Стефан выглядел так, словно я со всей силы окунула его головой в снег. Я тяжело дышала, чувствуя его смятение, и это ещё больше придавало мне сил. Инь стоял рядом в полнейшем молчании и явно боялся встревать в нашу перепалку.

Рука болела всё сильнее.

Штайн поднял выше горящий пурпуром шар, полностью сформировавшийся в его руках.

– Довольно с меня этих глупостей, – процедил он, – я терплю их с первого момента нашей с вами встречи! Сейчас вы подойдёте ко мне, и мы с вами отправимся обратно в Школу. Так и быть, я забуду обо всём, что вы мне тут наговорили, а вы прекратите общение со всякими проходимцами.

– Вот ещё! – фыркнула я, – никуда я с вами не пойду. Ещё непонятно, куда вы меня затащите!

– Тогда мне придётся вас заставить, – неожиданно тихо сказал Штайн, и это прозвучало в десять раз более устрашающе.

Он сделал шаг по направлению ко мне, и я невольно попятилась.

– Разве вы плохо слышите, добрый пан? – вдруг услышала я голос Иня, и в нём не было ни капли веселья, – панна Мёдвиг ясно сказала, что никуда с вами не пойдёт.

Стефан даже не удостоил его взглядом. Только раздражённо процедил сквозь зубы:

– Я не слушаю всяких проходимцев. Не знаю, кто вы и что именно вам нужно, но советую вам сейчас же убраться отсюда подальше и навсегда забыть имя панны Мёдвиг.

Всю злость как рукой сняло. Мне стало безумно страшно за друга.

– Инь… – прошептала я.

Но Ингвар не слушал – или не слышал меня. Он коротко выдохнул, словно набираясь сил, и за пару стремительных шагов оказался прямо перед Штайном, невозмутимо взглянув прямо ему в глаза.

– Что же вы мне сделаете, добрый пан? – вкрадчиво поинтересовался он. Я замерла, в ужасе наблюдая за ними.

– Ты сам напросился, – прошипел Стефан, – придётся убрать тебя с дороги.

Он одним махом скомкал шар, который словно впитался в его ладони, и резко развёл руки так, будто желая по-дружески похлопать Иня по плечу.

– Инь, беги! – взмолилась я, но мой друг даже не обернулся.

Дальше всё происходящее превратилось в какой-то страшный сон.

На кончиках пальцев Стефана загорелись нехорошие ярко-синие огоньки, протянувшиеся нитями друг к другу. Это плетение я узнала. “Паучья сеть”! Очень опасная штука! Стоит Иню только дотронуться до неё, как он окажется накрепко спелёнут этими нитями, а дальше я не знаю, что Штайну взбредёт в голову с ним сделать!

Но на Ингвара это словно не произвело никакого впечатления. Он подождал ещё секунду, пока нити плетения окрепнут, а потом просто резко взмахнул рукой, обрывая их.

Всё замерло. Я глядела на это во все глаза, отказываясь понимать, что происходит.

Стефан, не менее ошарашенный, уставился на свои руки, потом – на Иня, спокойно наблюдающего за ним, сделал пару шагов в сторону, словно пытаясь обогнуть его, и, пошатнувшись, безжизненно рухнул на снег.

Я хотела вскрикнуть, но голоса не было. Ноги сковал ледяной ужас, а боль из левой руки начала заливать всё тело.

Мне оставалось только стоять и молча наблюдать, как Ингвар поворачивается и подходит ко мне. Берёт за подбородок и заставляет поднять голову, чтобы заглянуть в глаза.

– Что ты делаешь? – слабо шепчу я. Ингвар качает головой и с непонятной грустью отвечает:

– То, что должен был сделать раньше. Прости меня, Агнешка. Зря ты не послушала Стефана Штайна. Он был полностью прав насчёт меня.

И наклоняется ко мне.

На глаза падаёт непроницаемая тьма, в которой извиваются, прорастая, ярко-синие лозы. На них распускаются невиданные зловещие цветы, тянущие ко мне острые шипы.

А потом я отчетливо чувствую на губах поцелуй, но так и не успеваю толком ничего осознать. Лозы обвивают тело и затягивают меня во тьму.

***

Сон был вязкий, тягучий, полный странных видений. Вокруг клокотала тьма, плохо разгоняемая беспорядочными белесовато-жёлтыми отблесками. В них кривлялись и плясали тени, безумно хохочущие, пытающиеся дотянуться до меня длинными когтями. Хлопали чёрные крылья. И нёсся, нёсся из глубин стук, сухой и дробный, будто тысячи скелетов висят на узловатых ветвях и мерно раскачиваются, натыкаясь друг на друг. Хоть ветра никакого и нет.

