Но багряные глаза — словно ушат холодной воды на голову, и он резко возвращается в реальность.

Здесь и сейчас, Дино. Здесь и сейчас. Просто подумай о сейчас, хорошо? Об остальном позже. Он на тебя смотрит, так что просто. Блять. Соберись.

Дино — глухие уши, слепые глаза, беспомощное дрожащее нутро — делает три вдоха. Закрывает глаза. Три вдоха. Три прерывающихся выдоха, слишком громкие в этой тишине.

Сердце бьётся о кости в пугливом неровном ритме.

И становится бесчувственной машиной по щелчку пальцев, словно солдат, которым его растили с пелёнок. Всё ещё заторможенный слегка — это видно по непослушным (но не дрожащим) пальцам, застёгивающим рубашку.

Он не оживает, но застывает во времени, склеенный наспех робот.

Застёгивает рубашку, не глядя на Люцифера, чеканит, отворачиваясь и собираясь уже сбежать:

— Ни слова об этом никому.

Это было глупо — ожидать, что демон будет покрывать тебя до тех пор, пока ты не решишь, что с этим всем делать. Видимо, в тот момент он руководствовался мыслью: «Чем спокойнее ты, тем меньше этому значения придают другие». Логика отключилась, он действовал на базе каких-то полуживотных инстинктов. Первый и главный из них — выжить.

Так сильно хотелось поверить, что этого не было, что его кожа до сих пор чиста, что он притворился, будто это так.

Потом, всё потом.

— И ты думаешь, я буду тебя покрывать? Что мне не плевать? — Люцифер возникает перед ним моментально с приподнятой бровью. При этом что-то в его лице было… как будто он пытался разгадать какую-то загадку. Внимательные, серьёзные глаза. Дино приходится остановиться. Он теряется. — Серьёзно, ангел, с каких это пор мы друзья?

Действительно.

Побледневший Дино тяжело сглатывает вязкую слюну.

— С тех самых, что я ничего не расскажу про тебя и твою осведомлённость о… нём, — его голос звучит хрипло. Это странное заклинание, которым он приковал падшего к земле, полное отсутствие удивления… Люцифер будто уже встречал существо и знал, что с ним делать. — Не знаю, что за планы у тебя и твоего отца, но, я думаю, они разрушатся, если я выдам тебя.

Эти слова будто сами вырвались из его непослушного рта, выросшие из не его мыслей. Тело вдруг стало таким чужим, двигаясь на автопилоте.

Лицо Люцифера преображается едва заметно (лишь для внимательных глаз Дино). На нём появляется то самое противное презрительно-высокомерное выражение принца Ада — искривлённый поджатый рот, надменный блеск глаз.

Честно говоря, Дино в тот момент было так плевать — на планы Сатаны и Люцифера, на целый мир.

— Если выдашь меня ты — меня лишь ждёт только допрос (и скажу по секрету: они ничего не обнаружат — у тебя только догадки, ангел). Если же я тебя — сам знаешь. И кто из нас попал сильнее? — триумфальная усмешка искажает губы.

«Сам знаешь» — это казнь. Его сожгут как позорного преступника, чтобы защитить народ. От него. От того безумия, кем он станет. И это в награду за все его старания, вылизывания ног отца и высших ангелов, лишь бы стать тем, кем он должен быть. Сделать то, чего от него ожидается.

Этого ты хотел, Шепфа?

По закону — он сам должен сдаться Совету. Встретить смерть достойно.

В голове запульсировало.

— Нет нужды рассказывать им. Я сделаю это сам.

Как и должен.

Брови Люцифера взлетели вверх. Усмешка стала только шире, и он захлопал в ладоши.

— Какой жертвенный и правильный ангел, прямо образец. Надеемся всем Адом, тебе воздвигнут памятник. Хотя это вряд ли, — смешок, — скорее, закопают в безымянной могиле. Бьюсь об заклад, папаша даже цветочек тебе не принесёт. Будет всем говорить, что сын героически погиб в битве. Кому нужен такой позор, верно?

Это неправда. Это всё ложь, всего лишь кошмарный сон.

— Ты в заднице, Дино, — констатирует Люцифер. «Без тебя знаю», — хотелось огрызнуться.

