Он не видел ничего подобного. В груди всё стянуло. Отец однозначно решил поиздеваться над ним. Или сделать из него сильного демона. Но, видимо, он был не настолько силён, как он предполагал: его выворачивало наизнанку.

Он не мог пошевелиться. Так и стоял, глядя на трупы и чувствуя себя так одиноко среди них, насколько это возможно. Именно поэтому и двигаться не хотелось. И говорить не хотелось.

Но вдруг он что-то услышал. Какое-то кряхтенье. Он мигом нашёл источник звука — какой-то ангел поднимался с земли и стонал. Люцифер мгновенно подлетел к нему, на ходу выхватывая золотой нож и приставляя к его горлу.

Ангел даже не успел подняться, только на колени, как Люцифер поднял его сам за воротник и прижал лезвие к горлу.

Он должен его убить.

Он поборет свою тошноту и обязательно убьёт его.

Но ангел вдруг взглянул на него измученными, несчастными, полными боли голубыми глазами, и тотчас же рука Люцифера с ножом задрожала.

Всё дело в нём, — тут же понял он, и внутри него что-то закричало от ненависти.

— Ну, давай, убивай, — прошептал ангел.

Я убью. Я убью, — думал Люцифер отчаянно. Он сильнее надавил лезвием на белое горло…

Но именно в этот момент, когда он посмотрел в голубые глаза, его прострелило.

Это он был виноват.

В ту, в их прошлую жизнь, он вообще ни о чём не задумывался. Он пил, он дрался с ангелами, старательно вылепливал свой пьедестал среди демонов и думал, что его всё устраивает. Он был легкомысленным мальчишкой, и он понятия не имел, куда это всё занесёт. Он был самоуверенным, легкомысленным мальчишкой, и он просто хотел поиграть. Поразвлечься с голубоглазым ангелом — даже когда началось всё это. Уже после того, как отец заговорил об уничтожении ангела. Он не мог контролировать свой порыв — и не мог просчитать ход действий на шаг вперёд. Это он втянул его в это.

Он думал, что всё всегда останется так просто. Глупец.

Лишь поэтому ему так хочется орать. Поэтому всё в нём вопит. Поэтому он не может спать по ночам.

И лишь именно поэтому голубые глаза видятся ему теперь везде.

Он безжизненно опустил лезвие. Ангел, не веря, поднял на него свои глаза. Только не это. Это было так невыносимо, что Люцифер ударил его по лицу и заорал, не слыша своего голоса:

— Уматывай давай отсюда! Быстрее, пока я не передумал.

Он не стал дожидаться, пока ангел сбежит, и сам сбежал. Он раскрыл крылья и полетел на небо, не понимая, куда именно. Перед глазами всё расплывалось. Наверное, от скорости и ветра.

Он увидел солнце снова, и оно ослепило его. Он почти коснулся его пальцами.

Но это был не Дино.

========== 18. Дорога домой ==========

И если в небе красный закат, то бесспорно,

Значит, перерезал небу кто-нибудь горло.

И так сложно что-нибудь сказать, помоги,

Но нам нечего и некого спасать, ты пойми.

Pyrokinesis — Кто же перерезал небу горло?

Дино казалось, что его дорога домой длилась вечно. Пока его вели как неразумного ребёнка сквозь небесную гладь, разрывая сразу несколько сфер (и в это время тело трясло), он абсолютно потерял счёт времени. Порой ему хотелось вырваться и взлететь как раньше гордой свободолюбивой птицей, но теперь он был преступником.

Голос отца звучит в нём громче собственных мыслей. Он скребётся по стенкам черепа, стирает в нём всё живое и сводит с ума. А стигмата заставляет кровь кипеть. Ангелы держали его осторожно, стараясь не задеть плечо, потому что заразиться можно даже через одежду. И от этого Дино хотелось зло смеяться.

Шепфа, как это забавно. Как это смешно. Когда-то он тоже был таким — с чёткой последовательностью действий вместо мозгов, с выбитыми на внутренностях правилами хорошим мальчиком, который уж точно никогда уж точно нигде не нагрешит. Самый любимый сын Шепфы. И что теперь изменилось? Как минимум то, что он может смотреть на них с едкой, злой, совершенно дьявольской насмешкой — как и подобает преступникам. Жалеет ли он?

