Всё, чего он боялся в своей жизни, — оказалось пустышкой. В нём нарастал протест. Потому что случались вещи пострашнее, поважнее, чем его жизнь, его смерть, стигмата. И чем жалкий совет с его жалкими разбирательствами в попытках держать всё под контролем. Что-то, что ещё было им доступно, — головы и умы ангелов. Это было жалко.

— Вы вообще слышите себя? За стенами идёт война, демоны уничтожают наши города, убивают наших людей, а вы занимаетесь такой ерундой? — он не верил, что произносил это, но каждое слово отчётливо, громко и зло вырывалось из груди. А там пекло.

— Ещё раз: не усугубляй своё положение, — жёстче произнёс Кроули, обрубая слова Дино, но тому было плевать.

— Какое положение? Мне и так предстоит умереть, а это просто фарс, — он ещё не кричал, но был близок к этому.

— Ты поступил по кодексу чести ангела, что сам сдался. Ты был доблестным ангелом, Дино.

Он чуть не засмеялся им в лицо.

Всё это — фарс. Ничего не имеет значения. Никакие правила, никакие их установки не имели значения. Честь, долг. В их понимании — точно нет. Но у Дино было своё понимание. И на этом понимании он готов был стоять твёрдо, врасти в землю ногами, потому что это всё, что у него осталось. Потому что только это было важным и правильным. Это придавало сил.

Правильно то, что его жизнь теперь не важна. Правильно было сдаться, пока он не превратился в чудовище. Он жаждал этого.

И поэтому, когда Кроули произнёс:

— Мы не убьём тебя, Дино. Ты можешь быть нам полезен в поиске противоядия от стигматы. Многие наши раненые ангелы умирали почти мгновенно. В оружии демонов использовался тот же яд, что и в стигмате, только усиленный многократно.

Дино словно ударили в грудь. Весь его мир пошатнулся второй раз. Его не стали слушать, лишь схватили снова под руки и потащили вниз, по лестнице, в подвал. В тюрьму. В соседних камерах лежали горсткой трупы. К горлу Дино снова подкатил ком.

Он сел в маленькую камеру без окон. Слишком холодно даже для кожи ангела. Посмотрел на свои израненные руки. До этого он не чувствовал боли, потому что решил не позволять себе её чувствовать, но сейчас она снова накатила. Физическая. Душевная. Он ещё может иметь какое-то значение. Он ещё существует и имеет на это право, потому что он может кому-то помочь. Живой.

Он почувствовал себя.

И ему не понравилось.

*

Мими решительно ничего не понимала. Всё происходящее нахлынуло резко, как лавина, которую сдерживала хлипкая деревянная плотина. И вот уже вся школа носится в панике, обсуждая самые безумные сплетни, а Геральд в конце концов решил закрыть школу. Ангелы ходили как в воду опущенные. А демоны разделились на два лагеря. Одни сначала самодовольно ухмылялись, словно это имело какое-то значение, а затем, когда Геральд принял решение об изоляции, выглядели так, будто сожрали что-то кислое. Другая часть выглядела так же растерянно. И никто ни о чём не знал до этого момента. Как гром посреди ясного неба.

Мими была в бешенстве. Больше не от самой лавины, а от плотины, которую возвели не только для всех. Но и для неё. Для неё. Когда могли не возводить.

— Я принял решение о том, что со следующего дня стены школы закрываются, и это не обсуждается, — стальным голосом произносит Геральд в большом зале, и ученики на его слова отвечают сдавленным гулом. Сидят, как когда-то раньше — чётко разделённым чёрно-белым пятном. Словно между ними прочертили линию. Только некоторые — в числе которых Мими и Ади с Сэми — сидели вместе, несмотря ни на что. — Теперь я принимаю на себя роль руководством школы.

— Принимает он, как же, когда и так всех перебили, — бубнит Мими, кривясь, однако на это ответа не последовало. Даже от Ади, который сейчас выглядел белее ангельских крыльев. Мими кусала губы и ногти. Чисто человеческая привычка.

— Ни один мой ученик, оставшийся здесь, не будет участвовать по своей воле в военных действиях. Вы будете под моей защитой.

— Защита, — кривит губы Мими, паясничая. И именно в этот момент на неё огрызается Ади:

— Мими, заткнись, ради Шепфы. Это не шутки.

