Мими с содроганием смотрела на панически кричащих людишек в видео очевидцев, на демонов, которые даже не потрудились скрывать свой облик. И в желудке всё скручивало.

Она думала о том, что если они и до этого ненавидели демонов, то теперь и подавно. Тотальная тьма. Что бы они подумали, увидев её чёрные крылья, а не обворожительную улыбку земной девушки? Они начали бы кричать, метаться, пугаться, молиться.

А ещё, находясь среди людей, всё в той же квартире, которую они с Юстинианом «арендовали», которая вся буквально пропахла людским духом, она думала о Вики. Что с ней сделали?

Что бы она думала о том, как её дом уничтожают?

Мими чувствовала, как дрожит её нутро от подступающих слёз. Но она всё делала правильно. Она отдавала подруге дань.

— Мне казалось, ты смотрела что-то, где людской мужчина пытался добиться людскую женщину тем, что убил её избранника? — насмешливый голос Юстиниана раздаётся прямо за спиной, и Мими свирепо выдыхает, оборачиваясь к нему. Когда она всего лишь слышала его голос, ей просто хотелось убить его. Но когда она видела его — её захватывало уже совершенно другое чувство. Трепетание бабочек в животе. Даже несмотря на то, каким невыносимым, ядовитым, циничным он ни был — блеск его жестоких глаз завораживал её. И это было отвратительно, потому что она осознавала свои чувства. Осознавала то, насколько не вовремя они были, насколько к неподходящему существу. Но в этом была вся она — ей всегда нравились всякие мудаки. Взять хотя бы её школьную недовлюблённость в Люцифера, от которой она слава Шепфа избавилась. Стоило ей понять, что она ему не нужна, как всё это как отрезало. Себя она всегда ценила.

Но это был другой случай. Они будто были связаны одной верёвкой. И чем больше каждый пытался перетянуть её на себя, тем ближе они становились. Тем сильнее кожа искрилась.

И она видела, как на другой стороне верёвки точно так же блестели его глаза.

— У меня нет настроения слушать твои насмешки, — отрезала она, нахмурившись и передёрнув голыми плечами. Она так и не переоделась.

Он уловил перемену её настроения, и ему она не понравилась. Она буквально слышала, как он скрипнул зубами.

— Да? Мне казалось, ты всегда в настроении пытаться меня трахнуть.

Мими вскочила с кровати, встав перед ним в оборонительную позу. Её маску обернули против неё же. И что он от неё хотел услышать?

Да, теперь я думаю, что это ошибка? Да, мне не стоило всё это начинать?

Правда была в том, что ей хотелось заплакать, когда он вот так бил её. Словно одного из своих врагов на поле боя.

В такие моменты они становились типичным ангелом и демоном, ненавидящими друг друга. Когда друг напротив друга, взгляды злые… и искры по коже никуда не деваются. Вы всё равно становитесь ближе друг к другу. Вы всё равно дышите чаще.

— А теперь вот не в настроении, — парировала она. И чтобы подбородок не дрожал, она его поднимает вверх. Знает, как его это бесит. Но у неё нет сил делать другую маску — более изощрённую, ту, где она смеётся, домогается до него. Ей страшно. — Есть вещи гораздо более важные, чем это. Например, война. И то, что люди умирают.

— И как ты собираешься спасать их? — он холодно приподнимает бровь и продолжает ухмыляться. Нет, Мими определённо забыла, какой он невыносимый. Она знала, что он так не думает. Но так же знала, что он очень вредный. Что он просто… такой. Отвратительный. Ненавидящий всё живое. Закатывающий глаза на то, как она проявляла доброту перед людьми и извинялась за его грубость, и делающий какое-то подобие хороших поступков только потому что она стояла над душой и строго за этим следила. «Причиняющий добро» скрепя сердце, нехотя. — Цветочками на платье? Глупыми блёстками и словами о вечном мире? Думаешь, это поможет? Нихера не будет мира, пока мы друг друга не перебьём. Надо было сдать тебя.

Он — комок раздражения. Комок злости, которую не привык хранить в себе. Он смотрит на неё так, будто хочет убить. Ответный взгляд Мими наполнен такой же яростью. Она уже видела, как он бьёт стену в ответ на любую её реплику, которая ему не понравится (чистый сдержанный ангел — одно удовольствие с ним общаться). Саму её почти невозможно разозлить или вывести на хоть какие-либо эмоции кроме тех, в которых она смеётся, но у него это получалось. Отлично получалось. Когда он затрагивал такие темы, которые для неё важны.

