И он ничего, совершенно ничего не ощущал.

Девчонка с крыльями цвета пепла весь вечер проплакала в своей кровати, а потом уснула. И спала беспокойно. Он задумчиво смотрел на неё из тьмы её комнаты, не двигаясь. На тревожно колышущиеся тёмные ресницы. На тонкие запястья.

Он должен был что-то сделать.

Он знал, что он должен был сделать. И он сделает. Когда наступит кровавый рассвет, он сделает. В нём теперь ничего не осталось — почему бы и не сделать?

Жаль только, что ему не удастся потом на неё смотреть. То, как она дрожала тонким телом, вызывала в нём что-то. Тягучее, сладкое. Удовольствие.

За окном постепенно поднималось солнце, взрезая небо, и оно истекало кровью. Он посмотрел на оранжевые разводы и задумался.

Как его зовут?

========== 16. Память ==========

Вики просыпается рано от ощущения пристального взгляда на своей коже. В последнее время этот взгляд постоянно с ней.

Он не угрожающий. Не злой. Просто холодно наблюдающий. Но и от этого сердце порой останавливается, потому что она явно сходит с ума.

Проснувшись, она ещё не открывает глаза, потому что боится их открыть и увидеть кого-то. Этот иррациональный страх перед тем, чего возможно и не существует. Но волосы встают дыбом вполне реально. Однако когда она распахивает слипшиеся ресницы, рывком поднимается с кровати и оглядывается, в комнате никого, кроме спящей Мими, не оказывается.

Ну разумеется. Никого. Она просто выдумывает. Кожа снова освобождается от тяжести, и она может облегчённо вздохнуть. Когда она стала такой параноичкой?

От тяжести избавляется кожа, но не её разум. Вики тут же вспоминает своё жалкое признание, и хочется зарыться с головой в одеяло.

Это кошмар. Это катастрофа.

Когда она бежала вчера к Дино, она ожидала всего, но только не его пустого взгляда и холодных слов.

Хорошо, что ты не надеешься.

Этот мир научил её быть пессимисткой, научил всегда ожидать худшего. Она и шла к нему уже с тяжестью в душе, с осознанием, что это обернётся ей боком. Ей было уже заранее плохо, заранее больно, заранее страшно. Но впервые она должна была довести это до конца. Возможно, она надеялась, что она сможет вырвать эти чувства из сердца, потому что от них одни проблемы. Ему явно было всё равно на неё. Она смотрела на него — а он не оборачивался. Он не опускал головы никогда, стоя где-то вдалеке в толпе, а она всегда на задних рядах. Может, если бы она их озвучила, ей стало бы легче смириться.

Но лучше не стало. Он ткнул её головой в свою никчёмность, в своё тотальное одиночество, и тогда она впервые осознала его в полной мере, когда глядела в его безразличную спину. Он не собирался с ней нянчиться, и это ударило её как ребёнка, лишившегося матери.

Она ожидала его добрых слов, его доброго мягкого взгляда, она ждала, что он её пожалеет, как это делал всегда. Ну же, он же всегда жалел малышку Уокер, и ей не нужно было оставаться одной.

Но он просто растоптал её. А точнее — напомнил то, кем она была. Никем.

— Может, это и к лучшему, — шептала Вики, обнимая себя руками и не подозревая, что проснулась в новом мире. Рассвет за окном — совершенно такой же. Тишина по утрам — совершенно такая же, разве что менее оглушительная. Разве что более мягкая. Всё словно притаилось в ожидании бури, но она этого не замечала, одеваясь в холоде непослушными тяжёлыми руками, собирая книги. — Может, сегодня начнётся новый день.

Сегодня просто обязан начаться новый день. День, в который никто её не будет больше жалеть, даже она сама. А значит — нужно снова браться за книги. В одиночестве.

Никаких иллюзий. Так жили люди, а она больше не человек. Она не имеет права весь день проваляться в кровати.

Она идёт по каменным коридорам, погружённая в свои мысли, не обращая внимания на тени на полу и на стенах. Впервые за последнее время ей было не страшно ходить одной, потому что она об этом не думала.

Воздух на улице наполняет её жизнью. Она роняет книги на землю, смотря на небо, смотря на яркое солнце, от которого в уголках глаз появляются слёзы.

