын, — говорит он так же, как и когда-то — скрывая за показушным добродушием абсолютное безразличие.

Они словно оба совершенно не принадлежат этому миру сейчас и этой битве, которая точно станет решающей.

Люцифер впервые чувствует, что они вместе.

У Люцифера на языке вертится один вопрос, но задаёт он другой.

— Почему ты тогда не убил меня?

Сатана хмыкает, кинув на него один-единственный взгляд. Хмыкает так, будто ему доступна какая-то истина, которую Люциферу ещё только предстоит узнать. А он, кажется, уже начинает понимать. Когда становится слишком поздно.

— Касикандриера. Она моя мать?

Имя, которое тогда прошептала ему Рим. Всё это время оно крутилось в его голове, подзуживая его пойти разворачивать землю в поисках, а потом это отошло на дальний план. Очень далёкая история, которая сейчас уже не имеет значения. И всё же.

Сатана поворачивает к нему голову и удивлённо фыркает.

Он словно смеётся, но Люцифер тоже чувствует смерть внутри его тела.

Он тоже всего лишь труп.

Его отец тоже не услышал его.

— Касикандриера? Великая богиня? — на его губах спрятана улыбка, скрывающая за собой грусть. Он впервые видит эту эмоцию на его лице. Дальнюю, дальнюю боль, которая утихла, но не исчезла. — Она никогда не хотела рожать мне детей, и только её дети были бы достойны королевского титула. Твоя мать — всего лишь шлюха, Люцифер. Самая верная мне шлюха. Которая теперь мертва.

Барбас.

Теперь ему всё понятно.

— Я ждал тебя, — вдруг прошептал Сатана, и его лицо приняло совершенно другое выражение. Словно он ожил. Словно он почувствовал… наверное, так же он выглядел, когда увидел Дино тогда, на битве.

Эта энергия, разлитая в воздухе, не была похожа ни на одну. Даже на энергию иноземной Кали.

Она из других миров, которые никогда не были доступны Люциферу. Сильная, но не жестокая, без привкуса насилия и крови. Нежная. Будто ландыши.

«Так вот ты такая, Касикандриера», — мелькает в его голове, когда он внимательно рассматривает её. Ту, которая могла быть его матерью.

Обычная человеческая женщина, но это его не обмануло. Она будто плыла по воздуху, преломляя его, и её взгляд был прикован к Сатане.

Она прошла сквозь круг, перед этим с любопытством потрогав преграду, словно его и не было.

— Он всё-таки запудрил тебе мозги. Заставил пойти против меня, — шептал Сатана, падая перед ней на колени, когда она схватила его за шею. Под его кожей что-то засветилось. Его глаза закатились, когда она высасывала его силу, другой рукой держа его голову. — Я уничтожу тебя… и его…

Он закрыл глаза, падая на землю. Люцифер на секунду дёрнулся, всё же не сдвинувшись с места и не изменившись в лице. Он почувствовал лишь, как кровь отхлынула от сердца.

Её взгляд вмещал в себя миллион неуловимых, тоже будто не принадлежащих этому миру эмоций — слишком невесомых. От поражения до грусти. Такой, будто встретил что-то из далёкого прошлого, какой-то мираж, и сомневаешься — было ли это на самом деле.