Достаточно.

Просто хватит.

Уголком сознания Дино понимает, что это действительно стигмата, но всё равно бьёт Люцифера в лицо. Лишь бы он уже заткнулся. Лишь бы не говорил этих слов, которые он старательно задвигает подальше в своём сознании.

Почему ему всегда всё нужно испортить?

Он бьёт его по рёбрам. Бьёт в живот так, что он летит вниз, и Дино седлает его, чтобы продолжить бить. Чтобы заглушить рёв внутри. Люцифер почти не сопротивляется.

Что с ними сделало это небо?

— Давай… сбежим, — откашливает кровь Люцифер. В его глазах, в его голосе Дино слышит натуральное отчаяние и замирает. Кулак останавливается на полпути. — Блять, пожалуйста. Где не будет этого для тебя. Тогда не придётся тебя убивать. Блять, я готов создать новый мир, где этого не будет.

Вот в чём дело.

Дино едва дышит. Вздохи как удары штормующего моря о грудь. Одна штора спадает с глаз, чтобы тут же появилась новая, — его губы. Его глаза. Его лицо. То, что он тоже задыхается и хватается за его рубашку на рёбрах.

Как он делает это опять? Имеет такой контроль над его разумом?

Безумная мысль тут же рождается в воспалённом мозгу, и он уже не может её выгнать, вытащить. Она начинает гноиться. Что будет, если его поцеловать? Может, стигмата успокоится? Это всё только ради того, чтобы загнать чёртову тень подальше, заткнуть ей рот. С ним он этого не чувствовал.

Это не потому что он хотел этого по-настоящему.

И Дино сдаётся, целуя его. На чужих губах, но таких знакомых, ощущается привкус крови, но это не имеет значения. Ничего не имеет значения, потому что весь мир заглушает, и его самого оглушает.

Это ёбаный взрыв, — думает ошалело Дино.

Рык Люцифера в его рот сносит башку. Он тут же принимает его, открывает рот, и всё оборачивается каким-то безумием — очередным безумием между ними. Его руки ложатся на его шею, на его волосы, на его грудь, они везде, и Дино теряет голову. Влажные движения губ. Этот жар, который он так ненавидел, но от которого сейчас не может оторваться.

Движения бёдер на чужих бёдрах. Концентрированные, такие нужные сейчас касания. Дино едва не стонет, когда Люцифер тянет его за волосы, откидывает голову назад и касается губами его шеи.

Стигмата не успокаивается, она, кажется, бушует только больше, потому что его трясёт.

— Скажи, что ты этого хочешь, — его хриплый голос снова полон мольбы. Дино боится открыть глаза. — Пожалуйста.

Нет. Он не хочет этого. Он ничерта не хочет, потому что это яд в его теле.

Если бы он вдруг начал этого хотеть — чем бы это было? Полнейшим безумием, преступлением.

Дино молчит, и тогда Люцифер откидывает его от себя. Ему хочется кричать, когда он видит ярость на его лице.

— Серьезно? Ты даже сейчас не можешь откинуть ебаный кодекс чести? Даже когда всё разваливается на части? Какой же ты… ангел, — и он выплёвывает это как очередное оскорбление. А Дино не может собрать себя снова по кускам. Всё действительно разваливается на части, но сейчас имеет значение только то, что его губы исчезли.

Но он всё равно не может выдавить из себя это. Что он по-настоящему хочет этого.

Люцифер приглаживает волосы, смотрит на него в последний раз, качая головой, и уходит.

И почему-то у Дино чувство, что он больше не вернётся.

*

Юстиниан чувствует, как дёргается девчонка, и ему в который раз хочется вырубить её к чертям и потащить на спине. Он до сих пор не знает, почему ещё этого не сделал. Он помнит, как прорычал ей эту идею, чтобы она заткнулась, но она только гордо взмахнула волосами и сказала, что если он попробует вырубить дочь самого Мамона, то от него останутся только пёрышки. В этот момент ему даже захотелось смеяться, но больше всё равно её убить, поэтому он просто связал ей руки и крылья своей же цепью. А поскольку в этот момент она материлась больше, чем любой из человечишек, он заткнул ей рот тряпкой от своей рваной рубашки.

