После гонга атаку снова начал Дикий, оттесняя соперника к сетке. Он нанес Буйволу серьезный удар, от которого образовалась сечка под левым глазом. Весь раунд прошёл в стойке, где оба бойца наносили друг другу сокрушительные удары, оставляя на теле гематомы. Мне казалось, что били меня, так как каждый удар приносил почти физическую боль. Чуть-чуть, ещё чуть-чуть и на этом все!

Едва раздался гонг, оповещающий о начале четвертого раунда, Дикий приложив усилия, увёл соперника в партер, где после непродолжительной борьбы, забрал спину Буйвола, обвил его туловища ногами, а шею зажал так, что Алишер не выдержал и постучал. Я облегченно выдохнула, понимая, что начинают жечь ладошки, на которых появились царапины. Но не это меня волновало, а то, что всё закончилось. Наконец… И мы сможем уехать.

Прямиком из зала я кинулась в раздевалку, понимая, что без травм не обошлось. Перед боем меня туда не пустили, но я надеялась, что сейчас прорвусь. Да что там прорвусь, я прогрызу себе этот путь.

— Как ты? — дыхание сбилось, когда я увидела разбитое лицо Разумовского. Раны его обрабатывал Игорь, но я забрала тампон, пропитанный перекисью, зная что справлюсь прекрасно сама.

— Как-будто меня избивали, — пошутил Андрей, что я приняла за хороший знак.

— С этих пор таким правом обладаю только я, — лучше уж я буду его поколачивать, раз он без этого не может.

— Хорошо, я согласен, — улыбнулся он. Взял мою ладошку и поцеловал. Только потом заметил что на ней остались следы от ногтей. Но сказать он так ничего не успел.

— Поздравляю, Дикий! — в раздевалке появился лощёный мужчина в дорогом пиджаке с самодовольным лицом.

— Пошёл ты, — выплюнул слова Андрей.

— С большим удовольствием. Как насчёт послезавтра?

— Нет! И не пытайся меня заставить, — почти прорычал Разумовский, глядя на мужчину из-под насупленных бровей, одна из которых продолжала кровоточить.

— Да, боже упаси, — криво улыбнулся тот подняв руки в знак капитуляции. — Твоя? — кивнул он головой, указывая на меня. Андрей напрягся.

— Есть какие-то проблемы? — огрызнулась я. Похоже, придется накладывать швы, а для этого нужно ехать в травм пункт. Общаться с этим мужиком желания вообще никакого не было.

— Нет, просто буду знать.

— Барышникова Божена Алексеевна, — представилась я, а он, кажется, опешил.

— Барышникова? Алексеевна? — проговорил тихо, сопоставляя два и два. — Это на лечение, ребятки, — улыбка сползла с его лица, но на шкафчике оказалась пачка стодолларовых купюр. А тут не меньше десятки. Что за хрень вообще творится вокруг? Я словно в другую вселенную попала. Но мои мысли остались при мне, а мужчина ретировался.

— Игорь, забери, — кивнул Разумовский на деньги, сжимая челюсти, играя желваками на скулах. Злой, недовольный. По-моему, будь его воля, он Горину, а это был именно он, давно бы оформил направление в больничку. Только сейчас туда нужно ехать нам.

— Это много, Дикий.

— Я не для этого сегодня сюда пришёл.

Через полчаса мы покидали здание, взявшись за руки, в твердой уверенности, что больше сюда не вернёмся. А если бы оно ещё взрывалось за спиной, выглядело бы все, как эпичный боевик. На мне была куртка Андрея, потому что я снова не подумала о верхней одежде. Я не была уверена, что после боя Разумовский сможет вести байк, поэтому неподалеку была припаркована моя машина. Я с трудом уговорила его отправиться в больницу, чтобы заштопали рассечение. Придумали легенду, даже деньги приготовили, чтобы врач не вызывал полицию.

— Завтра поеду домой и соберу вещи, — говорила я вышагивая чуть-чуть впереди, настроение, несмотря на пережитый стресс, было приподнятое. Но вдруг его тяжелые шаги перестали шуршать за спиной. Сердце пропускает удар, прежде чем я решаю повернуть голову. Разумовский безжизненной массой лежит на асфальте, глаза его закрыты, а лицо в свете уличного фонаря кажется мертвенно бледным. Паника начинает наполнять все внутренности, словно вирус, который пробирается потихоньку своими лапками в организм.

