Люцифер слышал тирады Сатаны не раз. И не раз его слова подсознательно откладывались в нём, пуская корни.

Это было правдой, он уверен. Он не мог допустить никакой иной мысли об этом…

Ранее.

Пока сегодня он не увидел сломленного ангела. Пока он не увидел его взгляд, в котором было всё. В котором было ничего осознанно-человеческого и одновременно так много, что это едва не пошатнуло, не сбило с ног.

Это был взгляд заточённого под стражу и пытаемого. Взгляд собаки на цепи, которая мечтает пробежаться под ветром. Кричащий взгляд истощённого полумёртвого человека, но не надменного ангела, который не считает демонов за существ. И Люцифер не знал, что именно заставило его тогда замереть. Перестать на секунду дышать. Функционировать хоть сколько-нибудь. Он просто не знал, потому что потерялся. И вряд ли бы он это сейчас объяснил.

Он почувствовал, как дёрнулась его собственная цепь на шее. Кадык был пережат. Ничего не оставалось, кроме как задохнуться.

Что это?

Это не было похоже на те слова отца об ангелах, но Люцифер ничего не сказал. Он в который раз проглотил эти слова, но сейчас впервые ощутил желание ими блевать.

— Но ничего, сын мой, — улыбка Сатаны не была похожа на нормальную улыбку. Это было похоже на полубезумное предвкушение. Он прикоснулся к железной двери, и в ту же секунду оттуда послышались лязги, рычания, животные вопли и визги. Дверь была мощно запечатана заклинаниями, однако она всё равно пошатнулась от множества тел, напирающих на неё с другой стороны. Она едва не выпала. И в какой-то момент внутри у Люцифера всё замерло, когда вместе с рычанием дверь чуть не открылась, и из неё показался чей-то крючковатый палец. Сатана, коротко засмеявшись, толкнул дверь рукой, и остаток пальца упал на пол. В ту же секунду послышался бешеный высокий вопль.

На пол начало падать, кружась в воздухе, белое перо, однако палец Сатана, вспыхнув огнём, подпалил его, едва прикоснувшись.

Сатана снова обернулся к нему.

— Отправляйся, сын мой, по делам. Сегодня мне нужно триста душ.

Не дыша, Люцифер поклонился:

— Конечно, отец.

*

— Всем спасибо за помощь, юные ангелы, демоны и Непризнанные, — звучный голос серафима Кроули разносится по залу, и прозрачные голубые глаза оглядывают всех по очереди. Стоит полная тишина. Допрос всех закончен. Теперь начнутся разборки. Поиски той твари. Белый костюм бескрылого серафима, стоявшего на возвышении, мозолил глаза. — Я искренне надеюсь, все из вас сказали правду. А также, что все успели попрощаться с вашими друзьями, Лорой и Энди, потому что мы забираем их тела на расследование, которое объявляем открытым с этого дня. Мы вводим меры предосторожности, такие как ограничение прогулок по саду и комендантский час в восемь часов вечера. В это непростое время всем нам нужно держаться вместе, потому помимо усиления охранных заклинаний школы мы выставляем дополнительную охрану — два архангела и архидемона. Мы найдём это существо. Желаю вам удачи, дети.

Это становится серьёзным делом. Уже два убитых Непризнанных в школе. Сейчас все они стояли бледные и испуганные.

Кроме того, ограничения никому не понравились. Дино услышал недовольства из разговора ангелов и демонов позади него. И это ничего, помимо их несерьёзности и явного неуважения правил. Это бы не разозлило Дино и не вызвало ничего, кроме закатывания глаз. Если бы они не продолжили:

— И всё из-за каких-то Непризнанных? Шепфа, это просто смешно. Кому вообще есть дело?

Это вызвало взрыв в груди и желание на них накричать, чтобы вставить мозги на место. Наверное, Дино бы, как и все, мало обращал внимание на Непризнанных, если бы не бледное лицо Вики, которую допрашивали больше остальных. Она помнит лишь то, что схватила Меч Лжи, но утверждает, что это она убила Лору. Слава Шепфе, все поняли, что это неправда. Слава Шепфе, что у них хватило мозгов.