Они вышли из ада, и он не поверил своим глазам, своим лёгким, своей коже. Солнце. Свобода. Поле с осенне-жёлтой травой, прохладный воздух… Он считал дни, которые он провёл в камере.

Он уже бывал в плену у демонов, но это всё равно ужасно, чертовски унизительно. За любое оскорбление от любого из этих отвратительных чернокрылых и рогатых ему хотелось выцарапать им глаза. Каждый раз.

Он остановился у камня на секунду, чтобы передохнуть и решить, что делать дальше.

Его холодный разум чётко и слаженно перерабатывал мысли. Он уже думал о том, как сбежать, что сделать дальше, поэтому девчонка сыграла ему на руку и ускорила процесс. Как же это смешно.

Нужно найти Кроули. Нужно передать ему… как её? Мими, кажется? Она ценный пленник — сама ему же в первую их встречу и призналась, кичась своей великой кровью. Великой демонской кровью. Вне сомнений, Мамон имеет много сведений, вот только Юстиниан сомневается, что он выдаст их, даже с учётом фактора девчонки в плену у ангелов. Кроули даже не потрудился узнать, где его племянник, когда он пропал. Так что со стороны Мамона это был дохлый номер — пытаться что-то выведать таким способом; Кроули оставил бы его гнить.

Юстиниан оглядывался в поисках любой веточки или острого предмета, чтобы провести обряд связи, поиска Кроули. Наверняка они планируют военные действия.

Вот он. Это его шанс проявить себя, блеснуть, выйти наконец из этой поганой крепости, в которой он проторчал почти всю свою жизнь. Война. Вот для чего его растили. И из-за доставки демонической девчонки ему достанутся все лавры. Чтобы он мог засунуть их Кроули в глотку за то, что тот посмел его бросить.

А потом убить ту демоницу в красном платье, которая разбомбила его крепость.

Вот только стоило ему оглянуться, как девчонка, уже освободившаяся от пут и кляпа каким-то неведомым образом, улыбалась во все тридцать два. Как довольная кошка.

— Ты думал, что сможешь удержать меня этим? Как много тебе нужно будет узнать обо мне, ангел, — опять этот чертовски раздражающий мурлыкающий голос. Она взмахивала ресницами, ухмылялась, оглядывая его как добычу, и Юстиниан уже успел это возненавидеть. За все те часы, что он провёл рядом… с ней.

— Не имею ни малейшего желания. Тебе это всё равно не поможет, — равнодушно выплюнул он, хотя в нём клокотало раздражение буквально на всё. На солнце. На голод. На Мими. На проклятое поле, на котором нет ничего острого.

— И что ты собираешься делать? Связаться со своими? — она никак не унималась. Вообще не затыкалась. Она достала острую шпильку из волос и протянула ему. — Не это ищешь? Нужна кровь, не так ли?

Но когда он потянул руку к шпильке, как она отпрыгнула назад с озорным, показным цоканьем. Всё в ней было театральным и показным, и его это раздражало. Её серые глаза весело блеснули, отражая так бесившее его солнце.

— Хватит игр, — рыкнул он, схватив её за запястье.

— Стой! Есть гораздо более быстрый способ прекратить войну, — поспешно выкрикнула она. Юстиниан выгнул бровь. Да ладно? Так она против войны? Он окинул её любопытным взглядом. Она продолжила тараторить, внимательно вглядываясь в него, словно пытаясь в чём-то убедить: — Части божественной сущности. Сатана ищет их. Если мы найдём их раньше, то можем положить этому конец. Или хотя бы добавить вам больше преимущества. Слушай, конкретно ты мне не нравишься, — Юстиниан хмыкнул. Взаимно. — Но я не хочу всей этой чепухи с геноцидом. Я это не поддерживаю. Так что могу помочь. У меня уже есть пару идей, где это можно найти…

— С чего ты взяла, что мне интересно прекращение войны? — саркастически спросил Юстиниан после непродолжительного молчания. Она даже вспыхнула, что рассмешило его ещё больше.

— С того, что это должно быть всем интересно! Вам не победить нас, и тогда ничего уже не будет важно. Какие бы интересы ты ни преследовал.

Он отодвинулся, но она снова схватила его за руку, горячно заглядывая в глаза. Юстиниан тут же откинул её от себя, презрительно, демонстративно отряхиваясь. Мими сузила глаза, и её глаза на секунду сверкнули красным.