— Серьезно?.. Александр Михайлович, ее можно было щелчком с ног сшибить. — Без тени сомнения воскликнул Славка.

— Правда, Александр Михайлович, — согласно кивая, вновь заговорила Вероника. — Ей мать однажды подзатыльник сгоряча врезала за какую-то провинность, не помню уже, так чуть ли не скорую вызывать пришлось. Вы бы видели, как она побледнела. У нее здоровья как у цыпленка. У нее что-то с сердцем… Какие там драки, на второй этаж дойти уже проблема…

— А могла она скрывать, что умеет драться? — спросил Берестов, понимая как глупо звучит после всего услышанного этот вопрос, но, понимая также, что должен задать его, исходя из минимума необходимых в подобных опросах формальностей.

Славка посмотрел на майора ФСБ как на несмышленого младенца, но, взяв себя в руки, ответил ровным голосом:

— С тех пор как Ника уехала, мы с Олей всегда вместе. В школе вместе, после школы я ее домой провожал, сдавал на руки родителям. Зачастую вместе уроки делали, засиживался допоздна. Ее никогда одну не оставляли, боялись приступа. Если одна, то никто помочь не сможет. Какие там тренировки.

— А занятия скрипкой?

— Она любила играть. Ей это сил прибавляло. Мать сама преподаватель музыки, учила ее на дому, — тихо и задумчиво произнесла Вероника, словно погрузившись в какие-то ей одной ведомые воспоминания.

— Понятно, то есть тоже никуда не ходила на занятия… Слав, а как же она оказалась в том парке, если ее не могли одну оставить, без присмотра?

— Ну не совсем, что бы ни на минуту. Она ж не припадочная какая-нибудь, — пожав плечами, ответил Славка. — Да и приступы на самом деле не так часто были. Просто подстраховывались. А мы рядом живем, через этот парк. Идти минут десять прогулочным шагом. Так что ее иногда отпускали в гости ко мне одну дойти. Она предупреждала по телефону, и я выходил встречать. Потом звонил родителям, что она пришла…

В тот день она была у меня, потом сказала, что пойдет домой. И ушла. А скрипку забыла. Я через некоторое время ей звоню — не отвечает, домой — родители говорят, что нет ее. Взял скрипку, и пошел ее искать. Прошел весь маршрут, дошел до ее дома. Вновь позвонил с мобилы. Вновь нет. Пошел обратно, думал разминулись, может ко мне вернулась за скрипкой. А по дороге встретил вас и всех остальных.

— А когда домой пришел?

— Увидел, что ее нет, позвонил. Все всполошились. Я дядьке рассказал, взяли собаку, и искать пошли. Нашли вас, принесли домой. Вы все бормотали, что Ольгу убили. Дядя сходил в парк. Вернулся — подтвердил, говорит, там милиция, оцепление. Он сказал мен… сотрудникам милиции, что ждет ребенка, который не пришел. Его провели. Он опознал Ольгу. Вот, в принципе, вся история.

— Подожди, так ты там не живешь? В той квартире, где я был?

— Нет, там живет старший брат отца. Он раньше тоже в КГБ служил. Был ранен. А мы через подъезд живем.

— И еще, в последнее время не было никаких странностей? В смысле, не вертелись ли вокруг нее какие-нибудь подозрительные личности, Новые знакомства, изменения в поведении?

— Не было, насколько мне известно, — сказала Вероника.

— Нет… Точно нет, — подумав, сказал Славка. — Разве что ее родители уезжали в командировку. Вдвоем. Это иногда бывает. Где-то раз в полгода, в год. По разному. Прошлый раз год назад были. Обычно Ольга переезжала на время отсутствия родителей к Нике, а как она уехала, то к нам, в мою комнату. Но последние два года ей стали няньку нанимать. Не совсем няньку, конечно. Она далеко не беспомощна, а просто что бы кто-то рядом находился на случай приступа.

— А почему бы не к тебе опять?

— Александр Михайлович, — второй раз за время их разговора Славка посмотрел на Берестова как на несмышленыша, не понимающего такие простые и обычные вещи. — Взрослые мы уже, что бы нас одних на ночь оставлять. По 15 лет нам. Вот ее родители и страховались. Нам-то с Ольгой все равно, а вот они переживали за что-то.

— Понятно. Говоришь, в этот раз тоже приглашали кого-то?

