Холодная кровь Юстиниана быстрее гонится по венам, когда он выходит из кабинета и стремительно идёт по коридору. Совершенно ничего не слышно сквозь звон колоколов. Вдруг Юстиниан слышит вскрик и летит на звук — один из охранников за углом лежит лицом в пол. Краем глаза он замечает движение и тут же встречает демона, который летит на его меч. Один из низших, без крыльев. Юстиниан молниеносно срубает ему голову и идёт дальше по коридору.

Спускаясь вниз, он встречает ещё нескольких демонов. А выходя из замка, он останавливается в шоке прямо на пороге.

Прямо с неба падают демоны, разрушая их клин, который ещё даже не успел сформироваться. Ангелы носятся в панике, держа перед собой мечи, выбегая из казарм и тут же падая на землю, сражённые чем-то непонятным, словно воздухом. Казармы горят. Повсюду слышатся крики. Войско из леса становится всё ближе.

— Быстро к замку! — кричит Юстиниан громогласно, перекрикивая весь этот шум и гам. — Оборона! Не допустить их проникновения! — поднимая голову к башням и приготовившимся лучникам, он кричит и подаёт знак, взмахивая рукой: — Закрыть ворота! Лучники — огонь!

Ворота закрываются прямо перед ними. Те немногие ангелы, которые остались в замке, встают позади него, держа наготове мечи. И ждут, напряжённо сжимая рукояти. Звуки сражения звучат словно издалека.

Юстиниану нестрашно. Он всегда знает, что делать. Его растили, как солдата, пусть и с золотой короной на голове. Он пережил море сражений, но это… такого он ещё не видел. И переживут ли они это — неясно.

Как они узнали, где портал?

Крики демонов становятся всё ближе. Пальцы до побеления костяшек сжимаются вокруг рукояти. Всё сильнее и сильнее.

Три… два… один…

Дверь сносит взрывом, и их откидывает взрывной волной назад. Ангелы ударяются спинами об стены, но звуков никаких не слышно. В ушах звенит.

Юстиниан осознаёт, что упал на землю, только когда вместе с дымом в замок входит демоница. Сначала его взгляд падает на чёрные туфли на каблуках, на стройные ноги, которые медленно обходят тела ангелов. Он силится взять меч в руки и усилием воли берёт его в руки. Он пытается встать, но едва ли может.

Сначала — туфли. Потом — красное платье, а потом красивое лицо. Тёмные волнистые волосы, чёрные крылья. Дьявольская усмешка на красных губах. Позади неё целая орда демонов, которые с воплями вбегают в замок. Юстиниан понимает, почему ангелы падали один за другим — в руках у них пистолеты. Их мечи бессильны против выстрелов.

Женщина оглядывает всё происходящее с улыбкой, в которой смешалось удовольствие с жаждой крови, и говорит мелодичным голосом:

— Портал наверху. — А потом её взгляд падает на Юстиниана, который сжимает меч в руках, и она смеётся: — А ты, красавчик, пойдёшь со мной.

*

Он возвращается в школу уже на рассвете. И тщетно Дино надеется встретить здесь спокойную обычную суету (а где-то в глубине души он надеялся; где-то в глубине души он умолял, чтобы так оно и было). И даже если бы всё было по-старому, он бы вряд ли это принял. Это не было чем-то удивительным, и какая-то отмершая его часть просто кивала: «Ну и ладно, здесь явно было нечисто», но та часть, которая в глупые моменты заставляла его совершать глупые поступки, которая на что-то ещё надеялась, имела силы орать, топтать ногами, жадно желая жизни, была потрясена. Вывернута наизнанку. И на прежнюю нормальную жизнь, зная о том, что творится вокруг, она бы смотрела одуревшими и опустевшими глазами, не понимая, как оно может просто продолжаться.

Но ничего не было по-прежнему. Школа стояла на ушах. Всё произошло резко, за одну ночь, — и вот уже ученики бегали по школе, собирая вещи. И напрасно Геральд говорил о том, что им безопаснее остаться здесь; приезжали взрослые демоны, ангелы, забирали своих детей по домам, которые скоро будут разрушены. Забирали на войну — и дети, не успев ничего осознать, попрощаться со своими друзьями, покидали школу с бледными лицами и пониманием, что мир перевернулся, что теперь они не просто соперники в школьных заданиях. Теперь они настоящие враги. Оставался лишь небольшой процент учеников, и почти все из них Непризнанные. Повсюду творилась такая паника, которую и вообразить сложно в обычных обстоятельствах. Говорили о планах Сатаны, о разрушенном портале, о погибших воинах и проникших на Небеса демонах.

