— Останься.

Против воли он остановился. И обернулся.

Его утомлённый взгляд встретился с усталым её. Он ожидал увидеть что угодно — страх, ненависть, но ничего этого не было. На него будто смотрела уже не та трусливая Непризнанная — а просто измученная девчонка. У неё было осунувшееся лицо. А на дне умоляющих глаз какая-то щепотка безумия.

Она была другой. Как и он.

И всё же он хрипло спросил, без сил даже на усмешку:

— Не боишься, что я тебя прирежу?

Она тоже не усмехнулась. Весёлого теперь тут было мало. В ней было точно так же всё мертво — он почувствовал это отчётливо.

— Хотел бы — прирезал, а не ходил каждый день. И не приносил одеяла, — пусто сказала она, опустив глаза куда-то на его грудь. Её зрачки не двигались, как и лицо, а в голосе звучали незнакомые ему раньше циничные нотки. Кажется, вот и настал тот момент, когда в ней умер наивный человеческий цветочек. Он сопротивлялся долго — Люцифер был вынужден признать, что этот цветок был достаточно упрям. Как это — быть хорошим? Он неожиданно испытал нечто вроде уважения, а потом сожаления.

Никакие цветы не могут здесь выжить.

Он понял, что в ней нравилось ему. Он всё понял. Почему он был так глуп?

Вдруг она подняла глаза на него. Её взгляд был удивительно трезвый и твёрдый. Не умоляющий. Не просящий. А просто…

Констатирующий. Предлагающий. Без нажима и без эмоций.

— Мне нужно с кем-то разговаривать, чтобы сохранить рассудок. Пусть бы даже и с тобой.

Так Вики Уокер впервые заставила его нерадостно — но усмехнуться.

Он приходил к ней в камеру, открывал дверь, которая могла открыться только снаружи любым демоном, садился на пол, прислонялся к стене. И смотрел на свои руки.

Она тоже сидела на полу, иногда окутанная в его одеяло.

Всё, что их объединяло, — школа, но для обоих она казалась такой далёкой, что говорить о ней казалось странным. Их разговоры были вообще странными, но это единственное, что держало их на плаву.

— Так та первая вылазка в поезд была специально для того, чтобы натравить на меня церберов?

— Да.

— Браво.

Люцифер не запоминал целиком их разговоры, лишь какими-то отрывками. Им не нужно было в принципе даже говорить, потому что царило какое-то абсолютно иррациональное понимание. Они больше не были теми, кем были в начале. Он знал, что она его не винила за то, что он помогал отцу, но не потому что не ненавидела его, а потому что у неё не был сил на это. И потому что она видела, что он уже не тот. Что он больше не хочет разорвать её вклочья.

Но было и то, о чём они не говорили. Это был как секс с проституткой — просто разговоры на час, без особого удовольствия, но необходимые. Он не пытался её спасти, она и не просила. А он не спрашивал, почему она здесь. Его мучил порой этот вопрос, потому что отец явно здесь непричастен — в планах было её убить. Но он не спрашивал. Не пытался спасти. Но и не говорил о ней отцу.

Маленькая сделка.

— Так мой отец — демон? И кто он?

— Не жди, что ты окажешься наследницей великого дома древнего демона. Твой папаша — один из прихвостней отца. Мелкий и ничтожный.

Она фыркнула.

— Я и не ждала.

Он редко смотрел в её глаза. Но когда смотрел — его внезапно охватывало чувство покоя.

И он понимал, что он приходил именно за этим покоем.

— Что происходит снаружи? Началась война? Что в школе?

— Ничего интересного пока что. Ангелы выстроили защиту, но она ненадолго их задержит. Жемчужный город почти уничтожен, но многим удалось сбежать, и почти всем из Совета. Их оборона недолго продержалась. Отец собирает войска и ищет способы прорвать защиту. В школе прячутся ученики вместе с учителями.

— А что земля?

Он помолчал.

— Она скоро будет уничтожена.

Но настал момент — и тогда в их разговорах появился он.

— Знаешь… знаешь… Дино, наверное, себя винит. Я бы этого не хотела.

Он впервые слышит его имя — и позорно вздрагивает. Ошпаривает так, что он, почти забывший, как это, чувствует, как с него на секунду слезает кожа. Как его оглушает.

— Почему?

— Накануне я призналась ему в чувствах.