Дино молча стоит, стойко выдерживая удары жестоких слов о броню. Они даже её не царапали, а безучастное лицо не меняло своего выражения. Что толку от этих слов сейчас? Что они могут сделать мертвецу? Сейчас они были как жужжание пчелы, назойливый фон для гула в пустой голове.

В нём медленно росло понимание, словно дерево, прорастая корнями во внутренностях, пробивая острыми ветками кости, не умещаясь. И становилось больно чисто физически. Он смотрел на Люцифера, не видя его. Не слыша. Думая лишь об отце. И о том, что его ждёт.

Всё вдруг стало таким неважным и смешным. Все эти дурацкие расстройства из-за низких оценок, постоянные ссоры с отцом… как это всё глупо. Что вообще в его жизни было важным? Что в нём было живого? За что ему цепляться?

И Люцифер. Зачем он сейчас тратит своё драгоценное время на него?

Дино вдруг выныривает из небытия и, ясно взглянув на Люцифера, взмахивает крыльями и оказывается в небе.

— И куда ты собрался? — возникает перед ним Люцифер, сверля его недовольным взглядом. В его глазах было что-то ещё… но Дино этого не замечал. — Мы ещё не закончили.

С оскорблениями? С попытками заставить его вздёрнуться прямо сейчас? С давлениями на мозоль существу при смерти? Низко даже для Люцифера, хотя вполне в его духе. Но у Дино не было даже сил прогнать его, ответить, защититься. Да и не хотелось марать руки. Резко стало всё равно. Он лишь сглотнул и решительно, с вызовом посмотрел в красные глаза.

Ненависть.

Даже сейчас — густая, алая, пылающая — она текла по венам.

— Останови меня, — наверное, в его голосе действительно было что-то такое, что заставило Люцифера отойти в сторону. И заткнуться наконец.

Дино обошёл его в воздухе как незначительное препятствие и полетел в красный закат, навстречу кровавому небу.

Он так и не придумал, за что ему цепляться. Но летать словно в последний раз всё равно было больно.

*

Уроки проходили как обычно. Дни проходили как обычно — то есть, пролетали словно секунды, не оставаясь в сознании бессмертных ни малейшими пятнами, не вбиваясь, но лишь скользя по поверхности. Для всех, но не для Дино.

Его ситуация была не совсем обычной. Жизнь поделилась на до и после, и разделителем стала проклятая стигмата, которая жгла кожу, казалось, разрастаясь по ней, но на самом деле её размеры не менялись. Каждую минуту. Каждую секунду, что длилась вечно, ведь любая из них могла стать последней. Но не становилась, потому что выяснилось, что Дино — чёртов трус. Тот самый, которых он всегда презирал. Себя же за эти последние дни он возненавидел так сильно, что хотелось засунуть голову в водоворот и захлопнуть портал.

Он не мог спать. Он не мог выполнять свои обычные обязанности. Ему казалось, что взгляды со всех сторон давят, проникают под рубашку и замечают спираль. И тогда его бросало то в жар, то в холод, потому что в ушах уже звучал голос карателя, что приговаривал его к смерти. Ему казалось, что он на виду у всех, сплюснутый этими взглядами, трусливый преступник.

Он подходил к двери отца миллион раз. Поднимал руку, чтобы постучать костяшками пальцев о мрамор. Застывал с бешено бьющимся сердцем в горле. По телу порхали огненные бабочки, задевая крыльями каждый миллиметр кожи. Сглатывал. Нечаянно натыкался взглядом на смеющихся бессмертных, которые чистили перья, которые роняли книги, глотали торопливо еду, и никому, никому из них не приходила в голову мысль, что всё это может закончиться, что их неуязвимое тело может дать сбои и оказаться не долгосрочным. И тогда внутри него тянуло что-то так сильно, что казалось, что он уже умирает.

Как, как это могло произойти?

Он хотел им завидовать. Хотел злиться. Но у него не получалось. Он всё ещё был будто под гипнозом, стеклянным колпаком с угарным газом, медленно угасая. Он не верил в это, но затем снова смотрел на чёрное клеймо и понимал, насколько его дела плохи.

Дино возненавидел себя за то, что оказался слишком слаб, чтобы признаться. Он мечтал о том, чтобы совершить какую-нибудь грубую ошибку, быть вызванным в кабинет отца для порки, снять рубашку, а там… Чтобы всё случилось само собой. Чтобы не стать самоубийцей.