Она трогательно шепчет — ну что за странное человеческое создание — и Люцифер, вовсе не привыкший быть хоть с кем-то, с кем не трахается, так близко, стоит на месте. «Так у нас на земле прощаются». Он не уходит, потому что неожиданно между третьим и четвёртым оседает не бес, а ангел, щекоча пером. Даря что-то такое неощутимое, до странности тонкое и светлое.

Так у нас на земле прощаются.

Он не уходит, потому что неожиданно взгляд слабой сломленной Непризнанной сбивает с ног своей силой и жаждой жизни. Она смотрит так, будто бьёт его по голове и орёт: «Живи, живи, я тебя заставлю жить!» Ревёт, как маленькая, злится, ломается, а потом снова воскресает и говорит: я и тебя научу. Я и с тобой поделюсь.

И Люцифер осознаёт — осознаёт всё про неё в который раз.

Он хочет сказать, что вернётся, но не может.

Но — вдруг понимает — даже если и не вернётся, ему не надо. Потому что он будет её помнить.

Если до этого дни шевелились еле-еле, словно под толщей воды, то теперь они закрутились бешеным колесом. Он не знал, сколько их прошло, но было ощущение, что он жил в одном непрерывном миге. Наставлений отца, его представлений его войску и другим демонам. В одном шоу, до ужаса глупом, похожим на сон.

Закончив говорить, он кладёт руку на плечо застывшему Люциферу, и сжимает.

Они стоят, возвышаясь над другими демонами в тронном зале. И у Люцифера чувство, что ему сейчас наденут корону на голову.

— Мой сын вырос, превратившись в сильного демона, способного уничтожить целую армию ангелов, — цветёт и пахнет Сатана. Сладко, красноречиво, обращаясь лицом к публике. А Люцифер чувствует, как его кость плавится под нагревающимися отцовскими пальцами. — Он сильный. Он способный. Я уверен, что он приведёт нас — вас! — к победе. Так победим же!

И демоны, целый запасной легион Вельзевула, орут, визжат, улюлюкают в невероятном экстазе. Чёрно-смольные глаза, крылья, все как один — бритые и помеченные меткой Вельзевула, сейчас занятого другими делами.

Это истинное публичное признание нелюбимого сына. Они орут, скандируя его имя. Это его звёздный час — Люцифера, сына Сатаны. Во всём этом хаосе он встречает холодный предупреждающий взгляд отца, совсем не удивляющий Люцифера. В нём откуда-то уже жило понимание, что Сатана никогда не будет считать его достойным и сильным. Никогда.

В нём уже жило осознание правильности этой мысли и всего происходящего.

И ему вдруг стало спокойно.

Дни длились как патока, все существа, которые побывали у отца, слились в одну массу. До того момента, как в толпе не мелькнуло знакомое морщинистое вечно недовольное лицо. До того момента, как он не взмахивает белыми крыльями и не смотрит голубыми глазами, блестя зимней проседью волос.

Глядя на Фенцио, у Люцифера чувство, будто Вселенная схлопнулась до одной точки — голубых глаз и его судорожного вдоха. Вопрос, возникший в голове, ударил под дых.

Кого ты надеешься встретить на поле боя?

Выходя из тронного зала, он на пороге наталкивается на голую как обычно Барбас и всё ещё непривычно бледную. Её глаза, ищущие его хмурого взгляда, вдруг окунают в бездну страха — а руки, неловко вскидывающиеся то до его лица, то до плеч, кажутся неуместными. По-рабски робкими и отчаянно трепыхающимися, как у птицы в клетке.

Люцифер торопится.

— Чего тебе? — устало и грубовато спрашивает он. — Я тороплюсь.

— Будь осторожен, — резко каркает она, словно вдруг превратившись в ворону. Но вот она — человек, с наждачным голосом, словно у неё горло свело, и с блестящими глазами.

А Люцифер просто уходит, и за ним уходит данное ему в обращение войско. Ступая по его следам, складывающимся в несомненно правильный и триумфальный путь.

Они выходят из Ада цепочкой, постепенно поднимаясь к свету. Постепенно чувствуя всё больший холод. В голове крутятся наставления отца.

