В этом ничего особенного. Такое случается, когда две души заперты в одном затхлом помещении и дышат друг другом. Даже если ваши молекулы не хотят цепляться друг за друга, даже если вас друг от друга воротит — вы всё равно срастаетесь. Чтобы питаться друг другом.

Вики ненавидит, что она такая человечная по сравнению с каменным Мальбонте. Что в ней столько всего невместимого, что она захлёбывается от этого. Когда он рядом — она ещё больше чувствует свою неполноценность, пытаясь перенять его повадки.

— Что такое «наркоманка»? — спрашивает он, склоняя голову набок. В его глазах видится капелька интереса, которую Вики не удовлетворяет. Её вообще ничего не удовлетворяет — на неё накатывают нервные волны, и периодически она трясётся. Как в отходняке.

— Это когда ты от чего-то очень зависим. Подсаживаешься на дозу. И когда ты этого не получаешь — тебе кажется, что ты умрёшь.

Это ничего не значит — просто когда он уходит, когда его нет, ей снятся сны с нефилимами. Чёрные руки тянутся к ней. Тьма тянется к ней. И ей кажется, что они пытаются с ней разговаривать.

Разговаривать. Разговаривать. От ужаса у неё сводит колени, сводит горло, сводит всё тело судорогой.

И только когда он снова подрывается с места, тогда она себя уже не контролирует. Впечатывается в его тело, совсем не боясь. От этого хочется истерически смеяться — она больше не боится спящих чудовищ. Она одержимо целует его, чувствуя, что кончики пальцев подрагивают на его волосах, которые она тянет слишком сильно. Ударь её, накричи на неё за это, только не уходи.

Она кажется пустой снаружи, но иногда что-то в ней выплёскивается из краёв, и непонятно, откуда оно взялось. Сатана. Камера. Она пытается не злиться, пытается, пытается…

Ей изначально было не стать ангелом — у неё слишком человеческие реакции. Она никогда не могла отречься от себя. А Сатана сделал в ней много новых разломов, добив одной огромной трещиной, и там появился яд, который её отравляет.

Он ничего не сделал. Она была лишь косвенной пешкой — но всё равно она больше не узнаёт себя. А может, это в ней было изначально?

Злость, которая впилась в каждую клеточку её тела. Если бы перед ней было тело, которое можно убить — она бы это сделала не задумываясь.

Она прикасается к ошейнику Мальбонте, но её останавливают его руки. Предупреждающий взгляд.

— Я тоже был наркоманом. По убийствам. Это была моя суть, — говорит он, и вдруг в его глазах появляется незнакомая ей доселе тоска. — А теперь это не я. И то, что теперь вместо меня, тем Мальбонте быть не хочет. Ошейник нельзя снимать.

И опять он хочет уйти. И опять она его останавливает. Отстраняя её, он слегка хмурится. Держит на расстоянии. Сканирует слегка недоумённым взглядом.

— Мне не нравится, что с тобой происходит.

Вики хочется плакать. Она хочет произнести в голове имя Бога, помолиться. Она пыталась молиться с самого начала её заключения, но каждый раз её что-то останавливало. Имеют ли такие, как они, право обращаться к нему?

Она пыталась снова. И снова. Но с каждой её попыткой она чувствовала только как всё больше отдаляется от него.

Теперь она и хотела бы помолиться, но что-то в ней протестует. Если бы он хотел спасти её, то спас бы. Если бы хоть кто-то хотел — он бы это сделал.

В непролитых слезах в её глазах — компрессия непролитой, невыкричанной ярости.

Даже если бы её кто-то пришёл сейчас спасать — она бы не вышла из клетки.

— Разве не этого ты хотел? — задаёт она закономерный вопрос.

Ей хочется как прежде — заплакать перед ним, хрупким одуванчиком качаясь по ветру. Но она выпрямляет спину и сверкает злым и непокорным взглядом. Даже если бы она захотела — больше не смогла заплакать. Ни перед кем.

Но ей хочется оплакать ту девчонку, которой она когда-то была.

А Мальбонте всё ещё хмурится. Каждый раз, когда у него происходит сбой в голове — он опускает глаза, он сжимает челюсти. На этот раз похоже, будто он борется с самим собой. Вики хочется сардонически засмеяться, заставить его пережить ту же борьбу, что была в ней, хоть она и осознавает, что когда-то ему было в миллион раз хуже. Вот такой садистской она стала.