Если попытаться не обращать внимания не суматошную пляску теней, среди всполохов можно различить очертания циклопической громадины, высящейся где-то там, вдалеке. С той стороны будто бы доносятся порывы ветра. Но это не настоящий ветер, он веет затхлостью и сыростью.

Будто приподняли крышку саркофага.

Я мечусь, задыхаясь, паникуя, не понимая, где я и что происходит. Где-то далеко-далеко осталась Маришка. Между нами - бескрайняя тьма, полная заблудших душ и призраков, скелетов и бесплотных йорму. Они зочут, шепчут, стучат костями, умоляя сделать хотя бы шаг вглубь тьмы. И высится, высится громадина там, вдалеке, и название ей…

Меня пронзил разряд то ли молнии, то ли чудовищной боли, и в одно мгновение вышвырнул из сна. Я широко распахнула глаза и с хриплым криком втянула в себя воздух.

Я вспомнила всё, что случилось в гробнице Гризака. Надо обязательно рассказать всем: маме, Маришке, Штайну, Иню…

Реальность возвращалась урывками. Туман беспамятства рассеивался, обнажая стены помещения, где я находилась. И они совсем не были похожи на стены Совятника. Но они были мне ужасно знакомы. Словно я покинула их только вчера.

Увитые паутиной каменные стены. Низкий потолок, по которому с шорохом снуют чёрные тени каких-то насекомых. Я - в склепе Янжека Гризака. С моего последнего визита ничего толком не изменилось. Может, с этим и связано осенившее меня воспоминание? Только это не самая худшая на данный момент вещь.

Хуже было то, что я сидела прямо на саркофаге Гризака, кожей чувствуя каждую выщербину на камне и сочащийсяот него холод. Почему-то я замерла в очень странной позе - обхватив себя руками и подтянув колени к груди. Всё тело было опутано тугими тенетами, слабо мерцающими синим, и я – почему-то без особого удивления – признала в них “Паучью сеть”. Без особой надежды я попыталась пошевелиться и потерпела полнейшую неудачу. Даже на месте качнуться не получилось. Я мысленно выругалась, припомнив Анфилия и всех известных богов, нарочно выбрав тех, что пострашнее.

Но все ругательства разом смолкли в голове, когда я почувствовала, что сижу тут не в одиночестве. В гробнице был ещё кто-то. Стоял, прислонившись к противоположной стене, и напряжённо наблюдал за мной. В помещении было не так темно, как показалось сначала. Мрак разгоняла кристальная лампа, засунутая в углубление в стене, но но мне даже не понадобилось всматриваться в лицо наблюдающего, чтобы понять, кто это.

– Ahoj, Инь, – речь давалась мне с трудом, и пришлось собраться с силами, чтобы произнести следующую фразу, – что за анфильевщина тут творится?

Честно говоря, ещё теплилась подспудная надежда, что всё это – веселая дружеская шутка. И что сейчас Инь захохочет так, как он умеет – радостно и беззаботно – и объявит что-то, вроде «Ага, попалась! А теперь пошли в “Карась”, повеселимся!»

Только на безобидную шутку это совсем не тянуло.

Он на секунду прикрыл глаза, будто готовясь принять тяжёлое решение, и тихо сказал:

– Боюсь, что никакого Ингвара здесь нет.

Оттолкнулся от стены и подошёл ближе, оказавшись в ореоле света от лампы. Чувствуя, что начинаю постепенно свихиваться, я подняла глаза. Конечно же, это был Инь! Тот самый, который плясал со мной ганцольскую джигу и дразнил Милоша. Или же…

Всё же в нём что-то изменилось. Инь всегда держался небрежно, засунув руки в карманы и лукаво глядя на окружающий мир с весёлым прищуром и неизменной задорной ухмылкой. Теперь же он стоял, расправив плечи, с абсолютно прямой спиной, как статуя, заложив руки за спину и серьёзно глядя на меня. В его глазах плыла не понятная мне печаль.

– Заканчивай эти шуточки, – сердито сказала я, в очередной раз безуспешно попытавшись пошевелить хотя бы пальцем. Хорошо хоть, силы на разговор начали восстанавливаться, – конечно же, ты Инь, который стянул у меня кошелёк! Развяжи меня и заканчивай этот анфильев цирк.