*

— Ты? Мими, дочь моя, что ты здесь делаешь?

Янтарные глаза Мамона удивлённо расширились. Демон сидел на золотом троне и расслабленно попивал из кубка. Как обычно — делал вид, что ничем не занят и только и делает, что развлекается. Но Мими уже знала, что большинство их слуг взбудоражены. Она едва не пытала одну служанку, Розалинду, которая была ей сиделкой, надеясь что-нибудь узнать, перед как пойти к отцу, но та не прокололась и только бормотала извинения. Её гнева она боялась меньше, чем гнева отца. А может, знала, что Мими только угрожала и в реальности ни за что бы ничего не сделала.

В любом случае к отцу она пришла ещё злее, чем была изначально.

— Как ты смеешь откупаться от меня какими-то тряпками? — пыша праведным гневом, воскликнула она, и глаза её сверкнули красным. — Я написала тебе в надежде, что ты хоть что-нибудь мне прояснишь…

— Ты должна была оставаться в школе. Я думал, что это понятно, — он отрубил это так жёстко, что Мими расширила глаза, которые тут же наполнились слезами. Он никогда с ней так не разговаривал. А сейчас…

— Ты с самого начала знал? — крикнула она, зло смахивая слёзы. Мамон выругался на дьявольском, откидывая кубок и по-королевски указывая на него пальцем. Один из его прихвостней, низший демон, тут же наклонился к нему. — И ничего мне не сказал? Мало того, что это ужасно, ты… как ты мог вообще? Ты же ему помогаешь? Сатане?

— Ты не имеешь права упрекать меня в том, о чём и понятия не имеешь! — прогремел отец, преображаясь на глазах. Мими упрямо поджала губы. Он пытался её запугать, но ничего у него получится. — Избалованная девчонка, как смеешь ты являться сюда без разрешения? Приказываю тебе сейчас же вернуться в школу!

— Ты мне не доверяешь!

Вот это ранило больше всего. У неё задрожали губы, пока она смотрела на отца со смертельной обидой. Она была готова разрыдаться в любую секунду.

Ей было страшно.

Ей было обидно.

Ей было одиноко.

На миг лицо Мамона смягчилось. Но только на миг.

— Ты слишком мала и глупа, чтобы участвовать в моих делах. Тебе ещё трёх сотней нет. Посмотри, ты даже не справилась со своим цербером, который я подарил тебе! — и указал на шкуру трёхголового пса, висящую на стене. Мими подавленно молчала. Маленькая. И глупая. Бесполезная. Избалованная. — Можешь быть свободна.

Из тронного зала она вышла, опустив голову. Но она не плакала. Её челюсти были упрямо поджаты, а глаза злобно смотрели в пол.

Целый круг ада, принадлежащий её отцу, принадлежал и ей, и поэтому все обитавшие здесь демоны расступались перед ней. Она этого уже не замечала. Клетки грешников, всё как обычно…

Она шла вглубь и вглубь, и мысли взбудораженным гулом крутились у неё в голове. И она ничего бы и не заметила, если бы не услышала голоса двух демонов и имя Сатаны и её отца, прозвучавшие в одном предложении. Она насторожилась и подошла к углу, слегка высунув голову. Благо, в темноте её не видно.

Они ходили вокруг клетки. Отец приставил к клетке охрану. На двери мерцали золотые знаки. Очевидно, это что-то очень важное. И она обязана туда попасть.

Маленькая? Глупая? Посмотрим, кто тут ещё глупый.

У неё не было никакого плана в голове — лишь намерение с уверенностью, что она имела на то полное право. И она, выпрямив спину и подняв подбородок, походкой от бедра выплыла из тёмного угла.

Демоны тут же схватились за ножи, но она лишь высокомерно глянула на них и твёрдым голосом с повелительными нотками произнесла:

— Я дочь Мамона и пришла проверить пленника.

Хоть бы сработало. Пожалуйста, Шепфа.

— Приказа… — начал один из них, бритоголовый и с язвами на голове, настороженно, но второй, с опаской глянув на Мими, перехватил его руку с кинжалом:

— Это дочь Мамона, думай, что делаешь, — с нажимом произнёс он тому. Конечно, они знали, что Мамон обожал свою единственную дочь. И поднимать на неё оружие значило заочно лишиться жизни. Второй демон склонился в почтительном поклоне перед Мими: — Конечно, госпожа, сейчас всё будет устроено.