Ангелы из Главного дома в школе раздражали. Раздражал серафим Кроули, сейчас спускающийся вместе со своей охраной. Раздражали кирпичные лица архангелов, стоящих теперь возле входа. Потому что Дино чувствовал, что он будто снова в Раю, в этих душащих белых стенах, стенах одинаковых домов и в клетке из строгих взглядов со всех сторон. Будто он будет через секунду вынужден отчитываться, как прошла его неделя и каковы его успехи в учёбе.

Раньше он не знал, что может быть по-другому. Но когда он впервые попал в школу, где можно было почти всё, даже общаться с демонами, он был в шоке. Конечно, ему было меньше дозволено, но всё же. Тем хуже возвращаться в райские города и видеть главных. Он видел, что отцу это тоже не по нраву — он, весь напряжённый, исподлобья следит за серафимами, бывшими коллегами.

Школа была каким-никаким домом, в который сейчас забрели чужаки. И Дино было трудно вдохнуть в этих стенах, пока они дышали с ним одним воздухом, смотрели на него, видели его. Следили за ним. Точно он потенциальный преступник. Точно как в Раю. Он не был преступником — это было приёмом внушить страх. И самым ненавистным было то, что это работало.

Едва серафимы покинули школу, Дино подходит к отцу и говорит:

— Отец, могу я пойти потренироваться?

Это вызывает лёгкую улыбку на лице ангела Фенцио. Будь Дино чуть меньше на взводе, он бы словно осветился внутри. Но сейчас он оглядывался на архангелов, бродящих по школе, и становился комком дёргающихся нервов. Скорее бы уйти. Скорее бы просто вдохнуть свежего воздуха.

— Иди. Недолго. И будь осторожен.

Дино вылетает из школы, как пуля. На выходе его задержали два архидемона, не желая выпускать, но потом Фенцио на них гаркнул, и он вышел.

Школа превратилась в какую-то тюрьму. Даже опасность, таящаяся за пределами её стен, была лучше, чем бесконечная слежка. Хотелось вздёрнуться просто им назло. Или просто заорать. Или дать ногой по их бесстрастным лицам. Что бы сказал отец?

Кровь бунтовалась, а сердце не справлялось с нагрузкой.

Едва почувствовав холодный воздух в лёгких, Дино начинает успокаиваться. Потихоньку. Мышцы слегка расслабляются, когда он начинает, как остервенелый, тренироваться. Наклон. Поворот. Кувырок в воздухе.

Дыхание успокаивается. Кожа потрескивает. Паника отступает, когда он раскрывает крылья и устремляется в воздух. Мысли тоже очищаются, стоит ему оказаться полностью одному без чужих глаз, и за прошлые провокационные мысли становится стыдно. Он не должен был думать о таком.

Отцу не должно быть за него стыдно.

— Тоже не нравится, когда на тебя пялят со всех сторон?

Белые крылья вздрагивают, и, обернувшись, Дино сталкивается с Люцифером.

О Шепфа, за что?

Сразу же хочется спрятаться, раствориться между молекул воздуха. Сбежать. Только бы не видеть этого того самого взгляда, будто он видел его слабым и будто бы знал о нём что-то, что не знали другие. Потому что это не так, чёрт возьми!

И снова этот дурацкий взгляд, от которого бросало в жар и становилось так неудобно в собственной шкуре, что хотелось из неё выйти. Он сбегал. Он вообще не разговаривал с ним. Не видел его. И так было удобнее, притворяться, что его не существует.

И вот он перед ним, спрашивает какую-то ерунду, говорит не то, что нужно, смотрит не так, как нужно, и разворачивает войска в Дино, будит в нём панику…

Всё идёт по причинному месту.

Люцифер просто вжирается в него взглядом, и Дино хочется заорать.

Что ему нужно?

— Если они хотят, чтобы я разделся, могли просто об этом попросить, — усмехается Люцифер, а Дино ничего не говорит. Он просто висит в воздухе, а потом сглатывает, отворачиваясь. Порывы злого ветра заставляют его рубашку колыхаться, биться о кожу, а волосы вылетать из пучка. Всё так безнадёжно портится.

Ему было неудобно так, словно Люцифер и правда сидел под его кожей, ожидая момента, чтобы убить его изнутри.

— Я здесь тренируюсь, — глухо говорит Дино, не смотря на него. Но он всё равно слышит, как он фыркает.

— И что?

— Убирайся, — взрыкивает Дино. Но, не дожидаясь этого, сам летит от него подальше. Только бы подальше.