Солнце. Осенний воздух. Новый день. Солнцу всё равно, оно жжёт ей глаза. Таков закон. Но на секунду ей даже хочется улыбнуться сквозь боль. Всё будет хорошо.

Она опускается, чтобы поднять книги, и тут наконец замечает тени. Тени от рогов, огромные тени клыкастых морд, удлинённые от четвероногих тел. Слышится знакомое до боли рычание, которое тут же возвращает её в старый вагон. Кровь стынет в жилах.

Она поднимается медленно. Все звуки теряются, все краски теряются. Сначала она замечает двух церберов. Затем замечает клочок своих джинсов в челюсти одного из них — тот самый, который они вырвали в тот день.

А потом встречается взглядом со своим ночным кошмаром.

*

Юстиниан был племянником серафима Кроули. Возможно, именно поэтому он почти никогда не опускает ни головы, ни крыльев. Возможно, именно поэтому он поднялся так высоко, чтобы охранять величайший и главный из порталов — портал в Жемчужный город. Возможно, именно поэтому он стал главнокомандующим своего личного войска, выданному ему для охраны этого портала.

Но даже такое родство не спасло его от спокойной жизни на Небесах. Возиться с бумажками в судах, заседать на Советах, будучи правой рукой главного серафима. Завести жену, детей, личных чистителей перьев.

В любом случае — такая спокойная жизнь не для него. Однако по большей части его жизнь и здесь не фонтанировала приключениями.

Портал выглядел как замок в самом из заброшенных мест, в самом отдалённом уголке земли. Его покои в этом замке были лишены роскоши, как в доме серафима Кроули в Жемчужном городе. Этот замок вообще был лишён роскоши — голый камень, казармы для воинов, холод, редкие пропуски ангелов домой. Юстиниан давно уже не видел дома.

Всё, что он сейчас делал, — это смотрел в окно, на возвышающийся тёмной стеной лес, на земное солнце, на земные поля. Вдыхал земной воздух. Ему почти нравилась земля, за исключением того, что здесь не звенели мечи.

От праздного рассматривания полей его отвлёк стук в деревянную дверь. Он вздохнул и закатил глаза. Но не двинулся с места — как стоял камнем, скрестив руки за спиной под крыльями, так стоял.

— Войдите, — кратко и холодно.

— Главнокомандующий, требуют вашей аудиенции. Прибыла делегация из Междумирья.

Он кинул последний взгляд в окно, а потом повернулся. Ангел с опущенной головой, его помощник Ризерис, ждал ответа.

— Пусть входят.

Кивнув, ангел уходит. Юстиниан снова смотрит в окно. И если секунду назад, всё было как обычно, то сейчас он замечает кое-что новое.

Лес горит. С самого конца горизонта тянется пламя, захватывая всё большую площадь.

— Ризерис. Ризерис! — на его напряжённый выкрик никто не ответил. Какого черта, он не мог уйти далеко. Юстиниан размашистым шагом подходит к двери, распахивает её. В его кабинет вваливается мёртвое тело Ризериса с перерезанной глоткой. Неосознанно Юстиниан отходит назад, и его нижняя челюсть сама собой падает.

— Чёрт возьми.

Одуревшими глазами Юстиниан быстро оглядывает Ризериса, а потом смотрит в коридор. Он полностью пуст.

Он снова подлетает к окну и теперь уже замечает, что стало причиной пожара. Из леса выбегает огромное войско демонов. Кричащее, улюлюкающее, орущее войско, чёрт их дери, демонов. Их так много, что сначала они просто кажутся чёрным облаком.

Шепфа спаси.

Он моментально подходит к шкафу, надевает серебряные латы, недрогнувшей рукой берёт со стены меч. Звучат колокола — знак бедствия. Из казарм выбегают обеспокоенные воины.

В кабинет вбегает уже другой ангел с бледным испуганным лицом, который чуть не спотыкается об Ризериса.

— Шепфа спаси, главнокомандующий… на нас напали! На нас напали!

— Собрать всех, — кратко говорит Юстиниан и достаёт меч из ножен. — Выстроиться возле замка. Приготовиться к обороне. Готовь лучников.

— Будет сделано.

Они проникли сюда. Как, чёрт возьми, они проникли сюда?