Сэми скорбно молчит. Ади, сверкнув на неё злым взглядом, снова отворачивается к парню и прижимается к нему плечом. А Мими открывает рот в шоке, не зная, что сказать. Что она и не думала смеяться? Что она просто так реагирует?

Она же не какая-то легкомысленная дурочка без мозгов. Она знала, что Ади просто на нервах, но всё равно уязвлённо скрещивает руки на груди и опускает глаза.

Из зала они выходят втроём, близко держась друг к дружке. Но когда на горизонте появляется высокий рыжеволосый демон в обличье статного человеческого мужчины лет сорока, лица у всех троих ещё больше вытягиваются. Ади неосознанно прикасается ладонью к ладони Сэми, но тот, поймав на себе острый недружелюбный взгляд карих глаз, спешит скрыться, что-то пробормотав и опустив глаза.

Демон Бельфегор. Огромные чёрные крылья, такой же чёрный костюм и жёсткие морщинки возле тонкой ниточки поджатых губ.

— Отец, — говорит Ади, и непонятно по его лицу — то ли он напуган, то ли растерян.

Мими, изящно поклонившись и уважительно пробормотав приветствие (на неё Бельфегор посмотрел уже гораздо более благосклонно — то ли потому, что она была демоном, то ли просто потому что она всем нравится), присоединяется к Сэми за углом. Оба напрягают уши. И уже в следующую секунду, даже без обострённого демонского слуха, можно услышать повышенный голос Ади:

— Нет, отец! Я остаюсь! Ну и что? Я не собираюсь в этом участвовать! Тебя не касается, почему я отказываюсь! Это глупость, и ты это знаешь. Скажи ему, что я мёртв! В последний раз — нет! Если придётся, я буду на другой стороне. Вот и замечательно.

Через секунду он прибегает к ним — побледневший, взъерошенный. Сэми встревоженно спрашивает, что случилось. Мими молчит.

— Он сказал, что я для него мёртв, — отвечает Ади, и на нём нет лица. Мими ахает.

— Это несправедливо! Это же… это просто дикость. Мы же давно закончили с этим, прошла тысяча лет… Вся эта война… — её голос звучит слабо и жалобно, как у ребёнка, который не понимает, почему убивают котят. Слёзы готовы выступить на глазах в любой момент.

В тишине, в которой даже звук шагов и хлопанье крыльев не слышны, её голос звучит нелепо и одиноко. Он обрывается на половине фразы, и все трое молчат. Они не говорят об этом, но знают: страх сжимает сердце в когтистых лапах в этот момент каждому. Что будет дальше?

Мими оставляет Сэми и Ади наедине. Они не просили её, но она сама почувствовала по их особенным взглядам друг на друга: им это нужно. Она пошла в свою комнату, стараясь не думать, что на неё так никто не смотрел. И она так ни на кого не смотрела.

И что в этот момент она осталась совсем одна.

В их с Вики комнате было ещё тише, чем где-либо, и у Мими сразу сжалось сердце. Подруга пропала так резко, что это ударило под дых. «Мы найдём её», — озабоченно говорил Геральд, но Мими лишь злобно вытирала слёзы ночью. Вики никто не ищет. Из учителей остались считаные единицы, и школу оставлять нельзя. У них и так много дел. Много похорон.

Мими не желала думать, что Вики мертва. Эта птичка ей нравилась, даже несмотря на то, что она выбрала бы скорее сторону ангела. Просто… она ведь только начала жить. Она ведь была такой забавной. И милой. Кому это вообще могло прийти в голову?

Пропали и Люцифер с Дино. Люцифер — это понятно, скорее всего, он с самого начала знал обо всём. А вот Дино — ещё одна загадка. А что, если они с Вики вместе сбежали? Что, если…

От количества вопросов Мими начинала сходить с ума. И никто не давал на них ответа.

Увидев свёрток на своей кровати, она с надеждой начала его раскрывать дрожащими от нетерпения пальцами. Но это было не письмо. В её пальцах переливался красный шёлк нового платья. Мими в ярости разорвала его, а потом выбросила кусочки в окно.

«Школу покидать никому не разрешается». Да пошли вы все к чёрту.

Сгорите в аду.

Мими, пыша злостью, как огнедышащий дракон, пулей вылетела из комнаты.