— Ну что ты, не тычь в отца ножом, — смеётся Сатана, отталкивая от себя дрожащий меч Люцифера. Он так и не может ничего сказать. Что-то сковывает гортань, осаждает его волю. Он только понимает, что сейчас умрёт, не сказав ничего Дино. — Скажи, сын, так ли ты рад, что ушёл от меня? Неужели тебе было так плохо? Неужели ты сейчас не жалеешь?

Нет-нет-нет, — хочет он прошептать, но может лишь в ужасе смотреть в бездонные чёрные глаза.

Жизнь вливается в него как патока, и он понимает, что смотрит на лицо отца по-новому, словно впервые видит, после долгих тысяч лет. И если бы даже он отмотал время назад, он бы уже был другим. В нём сломалось что-то, что было раньше крепким.

И если раньше он жалел, сомневался, скручился от боли, то сейчас он вдруг твёрдо понял, что не жалеет.

Как бы ему ни было больно видеть его, слышать его голос, как бы ни кричало что-то внутри него, мечтая вернуться в то время, когда всё было несравненно проще, мечтая быть снова тем, кто жаждал его одобрения, сейчас…

Сейчас он уже не тот. Он всё ещё измучен, труслив в его глазах, презренен, в нём всё ещё бунтуется та его часть, которая перед отцом падала ниц, но он уже не тот.

А потом отец шепчет ему в ухо:

— Я дал тебе всё, мерзавец. Я дал тебе шанс прославиться. Я слышу, как ты боишься, как с тебя сходит спесь. Но я не убью тебя. Просто смотри налево…

И когда он смотрит, он видит, как в живот Дино попадает ядовитая пуля.

И он не успевает даже закричать, как слышит усмешку отца, он не успевает, не успевает — судорожно думает он, хватая его на руки. С ужасом глядя на то, как Дино бьётся в судорогах, как чёрный яд окутывает его вены, как его глаза белеют, как он рычит, слепо глядя на него.

— Я… я… — хрипит Дино, морщась. — Я не…

В Люцифере всё медленно отмирает, а потом он кричит:

— Нет, нет, нет!

Он делает разрез на своей коже, делает разрез на руке Дино, как раз по почерневшей вене. Чисто интуитивно прикладывая руку к его руке, забирая часть яда, смешивая их кровь. Пусть это поможет. Пожалуйста, пожалуйста.

— Всё хорошо, — спокойно улыбается Дино, а потом снова морщится от боли. Люцифер, еле дыша, шарится по его карманам, находя там блестящие серёжки. Он видел, как тот прикладывал его к ране, и ему становилось лучше. Не думая, он вдавливает серёжку в рану на животе, перед этим вытащив неглубоко застрявшую пулю пальцами, разрывая плоть, слыша крики Дино. Потом всё срастётся.

И божественная сущность помогает. Яд перестаёт распространяться по телу с ужасающей скоростью, замораживаясь в одной точке, и Дино снова дышит. И Люцифер снова дышит.

— Тихо, тихо, тихо, — шепчет он, снова забирая его на руки, а потом быстро чертит руками в воздухе портал, которому научился в лагере. Куда угодно, только подальше отсюда.

Пожалуйста, живи. Пожалуйста, живи, как бы мучительно для меня это ни было. Ещё мучительнее без тебя.

— Я не могу это отпустить, — вдруг беспомощно стонет Дино, цепляясь за него, как за соломинку утопающий.

— Что?

— Тебя.

Я готов на всё, что угодно. Даже обрести надежду.

Ты моя надежда.

*

Лилит идёт сквозь руины храма, ведомая впервые жизнью, которая снова горела в её жилах. В подземельях Люцифера Первого она её не ощущала — она была вечно замороженной, первой созданной человеческой женщиной, которая была больше памятником, чем живым существом.

Но с недавних пор, когда она снова начала появляться на Земле, жизнь снова начала струиться в ней. Она видела людей. Видела, как они смеются, бегают, двигаются. И смотрела на себя. Всё в той же старомодной одежде. Та же замороженная походка.

Она была ущербной по сравнению с ними.

Идите и обыщите храм. Он должен был быть там.

Вот что он сказал. Лилит не смела оспорить его приказ, но кровь забилась у неё в висках. Она чувствовала её кожей и сейчас обезумевше бороздила сгоревшие обломки храма, икон, трупы.

И вот наконец нашла её.

За многие тысячелетия она совсем не изменилась. Те же тёмные глаза, тёмные волосы, та же вечно удивлённая будто, растерянная улыбка на знакомом изгибе губ. Ни единой морщинки. Она молилась Богу, не называя его правильным именем — а как привыкла, по-человечески.