— Андрей, взвываю, но голос звучит как в тумане. — Андрюшенька!

Вот я уже сижу на асфальте вместе с ним, пытаясь привести бесчувственное тело в сознание. Но попытка оказывается безуспешной. Только потом понимаю, что нужна квалифицированная помощь. 103. Три цифры мне удается набрать с трудом, потому что трясущиеся руки не попадают по дисплею телефона.

— Я уже вызвал скорую, — раздаётся над головой мужской басистый голос охранника клуба.

Минуты тянулись долгим вязким веществом, которое имело вкус горечи и запах железа в крови. Нашатырь не помог привести Андрея в сознание, но успокаивало, что под кожей на горле угадывался слабый пульс. Я всё время проверяла, чтобы эта кривая не оборвалась. «Живи, милый, только живи!» — повторяла я шепотом, как священную мантру. А когда приехали врачи, меня кажется, не смогли от него отцепить, поэтому в НИИ я поехала вместе с ним.

Почему-то казалось, что все это происходило не со мной. И так хотелось превратить явь в кошмарный сон. Он не может меня покинуть. Не может.

В реанимационный блок, куда покатили Андрея, мне попасть не дали, оттеснив и оставил в большом холле.

— Не волнуйся, девочка, им займется доктор Порошин, — усадили меня на диван тёплые женские руки, придавив плечи.

— А кто он? — эта фамилия мне ни о чём не говорила, но деваться было некуда, лишь уповать на бедного доктора.

— Он лучший!

Сидеть на месте не представлялось возможности, не могла просто, поэтому пришлось выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Надо было ещё как-то решится позвонить его родным.

— Полина? — узнала я спину своей одноклассницы.

— Привет! Ты как здесь? — удивилась девушка, сжимая в пальцах сигарету. Не замечала за ней такого в школе. Томина у нас наоборот всегда была слишком правильной и домашней, хотя и прошло много времени.

— Я даже не знаю, как объяснить. Дай сигарету.

— Поверь, не поможет, поэтому лучше не начинай. Кто-то из родных?

— Да, жених. В реанимацию повезли. Сказали, что Порошин будет им заниматься.

— Он хороший врач, не волнуйся. Давай, я узнаю как там дела и сообщу тебе.

— Хорошо, — замахала я слишком интенсивно головой. — А я пока сообщу его маме.

А как, если у меня нет ни одного номера? И как сообщать, если у женщины больное сердце? Тяжело вздыхаю и набираю Петровича. Это будет пиздец.

Ночь была долгой. Тем более, когда напротив сидели рыдающие женщины. Вот и познакомились!

— Мам, мы его не похоронили, — успокаивала Надежду Петровну сестра Андрея.

— Почему он ничего не сказал? Почему Вы, — она обратилась ко мне, — ничего не сказали?

— Мам, а Божена тут при чем? Андрей взрослый мужчина, не перекидывай все на девушку.

Хуже всего прочего Полина сообщила, что Андрей в коме, а перед этим у него останавливалось сердце. Но врачи смогли его реанимировать. А уже утром к нам вышел врач, тот самый хороший. Дяденька вроде не высокий, к тому же ушастый, но почему-то он вселял доверие. Правда выводы были неутешительные: «Ищите деньги! Ищите клинику за границей!» А на вопрос «Почему?» он ответил, что в России такого оборудования нет, поэтому эти операции проводят в Германии.

— И сколько это будет стоить? — поинтересовалась я. — Честно, заграничных расценок не знаю. Но если это нормальная клиника, то сама операция будет дешевле, нежели реабилитация. В общем, это обойдется миллионов десять нашими, может меньше, но это ориентир. Но никто вам не даст гарантии, что его тело будет нормально функционировать. Я не буду тратить вас медицинскими терминами, но повреждённый головной мозг ничего хорошего дать не может.

В уме я сразу начала просчитывать то, сколько будет стоить операция, когда Надежда Петровна осела на диванчик и снова начала выть белугой. Что ты натворил, Андрюша?