— Лестница как была скользкой, так и остаётся, — проворчала я. — Неужели нельзя наложить какое-нибудь плетение против оледенения?
— Раз пани Мёдвиг не распоряжается насчёт этого, значит, нет, — откликнулся Стефан.
Замок представлял из себя голову ушастого филина. В клюве он сжимал массивное кольцо. Когда Штейн прикоснулся к нему, кольцо загорелось мягким синим светом, внутри щёлкнуло и дверь плавно распахнулась.
— После вас, панна, — учтиво сказал Стефан, отходя в сторону.
Я шагнула вперёд — и прошлое поглотило меня.
Странное это чувство — снова оказаться там, куда и не думала возвращаться. Двери Совятника, которые, казалось, навечно захлопнулись за спиной после получения диплома, вновь приоткрылись, выпуская наружу неумолимо вихрящиеся воспоминания.
Знакомый до последней чугунной завитушки на перилах интерьер оглушал узнаванием и ошарашивал налётом непривычности. Словно всё было одновременно и родным, и чужим.
Словно я пыталась влезть в старое платье, найденное в сундуке на чердаке.
Огромный холл с величественной мраморной лестницей, устланной толстым ковром, глушившим шаги. Потолок, уходящий резко ввысь. Длинные скамьи вдоль стен. Студенты и преподаватели, то неторопливо прогуливающиеся, то нетерпеливо снующие вверх-вниз по лестнице, то сидящие, уткнувшись в конспекты. Куда бы взгляд не упал, там рисовалась привычная картина: молодой колдун или ведьмочка, плетущиеся за преподавателем и клянчащие то зачёт, то пересдачу, то допуск к экзамену.
И над всем этим безмолвно наблюдает Кахут. Великая Кахут. Трёхглазая Кахут.
Я подняла голову и отчётеным движением сложила ладони перед собой, легонько подув на средние пальцы{?}[знак наивысшего почтения].
Говорят, что гигантскую голову Кахут, нависающую над холлом, изготовили из железного дерева едва ли не раньше, чем был заложен первый камень Школы. В обязанность школьного сторожа вменялось ежемесячно тщательно чистить её от пыли и натирать глаза совы до блеска. Делалось это обязательно вручную: любое магическое плетение или формула впитывались в изваяние и исчезали без следа.
Я заглянула в глаза Кахут и ощутила священный трепет и тихую радость. Как и всегда.
Три глаза. Три факультета Школы.
Синий — целители. Повелители жизни и смерти, хранители Созидания.
Жёлтый — алхимики. Создатели новых форм и творцы прогресса. Адепты Знания.
Красный — боевые маги. Стражи благополучия и спокойствия, неутомимые борцы с тёмным началом магии и его созданиями. Верные носители Разрушения.
— Вы так увлеклись воспоминаниями, что и шагу дальше ступить не можете? — раздался над ухом голос Штейна.
Я не стала оборачиваться и спокойно ответила:
— Можно подумать, на вас не нахлынула ностальгия, когда сюда вернулись преподавать.
— Не нахлынула, — невозмутимо произнёс Стефан, — я обучался в другой Школе. Возможно, когда-нибудь расскажу вам о ней. Давайте не будем задерживаться на пороге, панна Мёдвиг. Госпожа директор ждёт нас.
Я уже видела, какую реакцию у студентов вызывает появление Штейна, и совершенно не удивилась всплеску самых разнообразных эмоций, захлестнувших учащихся Совятника при нашем появлении.
Молодые колдуны бледнели, зеленели и судорожно прижимали к груди конспекты, словно пытаясь защититься от неизбежного. Ведьмочки краснели, устремляли глаза в пол, с хихиканьем подталкивали друг друга или пытались прикрыть пунцовые щёки волосами. Поддавшись внезапному хулиганскому порыву, я взяла магистра под руку и лучезарно улыбнулась, словно по уши влюблённая девица, гипнотизируя Штайна широко распахнутыми глазами и отчаянно хлопая ресницами. Стефан и бровью не повёл, зато на лицах студенток начало проявляться что-то нехорошее.
Дорогу нам преградила одна, худенькая и рыжеволосая, отчаянно похожая на лисичку. Её руки тряслись, а глаза подозрительно блестели.
— Магистр Штайн, — сдавленным тонким голоском обратилась она, — когда я могу снова прийти к вам на пересдачу?