Наивная. Созданная не по её подобию — но лучше в глазах мужчин. Послушнее, добрее, сговорчивее. Когда она впервые увидела её наивные, горящие детским любопытством глаза, Лилит всё поняла. Поняла, почему Адам был ей поперёк горла.

И просто не могла оставить её в его лапах.

Её падение было виной Лилит. Её бессмертие было виной Лилит. Её смерть сейчас тоже была её виной.

— Ева, — прошептала она, спускаясь на колени, и прикладывая руки на рану к её груди. Грудь была пуста. Амулет бессмертия, который она вручила ей много столетий назад, уже у него. Теперь она свободна. Слёзы Лилит падали ей на щёки, а Ева с улыбкой положила кровавую ладонь на её руку. — Ева, Ева, Ева…

— Я хотела этого много лет назад, — прошептала она. — Ты знаешь… Лилит… я устала. Но я не могла этого сделать, не увидев тебя. А теперь… отпусти…

Нет. Нет.

Не видя ничего от подступающих слёз, она отрицательно мотала головой. Мотая головой, она чувствовала подступающую к сердцу тьму, непокорность, ярость, которая мучила её на протяжении стольких веков. Которая всегда мучила её.

Ева была лишена гнева совершенно. Она была лучше её во всём.

Он узнал. Узнал о том, что её войска взбунтовались против его, защищая людей, и решил наказать её. Узнал, что она собирается сделать.

— Отпусти тьму… Подумай о Рае, Лилит… — в последний раз прошептала Ева, прежде чем закрыть глаза. А Лилит всё ещё неверяще мотала головой. Лилит всё ещё прикладывала свои губы к её, чувствуя тепло, чувствуя кровь, чувствуя…

Лилит всё ещё жадно целовала её, навёрстывая тысячи веков. Ей всегда не нравились её кусачие поцелуи, её кусачий нрав, и она своей мягкостью пыталась усмирить его. Но это никогда не работало.

И она ушла.

Лилит встала, непокорно выпрямляя спину и чувствуя бурлящую в жилах ненависть. Ей никогда не видать Рая.

Так и плевать.

Она вышла из храма с чётким планом.

Комментарий к 24. Тут навсегда пропадал человек - в самом себе себя же не было видно

https://vk.com/heilveegh?w=wall-171124079_1434 - а вот здесь я предлагаю игру. можете в комментариях под этим постом кидать имя персонажа из пламени, а я вам песню, ассоциирующуюся с ним. вы тоже можете присылать свои песни, если таковые имеются

========== 25. То, что нас убивает ==========

Прикосновения к нему не были как касания калёного железа — так, вероятно, ощущается любовь. Во всяком случае, Вики так представляла любовь, ещё будучи девчонкой на земле. Её представления сильно изменились.

Редкие прикосновения к Дино отдавали теплом и внушали чувство безопасности. Чаще он осторожно отталкивал её, улыбаясь. Маленькую фарфоровую девочку нельзя разбивать. А она как дура постоянно ощущала эту тягу по чужим прикосновениям — лишь бы он был постоянно, лишь бы он защищал постоянно. Тогда она ещё думала, что она хотела именно его, а не чужие молекулы к своим, лишь бы те не были как в одиночной камере в её хрупком организме.

Сейчас — когда она точно так же тянет руки к чужим и вцепляется как бешеная в чужие молекулы — она понимает, что это было.

Это не любовь — это крик о помощи.

— Знаешь, на земле я была наркоманкой, — поспешно выпаливает она, чувствуя комом подступающее отчаяние, когда Мальбонте собирается уходить. Нет-нет-нет. Она цепляется ногтями за ладони, чтобы не вцепиться в него всем телом. Чтобы не заплакать от его внимательного, но такого отстранённого взгляда (когда он уходит — она тренирует такой же; она хочет быть такой же бесчувственной). — Ничего особенного — пила таблетки, чтобы спать меньше. Хотела получить грант, — лепечет она, не заботясь о том, поймёт ли он её. Ужас. На Вики накатывает ужас. В отходах она лепетала точно так же. Она беспомощно смотрит сквозь Мальбонте, забывая, где она. — Наверное, ещё тогда я пыталась быть тем, кем не могу. Это называется «ирония». Нам сказали отречься от прошлой жизни, но я не могу. У меня всё равно чувство, что я вынуждена носить себя в себе, и совершенно ничего не изменилось.