То-то же.

Этот поумнее будет.

Ей открыли дверь. Не глядя на них, она зашла в клетку, как королева. И её брови сами поднялись вверх.

На полу в цепях сидел ангел. И его золотые глаза настороженно обратились к Мими.

Комментарий к 18. Дорога домой

хей, тут кто-то ещё есть? мне стыдно извиняться (в который раз, наверное), но всё равно: постараюсь больше так не затягивать с главами, люблю вас!!!!!

========== 19. Я хотел бы тебя не помнить, но умею лишь вспоминать ==========

Воздух, лишённый ненужного кислорода, в аду действовал как самый незаметный яд, убивающий организм подобно чахотке. Люцифер больше не мог его терпеть. Ему постоянно хотелось выкашлять свои лёгкие, вывернуть их наружу вместе с рубашкой. А потом сказать отцу: «Посмотри, посмотри как красиво».

Посмотри, что происходит.

Посмотри, что ты делаешь.

С его разумом творилось что-то неладное — он замораживался, сьёживался, отказывался контролировать тело, отказывался выполнять свои задачи. Всё, на что Люцифера хватало — чужие приказы. Ему было плевать. Просто плевать, кто что скажет, как кто посмеётся над ним в очередной раз. Сыночек Сатаны — его слуга, придерживающий его крылья? Замечательно, как плевать — прямо с небес.

Что сделал бы Люцифер когда-то давно? Наверное, вырвал бы сердце или кишки. Всё, что делал сейчас Люцифер, — это кидал незаинтересованный взгляд и шагал мимо, на автомате походкой принца, перешагнувшего бы и собственного отца ради короны. В него могли тыкать любым остриём. Истекая кровью, он бы не пошевелился, чтобы отбиться.

Всё, на что его хватало, — стоять рядом с отцом, пока в стенах тронного зала решалось миллион важных дел. Расположение войск, осады ангельских городов, поиск чего-то важного, раздумья, что делать с землёй, переговоры с ангелами. Командующие приходили, отчитывались, иногда получали порцию гнева от Сатаны, уходили. А Люцифер впитывал информацию — безэмоционально, беспристрастно откладывал карту войны в голове, держа там самые важные очаги сражения, сколько ангелов убито, сколько демонов — потери были несравнимыми. Скорее тоже по привычке, как прилежный ученик самого лучшего учителя в мире — Сатаны.

Только это был больше не тест. Он его не испытывал, потому что всё по-настоящему. Каким вышел, таким и выживай.

Время — смола, которая превратится в янтарь, и заключит его в себе, как мушку. А пока что его засасывало.

Он так и барахтался бы в густеющем с каждым днём времени, если бы своими руками не взорвал бомбу.

— Какая война, прости, сын? Я ослышался?

Взгляд ровно в пол, челюсти ровно по швам, до треска. Руки — закорчервевшие ветви столетнего дерева, устремлённые устало к земле.

Поза идущего на казнь по собственному желанию. Поза кого-то, кого нельзя называть.

Люцифер не думал о нём больше — честно, от органа, бившего в груди набатом, но его прошибает мгновенной холодной, как Северный Ледовитый, волной дрожи. От того, что он может быть им. Почувствовать себя им.

Как это могло бы быть?

Остаточные симптомы лихорадки снова охватывают всё тело — так отчаянно, что ему даже не хочется сопротивляться. Ему совсем не хочется сопротивляться. Тогда бы это значило, что он хочет забыть.

Он как верёвочный пленник этих ощущений, дёрнут за шею, поманят — и он, задыхаясь, слепо идёт.

— Нет, отец.

Послушно, как и следует. Взбунтовавшийся комок в горле быстро подавляется слюной. Сердце быстро успокаивается. Посмотреть в глаза только сложно; опять начнётся внутренняя — гражданская — война. Органы, подкожные ощущения в битве со здравым смыслом.

— Как это, чёрт возьми, понимать? — он ворчит, слегка взрыкивая голосом, делая вид, что гневается, и тогда Люциферу сразу становится понятно, что на самом деле он не злится. Это даже смешно, но ему полностью плевать. Когда Сатана злится — голос его вкрадчивый, тягучая и затягивающая, как болото, нефть. Сейчас он занят несколько другими делами. Всегда был занят. — Ты повредился рассудком, сын? Потрудись объяснить!