— А он что?

— Он меня отверг.

Люцифер хмыкнул.

— Никогда не понимал, что он в тебе нашёл.

— У меня такое чувство, что ты ко мне цеплялся, просто потому что ревновал. Что сейчас изменилось?

Он помолчал.

— Он умер.

*

— Ты знаешь, сын, мы делаем успехи. Наконец-то. Ты, должно быть, очень рад.

— Безмерно.

— Скоро мы вернёмся домой. А пока у меня для тебя есть задание. Мы захватили ещё один портал, прорвавшись сквозь достаточно мощную защиту — портал в Лэнгорию. Чудесное место, насколько я помню… — мечтательно сказал отец, поглаживая кольцо на пальце. — Если бы я мог сейчас его посетить, но всё дела, дела… Эти придурки совсем распускаются, стоит мне оставить их хоть на день. Так вот, Люцифер… ты должен вернуться на тот портал. И закончить, что, возможно, не закончили мои демоны. Ни одного в живых не оставить.

Он безжизненно кивнул.

Это ещё один способ его казни.

Его воротило, но он кивнул. Как трус. Как слабак.

Он хотел уже уйти, но отец схватил его за руку и заглянул в глаза. Настойчиво, убеждающе, что совсем ему несвойственно. Должно быть, вид его совсем плох.

С тех пор, как всё идёт по его плану, отец стал даже улыбаться. И иногда даже мягче просить его о чём-то, а не приказывать, как слуге. Уже считал себя победителем и был в хорошем настроении.

А Люцифер… Люцифер всё ещё катился в бездну. Он был во тьме. И настолько чувствовал себя подохшим, что не ощущал даже, как в нём нарастает ужас.

— Это то, чего мы хотели, Люцифер, — с нажимом сказал отец. — Посмотри мне в глаза. Посмотри на меня, — Люцифер просто не мог. Его воротило от одной только мысли. — Посмотри, — зарычал отец, и тогда он обернул своё измождённое лицо прямо к полному тьмы глаз отца. Полному безумия. И снова это ощущение — словно он катится в бездну, стремительно и быстро, а в желудке всё холодеет. — Они заслуживают этого все до одного. Все они бы и нас уничтожили, если бы могли, потому что считают только самих лишь себя достойными почивать на лаврах. Разве ты не помнишь этих чванливых, самодовольных ублюдков?

Он помнил.

— Я пойду, — сказал он безразлично, выдернул руку и ушёл, поклонившись напоследок. Раньше, когда ему ещё было что-то важно, когда ему было важно мнение отца, он бунтовал. Он привлекал его внимание любыми способами, потому что жгло, потому что пекло, потому что не давало покоя.

Теперь не жжёт. Теперь не печёт.

Он помнил, но не только одного своего ангела. Он помнил и других ангелов, которые сливались сейчас в одно пятно. Да, они были самодовольными. Да, они были чванливыми.

Но он уже не был уверен, что хочет их уничтожать. Он больше ничего не понимал.

Всю свою жизнь он слушал планы отца. Каждый раз грозные, каждый раз непобедимые. И каждый раз они проигрывали. Они проигрывали столько раз, что Люцифер перестал их воспринимать всерьёз. Это было не то что игрой, не то что прихотью отца, идеей фикс… он разделял его взгляды. Думал, что разделял. Просто он больше не верил, что они когда-нибудь смогут победить — это казалось чем-то далёким. Он не участвовал в войнах, потому что родился уже после них, но он побывал в дерьме.

А сейчас он просто… просто запутался.

Победа отца маячила чем-то далёким, в перспективе, ровно до тех пор, пока Люцифер не увидел гору трупов на поле, где должен быть портал.

Он не участвовал в войнах, но побывал в некотором дерьме. А он… ангел, он даже в дерьме почти не был. Вот кто мог бы застыть от ужаса. Вот кого могло бы даже вырвать от вида такого зрелища. Да чёрт знает, что могло бы быть с ним, но не с Люцифером. Его просто не должны трогать такие вещи.

(И он не знал, почему даже сейчас обращается мысленно к нему).

Однако он застыл и не мог двинуться. Целая гора мертвецов. Мёртвых ангелов. Окровавленные доспехи. Окровавленные белые крылья. Лежали и демоны, но в сравнении с ангелами это была просто капля в море.