Нет, ведь тогда бы перед его глазами до сих пор стояла пелена страха и слепой веры в справедливость, правду, равенство. А в то, что мертво, верить нельзя.

Одно прикосновение. Одно, чёрт возьми.

— Меня можно держать не так, как будто я в любой момент взбунтуюсь и отгрызу вам головы. Я, может, и безумен, но не настолько самоубийца пока, — говорит он иронично и крутит головой на двух ангелов по бокам. Ни один мускул на их лице даже не дрогнул. На секунду у Дино возникло чувство, что он, единственный живой, разговаривает с бетоном. И это — на секунду — вызвало маленькое отчаяние. — Или вы не доверяете вашим волшебным висюлькам?

«Волшебные висюльки». Именно так амулеты, сдерживающие силу, называл Люцифер, когда демонстративно снимал их с себя, закатывая глаза. Именно таким же тоном. Дино стал его отражением, никчёмным эхом, жалкой пародией. Потому что от самого себя в нём осталось ничего ни на грамм — лишь разъедающая злость. Как ему себя вести? Что ему делать? Почему в ушах так звенит, а в теле ошалело гудит?

Пустота — словно после ядерной войны. Только Люцифер имел свойство заполнять её жалкой ерундовой болтовнёй, ещё более пустой, чем эта пустота. Просто чтобы не было так тихо и одиноко. И Дино на секунду надел его шкуру на своё растерянное нутро.

Может, иногда то, что делал этот придурок, имело смысл.

Он обратил внимательный и чуточку насмешливый взгляд на Кроули, словно развеселившись после глифта, словно в кураже. Шестерёнки закрутились в голове.

— На вашем месте, Верховный серафим, — в его устах звание прозвучало как оскорбление, — я бы захватил сына Сатаны. Сатаны, понимаете? Того, кто объявил вам войну, понимаете, да? Более, чем уверен, что на мою просьбу вам плевать.

— Усугублять и без того шаткое положение, Дино? — равнодушно спросил Кроули, не оборачиваясь, а лишь ударив плёткой своего дракона, и с показушным уважением в этом «Дино». Это уважение засвербило в ноздрях фальшью, резануло и моментально взбесило.

Как он мог быть настолько слеп? Точнее — как он мог подавлять в себе тошноту все эти годы? Это трусость. И теперь его тошнит от самого себя.

Не усугублять положение. Читай: отдать власть другому. Демону. Ну да. Конечно.

Дино настолько потерял счёт времени, что ошалел от огня, который чуть не выжег ему глазницы. В первые секунды ужасно захотелось заслониться, чего раньше никогда не бывало, и по телу забегало тревожно пламя стигматы. Она не любит ангельский огонь, чистый свет.

Он никогда в жизни раньше не видел главных ворот в Рай — простые ангелы довольствуются порталами. Он никогда в жизни не видел Первых архангелов-создателей, которые участвовали и в создании людей, и в создании Земли. Именно они положили начало жизни здесь, и начало жизни всем ангелам. Говорят, Сатана был одним из них. Великий Люцифер, чья гордыня оказалась сильнее обязательства повиноваться людям, Шепфе и братьям.

Лик их настолько величественен, что вынести его могут даже не все из ангелов.

Один из семи, Уриил, охранял врата Рая. От него исходил настолько яркий свет, что освещал даже тёмные предгрозовые облака вокруг. Приблизившись, он смог рассмотреть его — еле-еле. Золотые крылья, мраморное лицо с идеальными чертами лица и в золотых доспехах. На них не действует золото? Воистину могущество их безгранично.

В одной руке у него чистое пламя, а в другой огромный меч — Меч смерти. Против воли Дино испытал нечто вроде трепета. Если бы Уриил глянул на него — от него бы точно осталась кучка пепла. Но он обратил всю строгость своих глаз на Кроули. Они поднялись по каменной, полуразрушенной тысячелетними войнами лестнице к золотым воротам, и после того, как Кроули что-то тихо сказал Уриилу, подлетев к нему на своём драконе, ворота открылись.

Кроули начертал какую-то руну в воздухе, что-то прошептал. И Дино понял — заклятие невидимости.

Они вошли в Небеса, и Дино моментально узнал этот влажный, прохладный воздух. Они в Жемчужном городе. Вот только теперь в привычном воздухе был запах дыма. А когда Дино опустил глаза на сам город, у него сжалось горло.