Каждый раз ей хочется повернуть время вспять, но ничего уже не отмотать назад. Это как точка невозврата — она сама делала те шаги в направлении этого отвратительного нечта, которым она стала. Не отталкивала Мальбонте все те миллионные разы, когда у неё была такая возможность. Остервенело отрезала последнюю ниточку. А теперь остаётся только долго хохотать горьким смехом.

Он уходит. Каждый раз, когда он чего-то не понимает, он уходит. На этот раз Вики его не останавливает.

Но на этот раз что-то идёт не так, потому что помимо его энергии Вики вдруг чувствует другую — сбивающую с ног, придавливающую к земле.

И она узнаёт её сразу.

Длинные нерабочие крылья цвета воронова крыла шуршат по камню. Чёрный силуэт останавливается с Мальбонте, всё ещё стоящего возле двери — Вики как наяву видит его склонённую перед господином голову. Её сердце подскакивает к горлу. Это радость.

Пока звучит его голос, она лихорадочно размышляет.

— Мальбонте? Что ты сделаешь здесь, мальчик мой?

Вот он, голос Сатаны. Каким она его запомнила. Каким он звучал в её голове — бесконечным эхом. Вкрадчивый, сладкий.

И на Вики накатывают волны безумия.

Что будет, если она выйдет прямо сейчас?

Что будет, если она накинется на него?

Он убьёт её. Но вот незадача — что мертво, умереть не может. Может, она воскреснет снова? В третий раз.

Смех снова рождается в её глотке. В её жилах бурлит жизнь, и она поднимается на ноги. Она забывает даже, что она не может открыть дверь. Забывает обо всём — только это певучее чувство в её венах. Певучая ярость, когда должен был быть страх.

Как прекрасно, что она разучилась его ощущать.

Как прекрасно, что теперь она чувствует освобождение от той шкуры, которую так отчаянно пыталась натянуть на себя.

— Я нашёл печать и искал вас, господин, — почтительно говорит Мальбонте, но Вики слышит в его голосе напряжение. Лёгкую заминку. Он не сдал её. Но и не спас. — Решил прогуляться.

И Вики, уже подошедшая к двери, вдруг понимает. Вдруг осторожно останавливается, и её мозги начинают работать в абсолютно противоположном направлении.

Нет, сейчас она не выйдет. Во-первых, она не может…

А во-вторых, она не хочет умирать. Она хочет довести это дело до конца. Поэтому она выживет. Выживет до тех самых пор, пока возле его горла не окажется её нож. Чего бы ей это не стоило.

Она должна думать, какая она никчёмная? Должна думать, что это слишком амбициозно? Ей плевать. Теперь ей плевать на всё, какой она должна была быть. Ни один чёртов демон, каким бы тысячелетним он ни был, не лучше её. Плевать. Как бы они себя ни называли. Как бы они ни называли её. Она презирает весь их мир. Он не принял её — так пусть же теперь подавится.

Она хочет раскроить его на куски и взорвать.

— Я тоже решил прогуляться в последний раз, — его голос звучит слишком радостно и триумфально. Как будто он уже уверен в своей победе. Вики не ненавидит его. Вики он кажется таким далёким, непонятным, смешным. Она всегда будет другой — вдруг она понимает это. Не ангелом. Не демоном. Другой. От этого внезапного ощущения ей захотелось петь.

Она не свет, какой хотела стать.

Не тьма, каким её хотел видеть Мальбонте и в чём её почти убедил.

Не Непризнанная, как её называли в школе.

Она просто Вики Уокер.

— В последний раз я вижу эти владения. В последний раз их видишь ты, мой милый мальчик.

Она тоже здесь ненадолго.

*

«По всему миру происходят странные, необъяснимые события… Кто-то называет это концом света… Настоящий Римский Папа Франциск придерживается мысли, что нам всем нужно усердно молиться, и тогда Бог спасёт нас… Храмы принимают беженцев со всего мира…»

Интересная это вещь — коробка, в которой крутят человеческие новости. В мире бессмертных её, пожалуй, не хватает. А то один скажет одно — второй приплетёт что-то своё, а третий вообще всё переврёт. А люди всё так и показывают.