Твоё задание состоит в том, чтобы захватить два города на пути в Жемчужный — Вегрен и Аннополис. Серафимы и остальные из столицы прячутся за лесом, в скалах. Там же и Кроули. Где — неизвестно, очень много защитных заклинаний, и мои люди этим занимаются. Твоё дело осадить города.

Карта в кармане нагревалась от кожи. До того момента ему было холодно, но всё его тело снова вспыхнуло, как спичка. «Кроули тоже там».

Они выходят к свету, прямо на поле, где должен находиться один из порталов. Люцифер, ожидая, когда его войско поднимется вслед за ним и выстроится, рассматривает огромный камень, на котором начерчены руны. Что будет, если его сдвинуть с места? Свет хлынет из земли до неба, и его затянет вверх?

Не подведи меня, сын.

Он стоит прямо, как столп, на котором держится мир. Его войны выстраиваются перед ним фалангами, крылом к крылу — больше похожими на крылья летучих мышей. Это мутированное войско низших демонов, имеющих лишь грубую физическую силу и ни капли способностей. Вот что дал ему отец для осады нескольких адских городов.

Не подведи меня.

В зад выстраиваются пушки, выкатываются бочки с горючим. Сначала лучники. Потом копья. Мечи. Длинные дула. Разношёрстное войско — кавалерии только не хватает.

Тело нагревается. В кончиках пальцев приятный гул, а в груди жар.

— Теперь вы моё войско, — голос Люцифера разносится по степи. — И теперь и отныне вы слушаете только мои приказы и ничьи больше. — Лёгкие вибрируют. — Вы — продолжение моего голоса. Моё оружие. У вас нет пути назад.

И у меня нет.

Наконец он выпускает огонь из своих пальцев — и он тут же ползёт по траве, окольцовывая войско. Непонимающие шепотки, возгласы, клубы дыма…

И Люцифер кричит:

— И первый мой приказ — умереть.

Не проходит и милисекунды, как огонь из его ладоней ударяет по бочкам с горючим, поджигает в пушках фитили, и взрывная волна сносит пол-строя. Остальную половину молниеносно и беспощадно съедает огонь.

Не обращая внимания на крики, Люцифер уходит.

Отец был прав, когда говорил, что у него есть силы уничтожить целую армию. Огонь достался ему от него.

Не обращая внимания на летящий по ветру пепел, он шагает вперёд. Сжигая вместе с демонами свою прошлую жизнь, он идёт только вперёд. В голове возникает фраза Рим, которую та прошептала ему на ухо.

Твоя мать на земле.

*

Жар извивался в груди подобно ядовитой змее, что выкачивала кислород, высасывала его. И даже холодный воздух камеры не помогал — он был затхлым, не двигающимся и рождал в лёгких Дино только утробный кашель.

Он не должен был чувствовать запах затухающего мяса за каменной стеной — именно там хранились умершие от яда стигматы воины — но он их чувствовал. Серафимы не сжигали тела, потому что тогда прикрытие будет уничтожено. На огонь заклятия не распространяются. А цитадель, к тому же, в горах.

И паника по поводу этих тел росла. Что с ними будет, если их сжечь? Что с ними будет, если их не сжечь? Воскреснут ли они и сожрут всех вокруг?

— Должно быть, тот, кто разрабатывал яд, не рассчитал дозу, — сказал однажды лекарь, работающий с его рукой. Он задумчиво водил пальцем в кожаной перчатке по узору. Тень под кожей металась, надеясь, мечтая почувствовать чужое тепло, чужую кровь… Дино приходилось стискивать зубы. — Чтобы свести ангела с ума и в конечном итоге убить его, нужно совсем немного. Яд и так распространяется слишком быстро. А ангелы, на которых попадает яд демонов, умирают очень быстро. В агонии, но очень быстро. Демон, разработавший это, сделал нечто очень похожее, но всё же ошибся. Такая маленькая ошибка…

«Но им не удалось сделать нас зомби. Или их рабами».

На него смотрели как на бомбу замедленного действия. Его старались не касаться лишний раз даже в одежде, обходя так, словно он радиоактивный. А этот лекарь всегда был в перчатках. Всегда.

Они не сильно продвинулись в выяснении состава этой штуки. Это что-то настолько древнее, что старше всех живущих ныне ангелов. Архангелы — единственные, кто мог это прояснить — не выходили на связь, резко вдруг исчезнув, что тоже было странно.