— Да. Их не было почти неделю, и приехали за три дня до убийства. За ней какая-то тетка присматривала.

— Какая?

— А я знаю? Это к родителям Ольги вопрос, кого они в дом пустили. Вы ведь не зря спросили про татуировку?.. Что у Ольги татуировка была?

— У той девушки, что была в день убийства в парке — да. А почему ты вспомнил про татуировку?

— В парке была действительно Ольга. Это точно. И если у нее была татуировка, то сделать ее могли только в этот раз, когда не было родителей. То есть с ведома тетки, которая за ней присматривала.

— Ты прямо сыщик.

— Не смейтесь, — вступилась за друга девушка. — Я видела ее в день отъезда родителей в командировку. Она у меня гостила. Не было у нее еще ничего.

— Я понял… Вероника, а почему ее вновь к тебе не определили? Раз уж ты в городе?

— У бабушки квартира однокомнатная, да и я собиралась уже уезжать. Потом у мамы в Москве изменился рабочий график, и она мне позвонила, чтобы я приехала позже, поэтому и задержалась…

— Да! Вот болван! — неожиданно воскликнул Славка, перебив подругу, — чуть не забыл. В тот день еще странность была. Она ушла, потому что ей на мобилу позвонили. И скрипку оставила. При всем при том, что она обычно лучше сама потеряется, чем скрипку забудет. Я подумал, что это ее родители и даже не стал звонить им, что она ушла. А на забытую скрипку внимание обратил, только когда пошел ее искать. Знать бы заранее!

— Как говорится, задним умом мы все сильны. Если бы все знали всё заранее, никто не ошибался бы. Больше ничего не вспомнишь?

— Нет.

— А ты, Вероника?

— Нет.

— Спасибо, ребята, что пришли. На самом деле вы мне очень помогли.

Вероника поднялась и, попрощавшись, направилась к двери. Славка пошел вслед за подругой. На самом пороге девушка обернулась и, серьезно посмотрев на Александра, пообещала:

— Если мы вспомним что-нибудь еще, или узнаем, то обязательно вам позвоним… Правда, Славик? — с нажимом произнесла она, обратившись к своему спутнику.

— Точно. — Поддакнул парень, глядя на Веронику преданными глазами.

Берестов понял, что если с погибшей Ольгой Славка просто дружил «как брат и сестра», то эта Ника ему серьезно нравится, несмотря на то, что девушка на год — два старше.

Отвлекшись от своих размышлений, майор увидел, что Вероника, опустив голову, стоит у порога, не торопясь уйти. Вид у нее был задумчивый и совершенно расстроенный. Наконец девушка вновь посмотрела на него и, вздохнув, спросила:

— Александр Михайлович. Вот вы взрослый человек. В такой организации служите… В вас стреляли… Это очень плохо, я согласна, но… Не обижайтесь… Это еще как-то объяснимо, это часть вашей работы. А Оля? Она причем? Она же ребенок, да еще и серьезно болела. Кому она плохо сделала? За что ее убивать?

— Не вдруг и ответишь на этот вопрос… Ника. Ничего если так?

— Ничего, меня так все друзья называют.

— Мне не хочется говорить высоких слов, но наша работа как раз в том, чтобы таких негодяев искать и спрашивать за все…

— Это понятно, что это ваша работа. Я это знаю… Я о другом. Знаете, такое впечатление, что люди, не важно юные или в годах, сейчас как желтые листья осенью. Жизнь нас несет ветром, и никто не знает, где зацепится и остановится. А может и в канаву залетит… Наверно так было в семнадцатом или в войну. Но сейчас, по идее, мир… — она с надеждой посмотрела на Александра.

— У нас всегда война, — ругая себя за косноязычие, за то, что в такой ситуации на ум не пришло ничего, кроме казенных, почти бездушных фраз, ответил Берестов. — Чем теплее отношения между странами, тем напряженнее работа их спецслужб… А вы тут причем, Ольга?.. Кто его знает? Видать сидит за кадром некто, мнящий себя кукловодом, и с детской жестокостью играется в недетские игрушки.

— С детской жестокостью? — удивилась Ника, прямо посмотрев на Александра.

— Дети не знают жестокости жизни. Не знают смерти. Это как игра в войну: «Я тебя убил!.. А я тебя!.. А я тебя вперед!»