– Прости, друг. Не знаю, что нашло на меня, – виновато проговорил я.

– Ты всё правильно сказал, – поднялся Тихомир на ноги и уселся на кровать. – Похоже, не быть мне шамахом. Пора смериться и освоить профессию плотника.

– С ума сошёл? – подскочил на ноги. – Ещё есть время раскрыть сущность. Тебе нет и двадцати пяти.

– Доброгнев говорит, это возможно лишь до двадцати. А я уже прошёл этот порог.

– Глупости! – отмахнулся от друга. – У тебя полно ещё времени.

– Хорошо тебе говорить, – отвел взгляд. – Сам-то в четырнадцать получил благословение, а годом позже и тотемного волка.

Тихомир прав. Мне всегда легко давалось всё, что связано с шаманством. Не знаю почему. Но отец говорит, что мы потомки великого Дарена. Может, поэтому?

– Слушай, друг, – присел рядом с Тихомиром и закинул руку на его плечо, – не время отчаиваться. Нужно верить. Это главное. Вера – сильнейшее оружие. Были случаи, что паробъком[2] удавалось обрести тотемного зверя ближе к тридцати. Мне отец рассказывал.

– Но Доброгнев говорит… – начал Тихомир, удивленно взглянув на меня.

– Доброгнев, Доброгнев, – перебил друга, слегка встряхнув, – он старый Леший. Ему уже пора на покой. И потом, когда мы его слушали?

– Ха, – хохотнул Тихомир, – точно! Особенно прошлой весной, когда ты, несмотря на его запрет, пошёл к восточной горе. Ох, и жутко было встретить на пути разгневанного медведя, – весело продолжил друг.

– Верно! Визжали мы с тобой не хуже девиц. Но если вспомнить, именно ты смог остановить зверя тогда.

– Да, – блаженно улыбнулся Тихомир, вспоминая, как сумел вразумить медведя одним только взглядом. – Зато ты в тот день смог приручить беркута, – нахмурился друг.

– Не обо мне речь! – приободряюще шлепнул ладонью по плечу. – Ты остановил медведя, а значит, не все потеряно! Просто верь в себя.

– Может, ты и прав.

– Вот вы где! – в шатер вошла маменька Тихомира.

Светлая женщина. Всегда с широкой улыбкой и добрым взглядом. Иногда я завидую Тихомиру, что он может жить рядом с родителями. Хотя зависть плохое чувство. Оно разрушает и пагубно влияет на связь с духами. Но я ничего не могу с собой поделать.

Вот и сейчас, когда женщина мило улыбнулась и заботливо прильнула губами к щеке сына, мне резко стало не по себе. А Тихомир недовольно сморщился.

– Мам, ну зачем это? – возмутился друг.

Женщина лишь задорно хихикнула и обняла сидячего на кровати сына, приложив его голову к груди.

– Это замечательно, что я вас нашла, – сказала маменька. – Женщинам на кухне нужна мужская сила и выносливость.

Мы с Тихомиром в панике переглянулись. Самое нелюбимое занятие всех мужчин – помощь на кухне. Да я уж лучше натаскаю тонну воды или пойду помогать плотникам, чем окажусь там, среди толпы неугомонных женщин.

– Ох, как же я забыл, – встрепенулся друг, – я обещал Ярополку помочь с дровами.

Я не успел и возмутиться, как Тихомир шмелём вылетел из шатра.

– Эээ, – не хотя подал я голос, запуская ладонь в волосы и скользя по шее, – я тогда, наверное, на кухню.

– Вот и отличненько, – обрадовалась Ямира.

И я пошёл к единственному в нашем селении деревянному дому, где располагалась кухня, огромный зал, предназначенный для приема пищи, и местный госпиталь. Не могу сказать, что был в восторге провести полдня в компании кухарок, но и худшим занятием в сложившейся ситуации это назвать сложно. Ведь как только я остался один, голову начали заполнять образы загадочной незнакомки. Её силуэт стоял перед глазами, словно дух, призрак. Я никак не мог отделаться от ощущения, что медленно схожу с ума. Как одной девушке удалось проникнуть в моё сознание даже не сказав ни слова? И, чтобы не думать об этом, я решительно вошёл в помещение, где кипела работа. Накормить наше селение – та ещё задача. Я перечистил тонну картошки, натаскал литры воды, спустил в подпол десятки закруток. И это лишь половина из того, чем я смог пригодиться женщинам. А мысли о спасённый блондинке всё равно заполняли всю голову. Я думал о том, выживет ли она? А если и выживет, то что я ей скажу? Как смогу подойти? Я ждал момента её пробуждения и одновременно боялся. Я не знаю, кто она, что забыла зимой в лесу и почему её преследовали собаки, которым теперь всё равно. Стая волков отправила их к праотцам. Только это я знал наверняка.