Первым ударом стал труп Мисселины в парадном зале — выставленный напоказ, в белом гробе. В своих белых одеяниях она казалась белее снега. Дино хотел прошептать молитву над её телом, прикоснуться на прощание к её крыльям. Но не смог выдавить и шёпота, глядя на её умиротворённое, абсолютно недвижное лицо.

Бессмертные не получают ни вечных мук, ни покоя для души, как смертные, потому что у них и не было души. От них не остаётся ничего после сжигания — только память.

Её добрые руки, добрый взгляд. Тихий голос в ответ на крики Фенцио. И это: «Твои чувства важны, Дино, иногда нам стоит унять свою гордыню и поучиться у людей». И куда её привели её чувства?

Вторым — воспоминания о Дориане и понимание, из-за чего умерла Мисселина. Каким же он был дураком. Он буквально стоял на трупах, рука на его плече принадлежала убийце, а он… Мысли об отце не причиняли боли — потому что Дино заблокировал ту часть своего сознания, в которой это всё хранилось. Он не мог об этом думать.

Всех собрали в зале, но Дино не пошёл. Ничего нового он там не узнает.

Стремясь по коридору куда-то, Дино старательно отрицал любую мысль об отце. Он малодушно, трусливо, как люди, которые не справляются с плохими известиями, твердил: «Нет, нет, нет, нет, этого не может быть», и сознание покрывалось туманом.

Но у его бега был пункт назначения. В кабинете отца всё было по-прежнему. Никто ещё не знал о нём, о том… что он предатель. Дино ничего перед собой не видел, он был ведом кем-то свыше. Он подошёл к шкафу, почему-то зная, что дверцы нужно открыть. И если сначала всё в нём переворачивалось от ужаса, то когда его руки коснулись холодных ручек, появилось то же ощущение холода и правильности. Он должен сделать это.

Третьим ударом стал труп Клэрины, с которой отец спорил накануне. Она знала обо всём. И это логично — что отец решил её убрать. Он поспешно спрятал её в шкафу. Как какую-то ненужную вещь. Она и выглядела как вещь — сложенная вдвое кукла с неестественно выкрученной головой, застывшими круглыми глазами. Дино стоял с опущенными вдоль тела руками и просто смотрел на мёртвое лицо, почему-то остановившись взглядом на родинке возле верхней губы. И где-то там — отстранённо думал, что у бессмертных родинок не бывает. Закрывал шкаф он мучительно медленно и собирая последние силы, собираясь с силами. Не думать об отце было трусливым бегством. А он не был трусом.

Надо осознать это в полной мере. Так это будет легче пережить — то, что он сын предателя.

Последним и решающим ударом для Дино стало то, что Вики Уокер была похищена. Его словно ударили в грудь, стоило ему это услышать, и он едва не зашатался. Вики Уокер. Маленькая, наивная, хрупкая, порой надоедливая. Плачущая и прижимающая руки к груди, когда он бросал ей камни своих жестоких слов.

А теперь она неизвестно где, с кем и для чего. Жива ли она вообще? Он сказал ей, что защитит её, и не справился.

Никто из них не справился. Поэтому он стоит на пороге кладбища, а перед ним одни могилы. В одной из них лежит его отец, а другая вырыта для него самого.

*

— И зачем ты позвал меня сюда? — спрашивает Дино севшим голосом.

Они встречаются на Башне света под огромным звёздным небом — там, где всё и началось. Открытое пространство буравит ветром, сдувает Дино, и он, даже не поправляя волосы, недоумённо смотрит на Люцифера. И ничего не может поделать с собой — скользит по нему взглядом, по бордовым крыльям, по чёрной рубашке. И впервые это происходит осознанно, с полным контролем с его стороны. Потому что он хочет.

У Люцифера странный взгляд — тоже долгий, тоже непонятный. Будто виноватый и какой-то особенно тоскливый, оттого уязвимый. Или — с ожиданием уязвимости Дино. Чёрт возьми, этот идиот никогда не смел причинить ему настоящую боль, неспроста сейчас его так ломает. Лицо не меняется, лишь челюсти напрягаются, когда он опускает взгляд в пол, а потом снова, будто не сдержавшись, судорожно и порывисто возвращает его на лицо Дино. В его груди появляется тревожное чувство, которое всё труднее сдержать.