Стефан остановился, глядя на неё свысока. Я послушно замерла рядом, с любопытством прислушиваясь к разговору.
— Панна Риваль, — подчёркнуто вежливо обратился Штейн к ней, — если память мне не изменяет, вы три раза пытались сдать зачёт. Или же я ошибаюсь?
— Всё верно, — губы «лисички» дрожали. — Но… Поймите…
— О каком непреложном правиле я говорил на самой первой лекции? — не обращая внимания на её слова, продолжил Стефан.
Панна Риваль опустила голову.
— Вы допускаете только три пересдачи, — выдавила она еле слышно.
— И что непонятного в этих словах? — холодно осведомился Штейн. — Просветите меня, будьте так любезны.
— Всё понятно, — юная ведьмочка кусала губы. — Но… Вы поймите… Я и так на грани отчисления… Мне нужно сдать все долги до послезавтра, иначе меня выгонят!
— Раньше думать надо было, а не прогуливать лекции, — отрезал Стефан.
— Я подрабатывала подавальщицей в трактире! — выкрикнула Панна Риваль. — Мне деньги нужны! Я снимаю комнату в Гнездовицах, сама приехала издалека и…
— Расскажете это эйнхерию{?}[оживший мертвец, который сохранил душу и воспоминания, бывшие у него при жизни. Одна из самых опасных и сильных разновидностей нежити], который однажды кинется на вас, — пожал плечами Штайн, — или болотному корчуху{?}[ид йорму, хозяин топей. Настоящий облик неизвестен. Может превращаться в водяную змею, укус которой усыпляет человека. Тогда корчух утаскивает свою жертву в логово под корягами гнилых деревьев.], напавшему на деревню. У её жителей останется последняя надежда на вас, а вы что им скажете? «Извините, я подрабатывала подавальщицей и не слушала лекции по боевой магии, потому что мне деньги были нужны! Войдите в положение!» Так? Отвечайте!
В его голосе прорезалась ледяная ярость. Мне стало искренне жаль незнакомую студентку.
— Я… — всхлипнула она, вытирая рукавом глаза.
— Ступайте к директору, — процедил Стефан, — возможно, она что-то посоветует. Я больше у вас ничего не приму. Ваши долги — это исключительно ваши проблемы. Учитесь их решать!
Ведьмочка разрыдалась и кинулась прочь. Я проводила её сочувственным взглядом и вздохнула:
— Сурово вы с ней.
— По-другому с ними нельзя, — сухо ответил Штейн, — скоро вы и сами это поймёте. Чтобы не сдать мой предмет с четырёх попыток, надо быть непроходимо тупым, а таким не место в Школе Ведовства. В трактире — другое дело.
Он повернулся ко мне и нахмурился:
— С вами всё в порядке?
— А… — я сообразила, что всё ещё таращусь на него с приклеенной улыбкой, от которой уже начинает сводить лицевые мышцы. Тряхнула головой, прогоняя глупое выражение лица, и убрала руку с локтя Стефана. — Простите.
Бровь Штайна едва уловимо дрогнула. Он промолчал.
Мы распрощались у маминого кабинета. Стефан сдержанно пожелал мне удачи в работе и удалился. Постояла немного, переминаясь с ноги на ногу, поизучала узоры в виде неизменных сов и филинов на ковре и дверях. Такое часто случалось: перед ответственным или мало-мальски значимым событием я отчаянно оттягивала решающий момент, словно надеясь в последнюю секунду увильнуть в сторону.
Наконец, резко выдохнув, подняла руку и постучала.
Дверь мигом распахнулась, словно только того и ждала.
Мама величественно восседала за столом из красного дерева, инкрустированным малахитом. Она осталась верна себе: на нём царил идеальный порядок и чистота, словно малейшие пылинки в ужасе спасались бегством, стоило им только коснуться столешницы.
Как только я появилась в кабинете, Белая Сова медленно сняла изящные очки, сложила руки перед собой и сдержанно улыбнулась мне.
— Рада тебя видеть в наших стенах, Агнесса.
Очки покачивались на дужке в такт её дыханию.
Я осторожно прошла и опустилась на краешек кресла, боясь споткнуться или задеть одну из кадок с мамиными любимыми азалиями. Как всегда в присутствии матери особо остро ощущала собственную неуклюжесть, а руки и ноги казались несоразмерно большими.