Ангелина.

Как же спокойно и тепло в этом лесу. И тихо. Пугающе тихо. А может, это рай, ну или ад. Хотя нет, точно рай. Иначе мне не было бы так хорошо и умиротворенно. Кажется, я проспала сутки. По-другому объяснить такой душевный подъём не получается. Первый раз за долгое время я по-настоящему отдохнула. А может, я в своей комнате и всё случившееся лишь дурной сон? Потянувшись и сладко зевнув, я распахнула глаза.

– Мама? – хрипло позвала я.

И, не услышав ответа, сразу поняла: здесь её быть не может. Слегка приподнявшись с кровати, я огляделась: незнакомое и убогое место. Может, я ещё сплю. Зажмурилась и попыталась прогнать дурное видение, но открыв глаза, убедилась, что всё вокруг более чем реально.

Деревянный стол, заваленный глиняной посудой. Добротный табурет, абсолютно простой и наверняка дешёвый. Меховые шкуры на полу. Где это я? Приподняв тяжеленное одеяло, обнаружила, что на меня надета странная одежда. Меховые сапожки (они показались мне даже милыми), пуховые и очень толстые штаны. И что-то вроде пальто или шубы, скроенное из кусков меха. Одежда непривычно свободная, но на удивление теплая. Или, может, это в помещении жарко. Опустив ноги на пол, я поднялась и принялась рассматривать содержимое стола. Небольшая свечка горела, тускло освещая комнату. Тарелка с какими-то травами, стакан с жидкостью, пара деревянных ложек. Вся посуда простая, глиняная. Сразу понятно: оказалась я в бедном доме. Подняла бокал с жидкостью и принюхалась. Пахнет травами. И вот я уже было поднесла бокал к губам, как услышала:

– Щазже поставь!

Испугавшись, ахнула, и чаша рухнула на мягкий пол. Хорошо, что хоть не разбилась. Обернулась и увидела пожилую женщину в таком же пальто и сапожках. В каком колхозе их одевают? Или совсем нет фантазии, вот и облачаются в одинаковую одежду?

Старушка с любопытством смотрела на меня, добро улыбаясь. Её потускневшие глаза, цвета янтаря, светились заботой и любовью. От неё не исходило угрозы. Поэтому душа обрела уверенность и я спросила:

– Вы кто?

– Вы кто, вы кто, – заворчала старушка, проходя в глубь комнаты. – Здороваться изначально нужно! И это лучше ты скажи, кто ты?

– Извините, – почему-то смутилась под строгим взглядом женщины, – и здравствуйте. Я Геля.

– Здравствуй, Геля, я бабушка Ефания. Какое странное у тебя имя.

– Геля – это сокращение от Ангелины, – пояснила старушке, которая, кряхтя, уселась на свободный табурет

– Так ты Ангелина? – я кивнула в ответ. – Послушай, дочка, никогда не сокращай и не коверкай своего имени. Имена дают духи и переиначивая их, ты навлекаешь беду на себя.

– Духи?

– Не обращай внимания, – отмахнулась старушка, – людям больших городов этого не понять. Просто послушай старую женщину, сокращая имя ты сокращаешь свои года. Поняла?

– Да, – вытаращила испуганные глаза.

– Тебе не место среди нас. Но не принеси тебя мой внук, ты бы умерла. Замёрзла. Поэтому он не мог оставить тебя в беде. Он добрый паробък, а ты чужая. Начнешь расспросы – навредишь ему. Поэтому будь благодарна, поправляйся и, как сможешь, мы проводим тебя в город. Поняла? – снова кивнула. – Вот и славно. А теперь отдыхай. Тебе понадобятся силы на обратную дорогу.

Ефания ушла, оставив после себя вагон вопросов. Главное, где я? Что здесь делаю? Единственное, что я поняла из слов этой старушки, что какой-то паробък притащил меня сюда. Кто этот паробък? И что это за имя такое странное? В любом случае они меня спасли. «Будь благодарна», – сказала она. И я благодарна, но хочу домой. Пусть отведут прямо сейчас!