В этих темах они очевидно не сходились. Её просто с ума сводил его цинизм.

Сверкая глазами, она вытащила медальон из кармана и потрясла перед его лицом, еле сдерживаясь от того, чтобы не выцарапать ему янтарные глаза:

— О, потрясающе! Так мы ни во что не верим! Что ж, можешь и дальше болтать о тленности бытия, а я займусь делом и спасу этот ёбаный мир!

Она постаралась сделать те несколько шагов до дивана максимально гордыми. Сев на него, она начала рассматривать медальон. И сардонически усмехнулась, когда со стороны кухни послышался удар в стену. Замечательно.

Медальон был медным, по кругу которого выстроились знаки. Семь штук. А в середине — ярко-красный камень. Мими недоумённо вертела его в руках. На обратной стороне — руны, которые она кое-как понимала. Но это был другой язык. Она шёпотом прочла: «Априкс тахаэль архангелус Люцифер», и камень вдруг загорелся.

В следующий миг — она не успела ничего понять — Юстиниан уже выхватывал из её рук медальон, крича что-то в духе той белиберды, которую она прочла, а потом гневно глядя на испуганную Мими.

— Ты башкой вообще соображаешь? Это одна из печатей семи архангелов. Эта призывает знаешь кого? — зловеще спросил он, и у Мими упало сердце.

— Сатану, — прошептала она, чувствуя, как кровь отливает от сердца. От паники стало трудно дышать. — Боже… боже… я такая дура… — лепетала она, поднимаясь с места и кладя ладони на щёки. А потом вдруг начиная метаться, не особо понимая, что она видит перед собой. Всё смазалось. Её грудная клетка не пропускала ни единого вдоха, и перед глазами заплясали круги. Она даже не почувствовала, как Юстиниан схватил её за руки и поставил перед собой. Её глаза бегали, не замечая его. — Нам нужно срочно бежать, пока он нас не нашёл. Шепфа, Юстиниан, он убьёт нас!

Убьёт тебя.

И она будет в этом виновата.

Она просто не сможет пережить ещё одну потерю. Не сможет. Слёзы застилали глаза.

— Тихо. Мими, Мими, послушай, — его голос стал мягче. Он осторожно взял её лицо в ладони. Смотрел так, будто не верит, что это она. Будто не верит себе, происходящему. Будто не верит своей нежности. — Нам не нужно никуда бежать. Я выстроил защитные руны, помнишь? На какое-то время мы в безопасности.

Что? Защитные руны?

Точно, защитные руны. Она медленно приходила в себя, возвращаясь в реальность. Осознавая, что дышит почти в его лицо, что они почти нос к носу, что на её щеках — его пальцы. Они держат едва-едва, будто она фарфоровая и стоит чуть-чуть надавить — сломается. Впротивовес всей той грязи, что он говорит ей (какая она распутная, какая ужасная демоница). Впротивовес тому, каким жестоким он хочет показатьсься — в его взгляде была головорезная, слегка пугливая и едва видная нежность.

Так он смотрел, когда она раздевалась. Так он смотрел, когда она делала что-то очень женственное. А потом сам пугался этого и упирал хмурый взгляд в ноги. И говорил что-то про то, какая она демоница.

Вот новость. Какая она демоница.

— Я была бы в этом виновата. В том, что… — она впервые не могла подобрать слов. Слёзы до сих пор закипали где-то внутри. — Я потеряла друзей. И я… боже. Я не хочу потерять тебя.

Ну вот. Она это сказала. Она призналась в этом. Ему и самой себе. Она не должна была это чувствовать, но чувствовала, чувствовала, чувствовала. И хотела чувствовать это дальше.

— Не бойся, — прошептал он, прислоняясь своим лбом к её. Она прикоснулась к его крыльям; почувствовала, как он задрожал. Ей хотелось касаться его больше, хотелось, чтобы он дрожал, стонал, чтобы смотрел так же открыто и беззащитно. Ей хотелось чувствовать его кожу, дыхание, губы. И она провела пальцами по его спине.